Иероглиф «Любовь»

Император снова взял дочку на руки, сел на престол и принялся напевать колыбельную. Если в зал заглядывали сановники, император, не прерывая пения, так грозно сдвигал свои знаменитые брови, что сановники беззвучно исчезали за дверью.

Через десять дней после рождения девочки император и императрица пришли с нею к Пяти молитвенным башням. Жрецы вознесли молитвы о благополучии и здоровье принцессы, а затем ей дано было имя Фэйянь, означающее «дарованная Небесами».

... И лишь прочитав следующую главу, вы узнаете, что случилось дальше.

Глава шестая ИМПЕРАТОРСКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Уснули сады, Задремала на ветках листва Лишь звезды не дремлют, За нами с небес наблюдая И нет суеты, Не нужны никакие слова. На спящую землю Небесные феи слетают. Они утешают Скорбящих в печали немой. Они как роса, Что на лотосе ярко сияет... И спящие знают — Вернутся родные домой. И вновь небеса Милосердием их озаряют.

Императрица Нэнхун допела колыбельную и, отогнув уголок легкого летнего одеяла, глянула на дочку.

– Благих тебе снов, сокровище мое, – прошептала императрица.

Но четырехлетняя принцесса Фэйянь немедленно открыла глаза. Были они у нее сияющие и совершенно не сонные.

– Мне не хочется спать, матушка, – хихикнув, сообщила принцесса и села в постели. – Расскажи мне сказку. Или позови Юй, она любит читать мне на ночь сказания о славных героях древности...

– Фэйянь, уже поздно, – сказала строгим голосом императрица. – Перестань баловаться и спи. Иначе завтра мы с отцом не возьмем тебя на Праздник Солнечного Тигра.

– Ну пожалуйста...

– Фэйянь...

– Матушка, ну хотя бы расскажи мне историю о том, как ты подарила отцу вышитое панно и игрушечный садик и как злая наложница Шэси обманула всех.

– Фэйянь, откуда ты знаешь об этой истории? – изумилась императрица.

– Простите, владычица, это мой глупый язык все разболтал, – услышала Нэнхун знакомый голос. Потайная дверь в покои принцессы была открыта, и на пороге стояла Юй в ночном халате из дорогого шелка и с серебряной сеткой на распущенных по плечам волосах.

– Юй! – обрадовалась вошедшей принцесса. – Иди ко мне, посиди тут. Я не хочу спать. Ну вот совсем.

– Но раз матушка велит... – возразила Юй.

Служанка, когда-то носящая прозвище Расторопные Туфельки, а теперь получившая титул главной наперсницы, приблизилась к императрице, опустилась на колени и поцеловала той руку.

– Простите свою болтливую Юй, государыня, – сказала она.

– Встань, Юй. устраивайся рядом, – улыбнулась императрица Нэнхун. – Расскажи какую-нибудь историю этой непослушной девочке. А мне нужно навестить императора.

– Конечно, государыня, – поклонилась Юй.

– И постарайся, чтобы Фэйянь уснула. Иначе завтра на празднике она будет клевать носом.

Юй снова поклонилась. Императрица Нэнхун поцеловала дочь и вышла из спальни. Она направилась прямиком в рабочий кабинет императора, ибо знала, что тот в последние дни тоже почти не спит, а в глазах его мелькает озабоченность и тревога.

Нэнхун бесшумно вошла в кабинет. Жоа-дин сидел за столом, перед ним в беспорядке были разбросаны свитки донесений, карты провинций Яшмовой Империи, письма... Несколько свечей освещали помещение, от этого света лицо императора выглядело постаревшим и усталым.

– Что случилось, мой государь? – подошла к столу Нэнхун.

– А, это ты, милая. – Император оторвался от бумаг и устало потер лоб. – Отчего не спишь?

– Оттого, что не спите вы, мой государь. Я тревожусь за вас.

Император привлек к себе Нэнхун, усадил на колени.

– А я тревожусь за всех, сердце мое, – сказал он.

Нэнхун чуть отстранилась:

– Дурные вести, государь?

– Противоречивые, – ответил Жоа-дин. – Военачальники Восточных пределов все, как один, шлют мне донесения, что на границе неспокойно. Меж тем тамошние сановники заверяют в письмах, что Восточные пределы – область невозмутимого мира. Не знаешь, кому верить…

– Верьте правдивым, государь.

– Так ведь никто не признается в том, что он лжец... А вот еще письмо. Доставлено с сегодняшней секретной почтой. Оно от моего побратима – государя земель Жумань.

– Что же пишет вам владыка Хошиди?

Император помрачнел:

– Побратим мой обеспокоен многочисленными слухами о том, что в предгорьях Лумань снова собралась шайка огнеглазых убийц. Когда-то мы с. побратимом Хошиди разбили наголову эту шайку. И вот раздавленная змея снова поднимает голову. Побратим мой – человек рассудительный, и уж если его охватывает беспокойство, то виной тому истинные неприятности.

– На каком основании владыка Хошиди решил, что в предгорьях Лумань появились именно огнеглазые убийцы? – спросила императрица Нэнхун, рассматривая карту Восточного надела. Предгорья Лумань выделялись на карте неровной коричневой чертой, напоминавший потек засохшей крови.

– Владыка Хошиди пишет, что на прошлой неделе в предгорье были сожжены две деревни. Все жители – в том числе и дети – убиты. И у каждого убитого выжжены глаза. Так метят своих жертв только огнеглазые убийцы, за что и получили свое прозвище.

Императрица Нэнхун побледнела, но не позволила себе вскричать от ужаса, ибо это показало бы ее слабость.

– Что вы предприняли, государь? – спросила она.

– Владыка Хошиди выступает с походом в предгорья Лумань. Я послал в помощь побратиму пятнадцать отрядов своих лучших воинов. Я верю, что они обнаружат и покарают убийц, будь те хоть сворой воплощенных демонов.

– Это благородно, как и всякое ваше деяние, мой супруг, – сказала Нэнхун.

– Да, – кивнул император. – Но вчера мне пришло письмо от другого моего побратима – светлого князя Семуна, повелителя земель Го, Хэншоу и Сяогань. Он просит о помощи, ибо на его земли вторглись полчища северных кочевников. Армия Семуна незадолго до этого участвовала в военных действиях против приморских владычеств Жунсян и потому сильно ослаблена. Я отправил в помощь светлому князю пятьдесят отрядов своих лучших воинов. Долг брата – высший долг.

– Вы говорите это, но лицо ваше тревожно, мой государь, – сказала Нэнхун.

– Не стану скрывать от тебя своей тревоги, моя возлюбленная, – признался Жоа-дин. – Сказано мудрецом: «Семь лет без войны – высшее благо для государства». Мы живем без войны уже три раза по семь лет. Не отвыкли ли мои воины держать в – руках меч и лук, вот что меня тревожит... Не осрамят ли они меня перед побратимами?

– Воин не может разучиться воевать, как птица не может разучиться летать, – заметила Нэнхун. – Государь, вы скрываете от меня еще что-то.