Идущий следом

– Так вот. Кузнец продал все оружие, какое у него было. Осталась вот эта рогатина, ею только медведя или мужика с тесаком остановить, для конного боя она не годится. Все мечи продал, а они ведь были!

– Да не тяни ты!
– вдруг потребовал чем-то обиженный Косынка.

– Не тяну. Тихо! У Гавейна заваруха началась. Наши пилигримы, да еще и городская голь - они захватили свой любимый холм и вообще Холмы и держат уже неделю как. Гавейн с войском вышел в поле. Говорят, его мужики - они держатся старой веры - разозлились и восстали, требуют, чтобы он укротил еретиков, они их пастбища заняли. Сами мужики всего боятся, и герцога, и еретиков, а требуют... Кузнец продал оружие вроде бы им, оно у него все-таки не рыцарское. Он говорит, кто-то, Лот или Уриен, ему-то все равно, хочет напасть на отца. Не знаю, что делает другой сын - может быть, и с еретиками. А Броселиана, ее дочь Артес и внучка Мограуза готовят оборону города. Если у них получится, то город окружит лесная стена, и лес унесет целый город незаметно к самому Сердцу и Мира и там убережет.

– Нам надо туда!
– вскрикнул Косынка, - Отец...

– Я туда без меча и копья не пойду и вас не поведу! Это безумие.

– Подожди, брат, - начал было Сумочка, - мы и так, и так туда...

– Поздно будет! Если город уйдет...

– Погодите, парни, - сказал я, усталый и властный, - не орите, голова болит. Давайте так: до лесу час пути, там посидим, подумаем. А то здесь разбойничают. Мы же почти без оружия.

– Но у тебя лук!

– Да заткнитесь оба! Пока идем в лес!

Бертран с облегчением согласился.

***

Было решено идти к лесу и завтра уже решаться идти куда-нибудь незнакомым путем. Я отдал ему готовые носки, он влез в них и запрыгал, запритопывал.

– Как ты себя в них чувствуешь?

– Как конь с копытами.

– А я, значит, рак с клешней?

– Угу. Не шути, Мельник, и так тошно.

Близнецы срезали себе по березовой дубинке, я осмотрел лук, Бертран сел на коня. Мы прошли немного, и вдруг Бертран говорит:

– Парни, у нас же есть оборотнева шерсть! Если кого и заметят, так только Грома!

– Точно!
– осенило и меня, - А я-то совсем забыл!
– правда, забыл: очень уж страшно и постыдно она мне досталась.

– Арнаут, Гираут, она у вас?

– Ага, - Сумочка вытащил откуда-то целый колтун. Мы поделили его и проглотили по клочку, остатки припрятали каждый у себя; кое-что Бертран смог запихнуть в рот даже Грому. Шерсть тому причиною или нет, но весь остаток дня никого мы не встретили, и даже пугливые сороки не обращали на нас никакого внимания.

Листва казалась тусклой, все березы - вырезанными из мела; а прежде выглядели так, словно отлил их кто-то из молочного живого стекла. Тонкая пленка сплошных облаков собрала под собой влажную теплынь, и преследовали нас целые стаи голодного комарья. Берега Подметки во многих местах заболочены, это целый питомник кровососов, а ветра их разносят повсюду. Сегодня, в тихий день, ветер не мешал им садиться, куда захотят, пить, кого захотят. Еще не войдя в лес, мы все исчесались и щеголяли опухшими мордами. Коню было лучше, никто не запрещал ему обмахиваться длинным хвостом.

– Где-то здесь, - сказал Бертран, куда-то вглядываясь, - будет одно прибежище покойного короля.

Тропы видно не было - просто сначала сосновая поросль-лабиринт, а потом старый смешанный лес.

– Откуда ты знаешь?

– Оно притягивает.

– А где тропа?

– Зеленый Король делал их незаметными. Наверное, начинается уже в лесу.

Братья не верили; мне было почти все равно. Тропа все не начиналась, комары постепенно отставали. Этого никогда не бывало раньше - но теперь следовало смотреть в оба, нет ли где растяжки или капкана. Одну мы нашли и сняли. Потом показалась высокая засека, обращенная кольями в лес. Строили ее недавно: набросали друг на друга упавшие стволы, кое-где понатыкали кольев. Может быть, напрягли самострел-другой, но свежих следов мы не увидели. Если самострелы не проверять, тетива истлеет, стрелы сорвутся - либо уже сорвались, либо выстрелят прямо в нас, как повезет - но это случится на другой стороне заброшенной кучи бурелома.

Края засеки терялись в кустах, ее долго пришлось обходить. Мы продирались сквозь заросли. а Бертран старался провести коня по чуть более чистому месту. На той стороне кусты почти исчезли, и никаких самострелов мы не нашли.

– Не понимаю, - бормотал Бертран, обводя коня мимо большой поваленной ели, - почему одна и та же вещь в разное время и разных местах стоит по-разному. Вот сколько стоит рогатина? Сколько стоили мои сапоги? Цена - это свойство, вроде веса, ее нельзя менять...

– Почему это нельзя?
– ответил уставший Сумочка, - Очень даже можно. И нужно. Мы, купечество, делаем состояния из ничего, просто из разницы в стоимости. А вот вам для этого надо грабить и воевать. Мужикам надо работать.

– Да!
– заявил вдруг Косынка, - Настанет время, когда купцы будут важнее рыцарей и даже королей!

– Эк занесло тебя пророчить!
– оборвал его я, - Мы, похоже, на месте.

Место это было вырубкой. Она недавно пышно заросла малиной и крапивой, но было видно, что скоро эта сырая жгучая поросль кончится. И верно, мы вышли на полянку, поначалу как засеянную клевером, а дальше затянутую молодой земляникой. В центре стоял небольшой деревянный домик, а поодаль сидели собаки, очень похожие на пегих волков, смотрели на нас, но не подавали голоса. Собачья стая не возражала, когда мы вошли в этот дом.

Я разжег открытый очаг - кое-какие дровишки еще оставались в комнате - и постарался напустить побольше дыма, выкурить насекомых. Пока дымило, Бертран приводил в порядок и спутывал Грома, а Арнаут с Гираутом пошли поискать воды. Я же собрал хворосту.

***

Потом мы продолжили тот разговор, что разбудил Собирателя Плоти. Косынка возвращается и говорит:

– Цена правда не может быть фиксированной, иначе ничего на ней не нарастет. А деньги в самом деле надо делать из ничего.

– Много ты их наделал?
– возразил я, - Ты, дорогуша, кучу золота в ничто обратил.

Надоел мне этот разговор, да и при Бертране он уже мог быть опасным.

– И ты тоже, и ты тоже, - покачивал Косынка круглой головой.

Он всегда так - становился непроницаемо-наивным, и не знаешь, хочет ли он тебя обидеть или нет? Однако вспоминать о моем бывшем золоте я бы сам при Бертране не стал.

А Бертран, вроде бы не слушая нас, простолюдинов, всех усадил и приказал:

– Решим, парни, кто теперь куда пойдет!

Первым начал я:

– Я, - еще до изгнания Дунканом я стал жить как во сне, уснул окончательно после убийства нашего дурачка, а теперь вот вроде бы очнулся, - я пойду... Не знаю, как вы, а я выйду к заливу и поклонюсь небесному свету - благодаря ему я убил оборотня, а не мальчишку. А в ночь Огня и Воды... Я иду туда!

– Ты чего злишься?
– говорит Сумочка, - Все в порядке.

– Да я не злюсь...

Косынка продолжает:

– Нам надо за реку! Там отец...

– Нет, - повелевает Бертран, - туда я вас не поведу.