Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
– Это не так уж плохо, Марк.
Глаза ее казались плоскими и обсидиановыми. Она улыбнулась, показав зубы, блеснувшие между бескровными губами.
– Даже очень приятно. Впусти меня, и ты увидишь. Я тебя поцелую, Марк. Я зацелую тебя всего так, как твоя мать никогда не целовала.
– Уходи, - повторил он.
– Рано или поздно кто-то из нас доберется до тебя, - сказала она. Нас теперь гораздо больше. Пусть это буду я, Марк. Я... я так голодна, она попыталась улыбнуться, но улыбка превратилась в гримасу, от которой у него, казалось, похолодели даже кости.
Он поднял крест и прижал его к окну.
Она зашипела, будто
Ночь снова была спокойной и тихой.
"Нас теперь гораздо больше..."
Мысли Марка обратились к родителям, спавшим сейчас, не подозревая об опасности, и ужас вгрызся в его внутренности.
"Кое-кто знает, - говорила она...
– или подозревает".
Кто?
Писатель, конечно. Ее дружок. Мерс его зовут. Он живет у Евы. Писатели много знают. Это наверняка он. Марк пойдет к Мерсу раньше, чем она...
Он замер на пути к постели.
А если она уже?
13. ОТЕЦ КЭЛЛАХЕН (1)
В тот же воскресный вечер отец Кэллахен нерешительно вошел в больничную палату Мэтта Берка без четверти семь по Мэттовым часам. На столе и на одеяле валялись книги, некоторые из них - ветхие от старости. Лоретта Старчер не только открыла библиотеку в воскресенье, но и привезла книги сама. Она явилась во главе процессии из трех больничных служителей, загруженных по уши. Удалилась она почти в гневе: Мэтт отказался объяснить ей смысл такого странного подбора книг.
Отец Кэллахен смотрел на учителя с любопытством. Тот выглядел потерянным, но не так заметно, как большинство прихожан отца Кэллахена, которых он навещал при сходных обстоятельствах. Священник давно заметил, что известие о раке, болезни сердца, инсульте сначала воспринимается больными как своего рода предательство. Если уж ближайший друг собственное тело - может так сильно подвести, теряешь почву под ногами. Следующая мысль обычно бывает такой: такого друга не стоит беречь. Однако ему не откажешь от дома. Из-за невозможности разрыва дело кончается ссорой и постоянной внутренней враждой.
Мэтт Берк не демонстрировал никаких признаков подобной депрессии. Он протянул руку, и Кэллахен удивился крепости ее пожатия.
– Спасибо, что вы пришли.
– Я рад, что вам лучше. Хорошие учителя, как умные жены, не имеют цены.
– Даже такие старые неверующие медведи, как я?
– Особенно такие, - парировал Кэллахен с удовольствием.
– Я поймал вас как раз вовремя. Говорят, нет атеистов в окопах.
– Думаю, в больничных палатах их тоже немного.
– Увы, я быстро продвигаюсь.
– Отлично. Вы у нас еще будете читать "Отче наш".
– Это не так далеко от истины, как вы, быть может, думаете.
Отец Кэллахен сел в кресло так неловко, что на колени ему свалилась целая куча книг. Укладывая их обратно, он принялся читать вслух названия:
– "Дракула"... "Гость Дракулы"... "В поисках Дракулы"... "Естественная история вампиров" - естественная?! "Венгерские народные сказки"... "Чудовища тьмы"... "Монстры в реальной жизни"... "Питер Куртин, монстр из Дюссельдорфа"... и...
– он стер толстый слой пыли с последней обложки, обнажив призрачную фигуру, угрожающе склонившуюся над спящей дамой, - "Вампир
Мэтт улыбнулся:
– Бедный старина Верней. Я читал его когда-то для студенческого доклада в университете. Профессор был крайне шокирован - его представления о романтике кончились на Беовульфе.
– Но случай Питера Куртина довольно интересен, - заметил отец Кэллахен, - хотя и мало привлекателен.
– Вы знаете его историю?
– Большую часть. Я интересовался такими вещами в семинарии, объясняя это скептическому начальству тем, что священнику для успеха необходимо знать не только высоту взлета человеческой натуры, но и глубину ее падения. Чепуха, конечно. Просто мне нравилось дрожать, как это обычно бывает в таком возрасте. Насколько я помню, Куртин мальчишкой утопил двух своих приятелей - просто спихнул их с плота посреди реки и не давал залезть обратно.
– Да, - подтвердил Мэтт.
– А подростком он сжег дом родителей девушки, которая не хотела гулять с ним. Но меня заинтересовала другая часть его карьеры.
– Я догадался по вашему подбору литературы, - отец Кэллахен вытащил из пачки журнал, на обложке которого молодая женщина в весьма скудной одежде сосала кровь юноши. На его лице изображалось нелегкое сочетание предельного ужаса с предельным вожделением. Журнал и, видимо, молодая женщина тоже назывались "Вампирелла". Кэллахен положил его, заинтригованный еще больше.
– Все это имеет какое-то отношение к тому, из-за чего вы хотели меня видеть?
– спросил он.
– Миссис Керлесс говорила, вы имели в виду что-то важное.
– Да.
– Так что же это такое? Если вы хотели меня заинтересовать, то безусловно преуспели.
Мэтт спокойно посмотрел на него:
– Мой хороший друг Бен Мерс должен был сегодня к вам наведаться. Ваша экономка говорит, что он этого не сделал.
– Совершенно верно. Я никого не видел сегодня с двух часов дня.
– Я не смог его найти. Он уехал из больницы вместе с моим врачом Джеймсом Коди. Его я тоже не смог найти. Не нашел и Сьюзен Нортон, подругу Бена. Она уехала из дому днем, пообещала родителям вернуться к пяти. Они беспокоятся.
Услышав это, Кэллахен подался вперед. Билла Нортона он знал.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Позвольте вам задать вопрос, - проговорил Мэтт.
– Отнеситесь к нему очень серьезно и подумайте, прежде чем отвечать. В последнее время вы не замечали в городе чего-нибудь необычного?
– Первое впечатление Кэллахена превратилось теперь в уверенность: этот человек осторожно, чтобы не спугнуть, подводил его к какой-то своей мысли - судя по подбору книг, совершенно потрясающей.
– Вампиры в Салеме Лоте?
Когда-то Кэллахен навещал тяжело больного раком пожилого человека, который, несмотря на боль, часами с воодушевлением рассказывал о жителях Урана, вознамерившихся уничтожить человечество. В некоторых случаях психоз может быть благословением - Кэллахен это знал.
Поэтому он просто сложил руки на груди и ждал.
– Мне и так достаточно трудно, - продолжал Мэтт.
– Будет еще труднее, если вы не откажетесь от мысли, что я по болезни страдаю слабостью рассудка.
Услыхав свои догадки, без промедления высказанные вслух, Кэллахен лишь с трудом сохранил невозмутимость, но сдерживать ему пришлось не беспокойство, а восхищение.