Иероглиф «Любовь»
Шрифт:
– Надеюсь, вы без нас не заскучаете, – заявил дракон. Пойдем, женушка.
Принцесса молча поднялась и пошла следом за драконом, пурпурно светившимся в подступающей ночной темноте. Впереди маячил свадебный шатер – весь в благоуханных цветах, алых лентах и бумажных деньгах с обещанием счастья.
Хорошо хоть шатер поставили большущий, как раз под стать дракону. Баосюй проскользнул между пологами, одним дуновением зажег масляные светильники и, обернувшись, сказал:
– Принцесса, что ты топчешься на пороге? Заходи. Фэйянь вошла в шатер.
– Ты так и будешь изображать из себя шелковичного червя или все-таки избавишься
– Почти, – сердито буркнула Фэйянь, стаскивая покрывало.
Дракон ухнул:
– Ну тебя и раскрасили!
– Свадебная традиция, – снова буркнула Фэйянь. – Да, а вот умывального таза с водой они тут поставить не додумались...
– Это надо не смывать, – немедленно отозвался Баосюй. – Это надо счищать. Железным скребком – как старую штукатурку со стен...
– Премного тебе благодарна.
– Вообще должен заметить: выглядишь ты миленько. Кофточка такого цвета приятного. Юбки, сережки... Влюбиться можно. Если, конечно, очень захотеть.
– Баосюй!
– Что?
– Ничего.
Принцесса уселась на ковер почти у входа. Достала из рукава платок и принялась вытирать им лицо. Слава милостивой Гаиньинь, белила отставали легко... Дракон некоторое время молча смотрел на Фэйянь, а потом пристроился поудобнее и закрыл глаза.
Когда Фэйянь увидела, что ее новоиспеченный супруг спит, она ни с того ни с сего разревелась – тихо, без всхлипов; просто слезы катились и катились из глаз, смывая остатки белил со щек... Фэйянь погасила лампы, разделась в темноте, на ощупь нашла подушку и одеяло и прикорнула у входа в шатер. Подушка через некоторое время стала мокрой от слез. Да и заснуть оказалось делом немыслимым.
«Вот я и вышла замуж, – подумала Фэйянь. – Да так, что удавиться можно, только не на чем – коса не выросла. Супруг заснул в брачную ночь, даже ласкового слова не сказал, не говоря уж... Так я и не узнала, как это бывает у драконов. Ладно. Рассудим мудро, как говорила Крылатая Цэнфэн. Я вышла замуж для того, чтобы исправить свою ошибку и спасти Баосюя от смерти. Я выполнила свой долг. Одно это может меня утешить. А о том, что я любхорошо отношусь к Баосюю, следует забыть. Эх, искупаться бы, от этих белил вся кожа зудит и чешется. Вроде тут неподалёку есть прудик, я видела. Наверное, это нарушение свадебной традиции – невесте в брачную ночь выходить из шатра, но мой муженек все равно спит, а значит, отсутствия моего не заметит».
Стояла глубокая ночь. Пиршество закончилось, пьяные и довольные гости спали кто где, огни фейерверков погасли; ночной ветер лениво забавлялся со струнами циня и пробовал дуть во флейты... Принцесса, набросившая на себя все то же покрывало, легкой тенью пробежала к пруду, таившемуся в Шелковой долине, как жемчужина на дне шкатулки...
Вода показалась принцессе нежной, как руки матери. Фэйянь плескалась и ныряла в пруду до тех пор, пока ей не стало казаться, что у нее вырос хвост, как у рыбы. Тогда она вылезла на берег, закуталась в покрывало и стала смотреть в звездное небо. Там больше не было дыр, звезды сияли – каждая на положенном ей месте. Фэйянь вспомнила, как они с Баосюем одолели непобедимую рать Небесных Детей, и усмехнулась: достаточно было подправить иероглиф... Сбывались слова Крылатой Цэнфэн о том, что каллиграфия
всесильна и кистью можно одолеть стотысячное войско...– Не всесильна, – прошептала печально принцесса. – Никаким иероглифом не привяжешь к себе любящее сердце. Не заставишь любить или ненавидеть...
– А я-то гадаю, куда ты подевалась, – окутал плечи принцессы теплый знакомый шепот.
– Баосюй? Я думала, ты спишь.
– Я поначалу тоже так думал. Что сплю. А теперь проснулся. Ты знаешь, я очень боялся проснуться. Потому что думал: проснусь – и ничего нет. Ни тебя, ни этого мира, где ты рядом...
– Ты снова смеешься надо мной, Баосюй, – с горечью сказала принцесса.
– Я? Смеюсь? Погоди-погоди, не оборачивайся. Принцесса, а ты знаешь, что сделала кое-кого очень счастливым?
– Кого же?
– Видно, всю свою сообразительность ты утопила в пруду. Меня, меня ты сделала счастливым, девушка с бритой головой!
– Баосюй!!!
– Что?
– Довольно тебе насмешничать. Ты не любишь меня, дракон!
Теплое дыхание снова окутало плечи Фэйянь, щекотнуло шею...
– Ты уверена в этом, принцесса?.. – Нет-нет! Пожалуйста, не оборачивайся. Ты меня поцеловала, а теперь я... хочу тебя... поцеловать...
– Надеюсь, ты меня не сожжешь...
– Дурочка...
Принцессе показалось, что прошел миллион лет, прежде чем она снова смогла говорить и дышать. Она не ощущала своего тела вне той волшебной истомы, которая охватила ее. Она будто превратилась в облако – облако, полное любви. Фэйянь прижалась к Баосюю и прошептала:
– Звезды...
– Что звезды, милая?
– Они за нами подглядывают.
– Это они от зависти, милая. Не бойся, иди ко мне...
– А ты совсем не такой...
– Это плохо?
– Это чудесно. Баосюй, ты теперь точно не умрешь?
– Нет, конечно. Я вообще-то и не собирался.
– Но ты же сказал мне!..
– Я сжульничал. Солгал впервые в жизни. Я хотел на тебе жениться, только и всего. Молчи и не мешай мне любить тебя.
Под утро принцесса задремала. Над прудом стоял густой пар – это любовь Баосюя нагрела землю и почти вскипятила воду. Светало. Пронеслась стайка куликов и с писком ужаса унеслась обратно.
– Фэйянь, – выдохнул дракон.
– Гм-м?
– Скоро совсем рассветет. И нас увидят тут. Может, доберемся до палатки? Приличия ради.
Фэйянь стряхнула с себя дремоту и заметила, что лежит на одном крыле дракона и укрыта другим его крылом. Удивительно, но во сне ей отчетливо чудилось, что ее плечи обнимает рука...
– Подождет палатка, – проговорила она задумчиво. – Увидят – не поверят и глаза закроют. Знаешь, о чем я сейчас думаю?
– Если поднапрячься, я, конечно, могу прочесть твои мысли. Но лезть в мысли собственной жены все-таки небезопасно. Так о чем?
– Раньше я была немая, Баосюй. И как-то отправилась в храм богини Гаиньинь...
– Этой склочницы с тысячью рук?! Уф... Я бы тебе такое порассказал о ней, но недостойное это дело – трепать имя богини. Так что дальше?
– Мне было видение. Я спросила богиню, когда смогу говорить, и она ответила, что я заговорю тогда, когда встречу того, кто полюбит меня сильнее собственной жизни.
– Угу. И ты его встретила?
– Ну... Я же разговариваю. Как ви... Как слышишь.
– Так вот о чем бормотала Гаиньинь на церемонии, – фыркнул Баосюй. – Судя по выражению твоего печального личика, это не я, да?