Идя сквозь огонь

— Для начала собрать всех, кто мыслит так же, как я, и объединить их в общину, где каждый получит равные с другими права и свободы. Где сильный не будет угнетать слабого, а созданные трудом блага послужат всеобщему счастью и любви!

— И вы верите, что это возможно?

— Господь Иисус завещал своей пастве так жить. Он считал сие возможным. Кто я такой, чтобы сомневаться в его словах?

— И кем вы видите себя в общине равных возможностей, крестьянином или лесорубом? — с души Эвы спала пелена отчуждения, и она вдруг ощутила легкость в сердце. — Мне это, правда, любопытно!

— Крестьянина из меня уже не сделать, — смущенно улыбнулся молодой рыцарь, — а лесоруб, пожалуй, может выйти! Но мне не обязательно бросать военное ремесло. Едва ли у нас все пойдет гладко.

Наверняка найдутся силы, коим такая община будет не по сердцу, и они непременно захотят развеять по ветру наши труды. Так что моим воинским навыкам должно найтись применение!

— Знаете, я мыслю, что у вас все выйдет! — заверила шляхтича Эвелина. — Не знаю, отчего, но мне так кажется! Может, потому, что я сама хочу этого?

— Тогда помолитесь за мою удачу! — впервые за день широко улыбнулся Ольгерд. — Мольба такой чистой и невинной души, как ваша, непременно принесет мне успех!

* * *

Всю дорогу от Краковского замка до берегов лесного озера, где остановилась на привал княжна со свитой, Ловчий думал, как исполнить повеление княжича. Наследник Магната ему наказал похитить Эвелину и тайно доставить в фамильный замок Радзивилов.

Исполнить сие было непросто. Дочь Корибута сопровождал отряд из восьми вооруженных до зубов жолнежей, двух камеристок и рыцаря, не сводившего с нее глаз.

Женщин посланник Владислава сразу же сбросил со счетов, а вот солдаты охраны представляли серьезное препятствие для осуществления замыслов похитителя.

Еще больше раздражал Ловчего рыцарь, возглавляющий отряд. Его бдительность не оставляла шансов лазутчику подобраться к княжне, зажать ей рот и утащить, в чащобу.

Если бы свита Эвелины остановилась, в каком-нибудь гостинном дворе, Ловчий бы нашел способ проникнуть на кухню и влить в питье жолнежей сонное зелье.

Но дорога отряда пролегала по местности, где подобные заведения встречались крайне редко, и воины свиты питались лишь из собственных запасов, недоступных для шпиона. Все, что ему оставалось, — это следовать за отрядом, ожидая, когда Ольгерд и его подчиненные допустят роковую оплошность.

Однако чаяниям похитителя не суждено было сбыться. Жолнежи не оставляли девушку ни на миг без присмотра, к великой досаде охотника за людьми. К тому же, с каждой пройденной лигой отряд приближался к Самборской твердыне, оставляя шпиону все меньше возможностей исполнить задуманное.

Весь день он скрытно следовал за свитой княжны, изыскивая малейший способ приблизиться к ней. Если бы нанимателю была нужна ее смерть, Ловчий, не мудрствуя, прибегнул бы к луку и стрелам, позволявшим разить недругов издалека. Но Владислав велел привести девушку в свой замок живьем. Лишь за целую и невредимую княжну он обещал охотнику кошель золотых монет…

Этот привал в лесу должен был стать последним. К вечеру отряду предстояло выйти на открытую местность, где Ловчему было сложнее тайно идти за ним.

Наблюдая из зарослей на берегу озера за расположившимися на отдых жолнежами, Ловчий прикидывал, каким способом лучше отвлечь их от княжны. Он знал: Небо посылает ему последний шанс обрести желанные злотые, и боялся его упустить…

Хруст сухой ветки под сапогом заставил охотника вжаться в землю. Мимо него к месту привала крались какие-то люди, до поры старавшиеся не выдавать своего присутствия.

Осторожно приподняв голову, Ловчий увидал их. Совсем рядом прошли два молодца с луками наизготовку, судя по наряду, явно принадлежащие к разбойничьему братству.

Попадаться им на глаза не входило в планы охотника. Он чуял, что вожделенная добыча ускользает из рук, но сделать ничего не мог. Как бы ни были ему дороги обещанные княжичем червонцы, рисковать ради них жизнью похититель не собирался.

Лежа в засаде, он исчислял татей, коих было не меньше двух десятков. Встречными потоками они обходили озеро, чтобы соединиться за спинами солдат, отрезав их от спасительного выхода из котловины. Пришельцы явно готовились напасть на свиту княжны, и Ловчий затаился в кустах, ожидая развязки событий.

Она не замедлила последовать. Прежде чем похититель успел досчитать до двадцати, на головы жолнежей обрушились стрелы.

Глава 29

Ветер пел в туго надутых парусах. Флагманская шхуна, на которой шел Харальд, уверенно удалялась от Голого острова. Время безделия для наемников закончилось, и теперь им предстояло браться за труды, на которые их подрядил неутомимый Бродериксен.

Оглянувшись с кормы, датчанин увидел тяжелые, крутобокие коги, покорно следующие за судном своего предводителя. Доверху набитые татями, они глубоко зарывались в волны, и, глядя на их низкую осадку, Магнуссен подумал, что провести корабли над подводными грядами рифов у Литовского побережия будет непросто.

Рядом стоял Ларс, с наслажением вдыхая соленый воздух. То ли он радовался морской прогулке, то ли предвкушал победы в грядущих битвах, но на губах его играла блаженная улыбка.

Харальд не был ханжой, и в его зачерствевшей душе редко пробуждалось сострадание к недругам, но люди, улыбающиеся при мыслях о войне, были ему неприятны.

Датчанину самому не раз приходилось обагрять меч кровью, но радости от убийства он не испытывал. Претило ему также наслаждение рассказами о минувших сражениях.

То, что другие мнили геройством, для него было лишь печальной необходимостью, воспоминаниями о которой он не желал делиться с посторонними. И, тем более, с самодовольным молодым шведом, пытавшимся не мытьем, так катанием выведать у Магнуссена правду о его прошлом.

Интерес Ларса был вполне обоснован. То, что поведал ему о бывшем пирате Бродериксен, никак не вязалось с его личными наблюдениями. С виду Харальд не был похож на грозного бойца, да и в глазах его отнюдь не сверкал воинственный огонь.

Шведу было трудно представить, что этот сутулый человек с потухшим взором когда-то являл чудеса ловкости и силы. Но если он и впрямь некогда мог свершать подвиги, о коих повествовал Ральф, в нем должна была остаться хотя бы толика былых умений.

Притворщик, до поры скрывающий ее под маской серости и хромоты, был вдвойне опасен, и это побуждало Ларса быть осторожным. Чтобы предугадать грядущие поступки подчиненного, нобиль должен был знать историю его жизни.

Однако скупые сведения о датчанине, полученные Ларсом от друга, не удовлетворили его пытливый ум. Шведу вспомнился последний разговор с Бродериксеном до его отплытия на большую землю.