Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

Марджори метнулась туда как молния. Перед Беном только мелькнуло видение, как она прыгает на Джимми, вцепляется в его воротник, а потом поворот головы, открытые челюсти...

Джимми Коди закричал - высокий отчаянный вопль проклятого навеки.

Бен бросился туда, споткнулся и чуть не упал на осколки кинескопа. Он слышал ее шелестящее, как солома, дыхание и еще - тошнотворное чмоканье сосущих губ.

Он схватил ее за воротник домашнего халатика и дернул вверх, забыв на минуту о кресте. Она обернулась с пугающей быстротой. Ее глаза были расширены и сверкали, на губах и подбородке чернела кровь.

Ее дыхание было неописуемо зловонным дыханием могилы. Как в замедленной съемке он видел язык, облизывающий губы.

Он поднял крест как раз тогда, когда она притянула его к себе бессильного, как тряпка, в ее железных руках. Закругленный конец шпателя ткнул ее в подбородок и прошел дальше, не встретив сопротивления. Бена ослепила вспышка не-света, произошедшая не перед глазами, а как бы за ними. Повеяло жарким запахом паленой плоти. На этот раз ее крик был воплем агонии. Бен скорее почувствовал, чем увидел, как она дернулась назад, споткнулась о телевизор и рухнула на пол, выбросив белую руку. Потом снова вскочила, подвижная, как волчица, сузившиеся от боли глаза все еще были переполнены бешеным голодом. Плоть на ее нижней челюсти почернела и дымилась. Она рычала.

– Ну, ты, - выдохнул он, - подходи, подходи...

Он снова протянул вперед крест и загнал ее в угол.

И вдруг она издала высокий режущий смешок, заставивший его содрогнуться. Как будто провели вилкой по фарфору.

– Все-таки я смеюсь. Все-таки вас стало меньше.

Ее тело удлинилось и сделалось прозрачным. Только что она стояла здесь и смеялась над ним - и вот белое сияние уличных ламп освещает уже пустые стены, и осталось только покалывание на кончиках нервов.

Она исчезла.

Как будто дымом просочилась в поры стен.

А Джимми кричал.

Он обернулся, но Джимми уже был на ногах и зажимал рукой шею. Пальцы блестели красным.

– Она укусила меня! Господи Иисусе, она меня укусила! Бен попытался обнять его, но Джимми отскочил в сторону. Глаза его бешено вращались.

– Не трогай меня. Я нечист.

– Джимми...

– Дай мне мой чемоданчик. Боже, Бен, я чувствую, как это во мне действует. Ради Христа, дай мне мой чемоданчик!

Чемоданчик лежал в углу. Джимми выхватил его у Бена, быстро положил на стол и открыл. Лицо Джимми, смертельно бледное, блестело от пота. Кровь толчками вытекала из рваной раны на шее. Он сел на стол и принялся судорожно рыться в чемоданчике, со свистом дыша через открытый рот.

– Она меня укусила, - бормотал он.
– Ее рот... Боже, ее мерзкий грязный рот...

Он вытащил бутылку дезинфицирующего раствора, швырнул пробку на пол. Опершись на одну руку, запрокинул голову и вылил всю бутылку себе на шею, смывая кровь. Он вскрикнул раз, другой, но бутылка не дрожала в его руках.

– Джимми, чем я могу?..

– Минуту, - пробормотал Джимми.
– Подожди. Так лучше, я думаю. Подожди.

Он отшвырнул бутылку, достал ампулу и шприц. Теперь его руки дрожали так, что пришлось дважды втыкать иглу в мембрану. Наконец он наполнил шприц и протрянул его Бену.

– Тетанус. Сделай мне инъекцию. Сюда, - он закатил рукав.

– Джимми, это тебя прикончит.

– Нет. Не прикончит. Давай.

Бен взял шприц и вопросительно взглянул Джимми в глаза. Джимми кивнул. Бен воткнул иглу.

Тело Джимми напряглось, как стальная пружина. Он превратился в скульптуру агонии с рельефно обозначенными мышцами и сухожилиями. Понемногу напряжение спало. Началась дрожь реакции, слезы на лице смешались с потом.

– Положи меня на крест, - попросил Джимми.
– Я все еще нечист после нее, он... он мне поможет.

– Ты думаешь?

– Я уверен. Когда ты шел за ней, я видел его и... помоги мне Бог, мне захотелось идти за тобой.

Бен положил крест ему на шею. Ничего не случилось. Свечение креста если оно было - исчезло полностью. Бен убрал крест.

– О'кей, - сказал Джимми.
– Пожалуй, больше ничего не сделаешь.

Он снова порылся в чемоданчике, достал две таблетки и разжевал их.

– Допинг, - пояснил он, - великое изобретение. Скажи спасибо, что я недавно побывал в уборной. Ты можешь перевязать мне шею?

– Пожалуй.

Пока Бен перевязывал, Джимми говорил, не умолкая:

– Пару минут я думал, что сойду с ума. Буквально, клинически... Ее губы... она меня кусает...
– он сглотнул.
– А когда она это делала, мне нравилось, Бен. Вот в чем вся дьявольщина. Ты можешь этому поверить? Если бы ты ее не оттащил, я бы... я бы мог позволить ей...

– Забудь.

– И еще я должен сделать одну вещь, которая мне не нравится.

– Какую?

– Сейчас. Посмотри на меня.

Бен закончил перевязку и слегка отклонился, чтобы посмотреть на Джимми.

– Что?

И вдруг Джимми ударил его. У Бена в глазах засветились звезды; шатаясь, он отступил на три шага и опустился на пол. Потряс головой и увидел, как Джимми осторожно слазит со стола и подходит к нему. Он судорожно зашарил в поисках креста, думая: "Вот это называется концовка. О'Генри, ты болван, безмозглый, идиотский..."

– В порядке?
– спросил Джимми.
– Мне очень жаль, но это немного легче, если без предупреждения.

– Что, во имя неба?..

Джимми сел рядом с ним на пол.

– Сейчас я расскажу тебе нашу историю. Она чертовски слабая, но Мори Грин нас, наверное, поддержит. Это сохранит мне практику и убережет нас обоих от тюрьмы или какого-нибудь приюта... а главное - мы сможем остаться на свободе, чтобы когда-нибудь одолеть этих, как бы они не назывались. Ты понимаешь?

– В общих чертах.
– Бен потрогал подбородок и вздрогнул. Слева выросла большая шишка.

– Кто-то напал на нас, когда я осматривал миссис Глик, - пояснил Джимми.
– Этот кто-то сбил тебя с ног и использовал меня, как половую тряпку. Вырываясь, он меня укусил. Это все, что каждый из нас помнит. Все. Понял?

Бен кивнул.

– Парень носил темную куртку, может - синюю, может - черную и не то зеленую, не то серую трикотажную кепку. Это все, что ты видел. О'кей?

– Ты не думал бросить свое докторство и заняться художественной литературой?

Джимми улыбнулся:

– На художества я мастак только в крайней личной нужде. Ты в состоянии все запомнить?

– Конечно. И, по-моему, история не так уж плоха. В конце концов, это не единственное исчезнувшее на днях тело.

– Надеюсь, до этого додумаются. Но окружной шериф еще большая штучка, чем Перкинс Джиллеспи. Надо будет следить за собой. Не переигрывать.