Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Благодарю вас, вы очень добры ко мне… — вновь смутилась Эвелина.
— Скажите, панна, тот, кого вы любите, знает о ваших чувствах к нему? — осмелился шляхтич задать вопрос княжне.
— Знает и любит меня в ответ, — грустно улыбнулась Эва. — От него давно нет вестей, но сердце мне подсказывает, что он жив. Видно что-то мешает ему известить меня о своих делах. Он достойный человек и, зная, что я жду его, никогда бы не стал испытывать мое терпение…
— Охотно вам верю, — кивнул головой рыцарь, — недостойного человека вы просто не смогли
— Потому что он — вассал Великого Московского Князя, — вздохнула Эвелина. — И Государь, и Государыня против нашего союза. Они прилагают все усилия, чтобы разлучить меня с Дмитрием.
Я испросила у Королевы разрешения побывать в Самборе, надеясь, что проживающий в крепости мой друг Флориан знает о его судьбе. По долгу службы он часто ездит на Москву. Может, ему удастся разузнать правду о моем любимом?..
Если бы Государыня знала, с какой целью я направляюсь в Самбор, она бы меня ни за что туда не отпустила. Так что, вольно или невольно, вы теперь посвящены, в мою тайну!
— Что ж, вельможная панна, я разумею вас, — понимающе кивнул девушке Ольгерд, — и обещаю хранить поведанную вами тайну, как хранил бы ее ваш друг!
Пусть вас не смущают мои чувства. Впредь я не дам повода упрекнуть меня в бестактном упоминании о них. Господь посылает мне разные испытания. Что ж! Теперь среди них будет испытание неразделенным чувством…
— О каких испытаниях вы говорите? — полюбопытствовала Эвелина.
— Они преследуют меня давно… — по лицу шляхтича пробежала улыбка, в коей насмешливость странно переплеталась с болью. — Но я не ропщу. Каждый из нас выбирает собственный путь и отвечает за свои грехи!
— За какой же грех вы платите? — не смогла удержаться от вопроса княжна. — Я редко встречала людей, обладающих вашей способностью к состраданию. Чем вы могли прогневить Господа?
— Поверьте, я тоже не безгрешен. Спаситель как-то сказал, что человек, взирающий на женщину с вожделением, в мыслях уже был с ней. Иначе говоря, согрешил в глазах Божьих…
И я поддался греху, но помышляя не о любви. Мне было суждено родиться младшим сыном, а это значило, что титул отца и его земли должен был унаследовать мой старший брат.
Все, что мне оставалось, — это идти в услужение к какому-нибудь магнату и до конца дней прозябать в оруженосцах. Но еще хуже было другое.
Брат, коему и так несказанно повезло, с детства издевался над моей будущностью, не упуская случая сравнить меня с холопом или собакой, приносящей в зубах хозяйские сапоги.
Я бросался в драку, но получал отпор и уходил ни с чем, отплевываясь кровью. Правда, когда я вырос, спеси у братца поубавилось, тем паче, что в воинских искусствах я не только догнал его, но и порядком обошел.
Однако это ничего не меняло. Ему светили рыцарская цепь и шпоры, меня же ждала роль вечного слуги, подъедающего с чужого стола объедки. От такой участи многие мои сверстники, младшие сыновья мелкой шляхты, уходят в леса, чтобы разбойничать на большой дороге.
Но я бы не смог мстить миру за его несправедливость, творя зло собственными руками. Мне было проще смириться с незавидным положением сокольничьего или оруженосца…
Я
бы покинул отцовский замок, не наломав дров, но мой брат опять все испортил. Накануне его посвящения в рыцари он вновь стал глумиться надо мной, на сей раз сравнивая меня с золотарем.В тот миг я не сдержал ярости и, бросившись на грубияна, сшиб его с ног. Я уже хотел обрушить кулак на самодовольную рожу негодяя, но что-то помешало мне исполнить свой приговор.
Сколь отвратителен ни был мне брат, родственное чувство не умерло в моей душе окончательно, и рука опустилась, так и не нанеся удара.
Воспользовавшись сей заминкой, слуги ринулись на меня вшестером и оттащили от брата. Другой на его месте оценил бы мой добрый жест, но человек, коему выпало родиться предо мной, был не таков…
С брезгливой ухмылкой он назвал меня ничтожеством, не способным на мужской поступок. Эти слова стали последней каплей, переполнившей мою чашу терпения.
В сердцах я проклял его, пожелав своему мучителю упасть с коня и сломать шею. Едва ли я мог помыслить, что мое проклятие сбудется…
Но случилось то, что случилось. Спустя пару дней братец отправился на охоту, конь под ним споткнулся, и он, полетев кубарем, насмерть разбил голову.
В тот же день для меня все чудесным образом переменилось. Став законным наследником своего рода, я обрел не только рыцарское звание и фамильные земли, но также место моего брата в войске и при дворе.
Однако память о том, какой ценой досталось мне все это, отравляла мою радость. К тому же, я не мог понять, кто исполнил проклятие: сжалившийся надо мной Господь или тот, кто раздает титулы и земли, чтобы потом завладеть человеческой душой.
Ни один священник из тех, к кому я обращался за разъяснениями, не смог ответить на сей вопрос. И тогда я решил: если Господу было угодно возвести меня в рыцарское достоинство, я сделаю все, чтобы не разочаровать его в себе.
Если же золотые цепь и шпоры мне подсунул Враг Рода Людского с тем, чтобы поработить мою душу, я не поддамся на его соблазн.
Не стану таким, как мой брат, как все те, в чьих сердцах нет сострадания к ближнему, обделенному судьбой…
— Вам, верно, нелегко живется с такой ношей в сердце… — печально произнесла Эвелина, коей душа ее спутника открылась с нежданной стороны.
— Нелегко? — переспросил ее Ольгерд. — Да нет, моя госпожа, мне на свою судьбу грех жаловаться! Помните, когда мы проезжали одну деревеньку, навстречу нам из кустов выполз безногий калека?
Вот уж кому и впрямь нелегко живется! В сравнении с его муками мои страдания — слезы ребенка, не получившего от родителей на праздник сахарный леденец!
— Именно потому вы дали несчасному серебряную монету? — спросила шляхтича Эвелина.
— Так же, как и вы! — улыбнулся он в ответ. — Вам тоже не чуждо милосердие. Но, боюсь, подобными мерами не сможем изменить к лучшему свет.
Тому бедняку не хватит надолго поданной нами милостыни, даже если у него не отнимут ее другие бродяги. Нет, нужно свершить что-нибудь истинно важное, чтобы в мире стало меньше горя и слез…
— Что же, например? — с интересом взглянула на него Эвелина.