Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

Сьюзен, Джимми, отец Кэллахен, Мэтт. Они ушли.

Он беззвучно боролся с обуявшей его паникой.

Повесив трубку, он постоял несколько секунд и вернулся к машине.

Увидев его, Марк дрожащим голосом спросил:

– Мэтт умер?

– Да. Сердечный приступ. А как ты узнал?

– По твоему лицу.

Было 17:15.

Перкинс Джиллеспи стоял возле входа в муниципалитет, докуривая сигарету и поглядывая на небо. Он тускло взглянул на приближавшихся к нему Бена и Марка. Перкинс выглядел старым и усталым.

– Как поживаете, констебль?

– спросил Бен.

– Приемлемо, - ответил Перкинс.

– Констебль, мы хотели бы поговорить с вами о том, что происходит вокруг.

Перкинс Джиллеспи щелчком выбросил недокуренную сигарету. Не глядя на Бена, он ответил:

– Я не хочу об этом слышать.
– Он извлек из пачки новую сигарету, но, не прикурив, принялся крутить ее в пальцах.
– Все, что происходит вокруг, скоро убьет меня, - после паузы добавил он.

Бен попытался еще раз:

– Человек, купивший Марстен Хауз, не совсем человек. Его имя Барлоу. Сейчас он прячется где-то в подвале меблирашкек Евы Миллер.

– И что же?
– ничуть не удивленный, спросил Перкинс.
– Он ведь вампир?! Как и в сказках, он предпочитает подвалы.

Бен не стал ничего возражать. Он почувствовал себя вдруг очень больным и усталым. Он был не в силах противиться обстоятельствам.

– Я покидаю город, - сказал Перкинс.
– Мой багаж уже лежит в машине. Я оставлю здесь пистолет и бляху. Хочу проведать сестру в Киттери. Думаю, это достаточно далеко отсюда и там я буду в безопасности.

Бен будто издалека услышал собственный голос:

– Ты кусок дерьма. Ты трус и подонок. Этот город все еще жив, а ты собрался бежать.

– Город не жив, - прикуривая, возразил Перкинс.
– Именно поэтому он и оказался здесь. Город мертв, как и он. Мертв уже больше двадцати лет. То же самое скоро можно будет сказать про всю страну, - он сделал широкий жест рукой, будто пытаясь охватить эту "всю страну".
– Все вокруг уже стали вампирами или скоро станут. Но не я. Я уезжаю.

Бен беспомощно смотрел на него.

– Советую вам сделать то же самое, - сказал Перкинс.
– Этот город прекрасно обойдется без нас... некоторое время. Потом все это будет уже неважно.

"Да, - подумал Бен.
– Почему бы и нам не поступить так же?"

Внезапно заговорил Марк:

– Потому что это плохо, мистер. Очень плохо. Вот и все.

– Да что ты говоришь?
– насмешливо сказал Перкинс.
– Все, кто в состоянии думать, уже покинули город.

Думая о Мэтте, Бен возразил:

– Не все.

– И все равно это неважно. Неужели ты намерен попытаться выжить отсюда этого парня?

– Да.

– Тогда могу предложить тебе мой пистолет. Он очень нравился Нолли.

Марк в ужасе посмотрел на Перкинса, и Бен понял, что должен немедленно увести мальчика отсюда. Перед ними стоял конченый человек.

– Пошли, - позвал он Марка, - нам пора.

– Да, наверное, пора, - согласился Перкинс, посмотрев на них отсутствующим взглядом.

Бен и Марк вернулись к машине. Было почти 17:30.

Без четверти шесть они подъехали к церкви Сент-Эндрю. Бен взял с заднего сиденья сумку Джимми и стал вытряхивать оттуда разные пузырьки и бутылочки.

– Что вы делаете?

– Хочу набрать святую воду, - сказал Бен.
– Пошли.

Они подошли к двери церкви, и тут внимание Бена привлекла дверная ручка, сверкающая, будто по ней пробегали электрические разряды.

– Видел ли ты когда-нибудь такое?

– Нет. Нет, но...
– Марк покачал головой, отгоняя от себя какую-то мысль, и решительно открыл дверь. Они вошли в пустую церковь.

Со стен на них смотрели понимающие лица святых. Бен перекрестился, велев Марку сделать то же самое.

Они приблизились к чаше со святой водой. Бен омыл лицо и руки. Марк повторял за ним каждое движение. Затем они набрали воды во все имевшиеся у них емкости.

Больше медлить было нельзя. Приближался вечер. И ночь. Бен и Марк быстро вышли из церкви и сели в машину.

И наконец в десять минут седьмого они вновь были возле "Комнат Евы". Солнце с трудом пробивалось из-за туч, освещая землю красным, как кровь, солнцем.

Бен сосредоточенно посмотрел на окно своей комнаты. Отсюда были видны его пишущая машинка и рулон бумаги, брошенный рядом. Было странно так отчетливо видеть с большого расстояния все эти предметы, будто в мире царило спокойствие.

Потом он поискал взглядом черный ход. Возле него так и стояли два кресла, в которых он и Сьюзен сидели в тот день, когда состоялся их первый поцелуй. Дверь, ведущая в кухню, была приоткрыта - ее бросил, убегая, Марк.

– Я не могу, - прошептал мальчик.
– Я не могу...

Он побелел и крепче вжался в кресло, будто надеясь слиться с ним.

– И все же мы должны идти вдвоем, - сказал Бен. В руках он держал две бутылочки со святой водой. Марк оттолкнул его руку, но Бен настойчиво протягивал одну из бутылочек ему.

– Пойдем же!
– звал он.

– Нет.

– Марк!

– Нет!

– Марк, ты нужен мне. Ты и я - вот все, что осталось.

– Я уже достаточно сделал!
– крикнул Марк.
– Больше я не могу ничего сделать! Как ты не понимаешь, что я не могу видеть его!

Но Бен настаивал. И Марку пришлось покориться.

Они поднимались по ступенькам, и ветер рвал на них одежду.

Солнце сверкало багровым огнем сквозь облака, и в его лучах все предметы казались мертвенными и нереальными.

На кухне ничего не изменилось. Дверь в подвал была по-прежнему открыта.

– Я так боюсь!
– вздрогнув, прошептал Марк.

– Держись. Где же фонарь?

– В подвале. Я уронил его...

– Ладно. Иди за мной.

И Бен начал спускаться в зияющее чрево подвала.