Иероглиф

Настало такое время, когда так называемые силовики и так называемые государственнички все подгребали под себя. Государственнички заказывали проекты, а силовики для них исполняли, делая грязную работу, отнимая, что плохо лежит у ослабевшего хозяина. И все, кто не успел вписаться, автоматически попадали в разряд заводских работяг, даже если завод не работал, даже если они служат в офисе. Это были люди, у которых не было права на маневр. У них не было даже шкафчика с алюминиевым номерком. Они просто толкались на бирже труда, куда иногда звонили сытые заказчики.

Офисным было не лучше. Конечно, они носили под мышкой уже не чугунную болванку весом в пуд, а всего-навсего папку и флэшку, но это был их потолок карьеры. Офисные не сознавали, что они – тоже пролетариат. Ведь их родители еще недавно работали на заводах, стоя в грязи. И нынче, уйдя на нищую пенсию, глядя на своих чистеньких детей, родители тихо радовались, что дети на чистой работе в «конторе». А то, что за душой у детей нет капитала, а есть одно только жалованье, которое в любой момент может иссякнуть, как иссякает ручеек, они не переживали. Зачем усматривать будущее? Оно скрыто за облаками.

«Вот если бы на Ромкину жизнь выпала война – она дала бы сыну шанс», – часто думал Прохор Ильич. Во время войны можно выдвинуться. Впрочем, таких, как он, высоких и крепких, убивали в первую очередь. Оставались жить маленькие и юркие особи.

…Отдаленное военно-инженерное училище на краю земли русской для Романа нашлось быстро. В городе Задурийске. Это была родина знаменитых задурийских тигров.

Вариант с противогазом, в котором спят в частях постоянной боевой готовности, Роману не показался привлекательным.

Когда Роман уходил из дома, закрепив на спине походный рюкзак, отец порывался ему сказать что-то, наверное, важное. Но так и не встал с дивана. И только помахал Роману рукой.

С Юлией Роман разминулся. Если бы она вернулась из Парижа чуть раньше, они могли бы столкнуться лицом к лицу на одной и той же улице.

2. Родина задурийских тигров

«Военные училища, как и полвека назад, продолжали производить патриотов. Одноразовые лейтенанты в бою успевали сказать лишь одну фразу: „Вперед, за Родину!“ – и падали замертво. Сколько их было нужно, никто не знал. Но конвейер работал день и ночь».

Дальневосточный город Задурийск Богом был сконструирован по типу термоса. Летом тут все отсыревало от дождей и туманов, которые шли с моря. Зато зимой тут трещал мороз и сохранялся внутри территории до самой до весны.

Ноги в сапогах тоже были вроде как в термосе. Летом они прели в армейской обуви так, что вечерами в казарме дух стоял, ровно скунс духмяный погулял и притаился под койками курсантов. А зимой курсантские ноги мерзли.

Жена начальника задурийского танкового училища, Раиса Хошеминовна, управляла военным институтом тонко, исподволь, по-женски. Курсантов, которые ей нравились, она испытывала в хозяйстве. А хозяйство ее простиралось шире кухни и дальше забора. Она оглядывала хозяйским глазом каждый новый курсантский набор. Глаз у нее был цепкий, врачебный. Проходила вдоль строя, в цветастом платье, вглядывалась в лица. Остановившись против Романа, спросила:

– Откуда, сынок?

– Из Города Дворцов.

– Ах, – вздохнула Раиса Хошеминовна, – всю жизнь мечтала жить именно там. Но родилась тут и умру тут.

Ей бывало скучно, и тогда она устраивала врачебные поверки, заставляя задирать рукава гимнастерок – смотр локтевых сгибов. А также задирать брюки – проверка ножных вен. Раиса Хошеминовна имела романтическую специальность нарколога. Распознав в ком-нибудь из курсантов наркомана, она не спешила отчислять его «за неуспеваемость». Она принималась его лечить пиявками и зеленым чаем. Заставляла читать Аркадия Гайдара для повышения оптимизма. А если духоподъемная литература не помогала и курсант слышал не те голоса, то его отчисляли. В каждом деле есть отходы производства.

Боялись ее в училище больше генерала.

Роман перевел для генеральши несколько статей с английского о лечении начальной стадии наркомании методом лоботомии.

За это генеральша однажды накормила Рому коричневой икрой. Икру лососевых рыб корейцы солят так, что она теряет оранжевый цвет и приобретает темно-бурый. А Раиса Хошеминовна была, по крайней мере наполовину, кореянкой. Способ засолить красную икру, испортив ее солью, тут практиковали только корейцы.

– Роман Киселев!

– Я!

– Выйти из строя!

Роман сделал два шага вперед.

– Два наряда вне очереди! – объявил капитан. – И трое суток гауптвахты.

– Что я сделал? – громко спросил Роман и оглянулся вокруг, ища поддержки. На него смотрели с любопытством товарищи по училищу.

– Вы читали постороннюю литературу. А в это время нужно было готовиться к экзамену по взрывному делу. Мне пожаловался преподаватель по взрывному делу.

– Я к нему готов. Я взорву что угодно, – сказал Роман с апломбом и опять оглянулся на товарищей. Сзади послышались смешки. Роман остался доволен, именно реакции сзади он и добивался.

– Отставить перебранку! – потребовал офицер. – Всем разойтись по учебным классам. Киселев проследует на гауптвахту.

«Не повезло, – подумал Роман. – Наверное, опять смотрел прямо в глаза».

Отец Романа, отставной полкаш, давно, когда готовил широкий ремень, чтобы выпороть Романа за какую-нибудь шкоду, проникновенно объяснял ему: «Не таращь гляделки, прячь. Ты же задницу кому попало не показываешь? А глаза хуже. Много хуже».

… – Пойдемте со мной, – сказал Роману командир и пошел вперед, не оборачиваясь.

Роман широко шагал за ним, внимательно разглядывая офицерские ботинки капитана со стоптанными каблуками.

Командир был молодой, и звали его Саша. За глаза, конечно. Саша был не строевой командир, а препод. Демиург. Ему доверили воспитание будущего. И преподавал он в училище замечательный предмет под названием «Психологическая подготовка». Это был интересный предмет, который Роману очень нравился. Впрочем, Роману нравились и танки, которые быстры. И мосты с переправами, которые надо было то взрывать, то восстанавливать.

Дойдя до барака под названием гауптвахта, офицер открыл его своим ключом, кивком показал Роману в темный угол – там стоял «праздничный набор»: метлы, лопаты, грабли, ломы, на цинковых ведрах развесились серые половые тряпки из мешковины.

– Выбирай, что хочешь, – сказал офицер, – и приступай к метению плаца. Затем следует привести в состояние стерильной чистоты туалет. И так три дня.

Роман молча взялся за метлу.

– У вас есть вопросы ко мне? – Офицер явно напрашивался на проникновенную беседу.