Иероглиф «Измена»
Шрифт:
Тело Фэйянь обмякло и упало на стол. А перед Крылатой Цэнфэн возник прекрасный юноша, принц Наисветлейший.
— Никто не отнимет у меня мою возлюбленную, — сказал мертвым голосом Наисветлейший. — Никто и никогда!
— Остановись, неупокоенный дух, — произнесла Цэнфэн заклинание. — Забудь о прошлом своем и отринь земные мечты. Это вовсе не твоя возлюбленная, принц. Ты жестоко обманут.
— Кто ты, чтобы судить об этом? — возмутился Наисветлейший.
— Я та, что дает начало и конец, — ответила Крылатая Цэнфэн. — Осмелься посмотреть мне в глаза, и все поймешь.
Призрак пристально взглянул в глаза Крылатой Цэнфэн и простонал:
— О нет мне, нет мне покоя! Ты отняла
— Тише, — потребовал Цэнфэн. — Не нужно, чтобы эдесь звучало хоть одно из моих истинных имен. Хорошо, принц. Я дарую тебе забвение. Но за это ты оставишь в покое главную душу принцессы Фэйянь.
— Согласен, — сказал принц.
И тогда Крылатая Цэнфэн, чье истинное имя было скрыто от мира, даровала принцу Наисветлейшему вечный покой. Он стал воздухом и ветром и навсегда забыл о своей возлюбленной, ибо ветер не помнит привязанностей.
…А на столе под стеклянным колпаком открыла глаза и ровно задышала принцесса Фэйянь. Крылатая Цэнфэн подошла к ней и спросила мысленно: «Как ты себя чувствуешь, принцесса?» «Крылатая Цэнфэн! Как я оказалась здесь?!» «О, принцесса, годы не изменили тебя. Любопытство в тебе сильнее вежливости».
Цэнфэн чуть улыбнулась и сказала вслух:
— С возвращением в мир живых, принцесса. Душа твоя вернулась в тело. Полежи пока на алтаре врачевания и приведи в гармонию все свои чувства и мысли. А потом наступит время для вопросов.
Цэнфэн провела ладонью надо лбом принцессы и та, закрыв глаза, погрузилась в целительный сон. Сколько времени длился этот сон, неизвестно, но проснулась Фэйянь оттого, что кто-то нежно лизнул ее в щеку.
Принцесса открыла глаза. Она лежала в летнем павильоне, уставленном вазами с цветами, а рядом сидел Баосюй.
— Наконец-то ты вернулась, — сказал Баосюй тихо. — Я уж думал, что навсегда потерял тебя…
— Баосюй, — прошептала принцесса, не веря своему счастью. — Я жива!
— Да. Но почему ты плачешь?
— Мне было так страшно и одиноко, Баосюй! Я помню, что душа моя скиталась, но не помню где…
— Ну и хорошо, что не помнишь, — непонятно сказал Баосюй.
Фэйянь во все глаза смотрела на него и не могла насмотреться.
— Баосюй! — воскликнула вдруг она. — У тебя глаза изменились!
— Да, попросил у Крылатой Цэнфэн вставить мне глаза позорче, — отшутился дракон. — А в придачу к глазам мне еще и крылья поменяли. Я теперь смогу летать еще выше и еще быстрее.
— Баосюй, я писала тебе письмо… Меня держали в плену…
— Письма я не получал и потому слишком поздно узнал обо всем, что произошло с тобой. Но не волнуйся, любимая, императрица Чхунхян больше никогда не пригласит тебя погостить в землях Жемчужного Завета.
— То есть…
— То есть императрицы больше нет. Возможно, Жемчужный Завет в этой связи объявит Лунтану войну. Но я думаю, что этого не произойдет. Обними меня, моя девочка, и забудь обо всех печалях.
— Баосюй, у нас будет ребенок…
— Я знаю. Все говорят, что он должен стать каким-то необыкновенным.
— Кто говорит?
— Ань и Юй, и теща, конечно.
— Ой! Они тоже здесь?
— Разумеется. Ведь мы тебя и спасать пошли этаким отрядом…
— О, Баосюй! Я недостойна того, чтобы ко мне были так добры!
— А это уж не тебе решать, любимая! Давай сменим тему разговора. Не хочешь ли ты поговорить о распускающихся пионах?
Цзюань 18
ДЕНЬ СОРОКИ
Головы Хона и Хуна, а также еще дюжины заговорщиков наемный убийца по прозвищу Прозрачный Меч действительно положил в беседке Побеждающей Правды. В расчет за работу он, как было уговорено, взял большой ларец с драгоценностями. И больше в Яшмовой Империи не было ни слуху ни духу ни об этом наемном убийце, ни о тайных обществах, ни о заговорщиках и изменниках. Правда, некоторые высокопоставленные чиновники спешно бежали из страны, а некоторые оказались в тюрьме, но это в общем не нарушило покоя страны. И разговоры о злодеях и изменниках, помышляющих с помощью смерти государя пробудить какого-то Подземного Владыку, постепенно сменились разговорами о более приятном событии — о предстоящей свадьбе императора Жэнь-дина. Тем более что на этом торжестве собирались присутствовать такие высокие гости, как мать-богиня Нэнхун, Небесные Чиновники, а также принцесса Фэйянь со своим мужем-драконом. Словом, общество собиралось самое изысканное.
До дня свадьбы император Жэнь-дин буквально истомился сам и истомил ближайших подчиненных. Ведь ему не следовало видеть невесту согласно брачным законам, а как хочется нарушить эти законы и коснуться нежной руки Вэньфэнь или побеседовать с нею у водопада Ласковых Слез! Чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о своей невесте, император Жэнь-дин устраивал приемы, как частные, так и официальные. На одном из частных приемов императора побывал первый императорский каллиграф господин Лу Синь со своей женой Ирис.
— Как тебе семейная жизнь, Лу? — спросил юный император, с любопытством разглядывая Ирис. А та рдела от смущения и, замерев в поклоне, прикрывала лицо веером.
— Благодарю, государь, — прозрачно улыбнулся Лу. — Я так счастлив, что нечего и желать. Надеюсь, что моя супруга скажет то же.
— Я не вижу ее личика. Прикажи ей убрать веер.
— Ирис, не смущайся. Ведь это государь!
— Простите, простите, я не знаю дворцовых правил, — пуще прежнего залилась краской молодая женщина, а скорее девочка, и убрала веер.
Император ахнул:
— Она как две капли воды похожа на мою сестру!
— Да, — кивнул Лу Синь.
— Теперь я верю, что ты воистину счастлив, — сказал император. — Однако, чтобы не пошло сплетен и толков о том, что ты взял в жены девушку низкого происхождения, я немедленно дарую ее роду вторую вельможную степень и три поместья в уделе Шэнь. Указ уже подготовлен.
— Тысяча благодарностей, государь, — низко поклонился Лу Синь.
— А, не благодари, — отмахнулся Жэнь-дин. — Лучше скажи: прибыли ли в Тэнкин негодник со своей негодницей?