Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]
Шрифт:
— Откуда вы знаете? — пролаял Кроккет.
— Неважно. Отвезите бумаги ему, он подтвердит их подлинность. Земля будет ваша при трех условиях.
— А! — Ларри немного успокоился. — Условия. Теперь мы подходим к сути. Валяйте.
— Номер первый. Вы продаете мне Марстен Хауз и прачечную за один доллар. Владелец дома сейчас в Бангоре. Прачечная принадлежит Портлендскому банку. Я уверен, обе заинтересованные стороны будут довольны, если вы возместите им стоимость. Минус ваши комиссионные, разумеется.
— Откуда у вас все эти сведения?
— Вам этого знать не следует, мистер Кроккет. Условие номер
— Я не балаболка.
— Тем не менее я хочу запечатлеть в вашей голове всю серьезность условия. Может прийти время, мистер Кроккет, когда вам захочется сообщить кому-нибудь о нашей сегодняшней сделке. Если вы это сделаете, я узнаю. Я вас уничтожу. Вы поняли?
— Как в дрянных шпионских фильмах, — сказал Ларри. Небрежно сказал, но где-то внутри ощутил неприятную дрожь страха. Слова «я вас уничтожу» прозвучали так же просто, как «добрый день». Они звучали правдиво. И какого дьявола этот шут знает про Фрэнка Волша? Даже жена Ларри не знает про Фрэнка Волша. — Третье условие?
— Дом нуждается в некотором ремонте. Мой партнер планирует сделать его сам. Но вы будете его агентом. Время от времени понадобятся ваши услуги, о которых также следует молчать. Вы поняли меня?
— Да, понял. Но вы, кажется, нездешний, ведь так?
— Разве это важно? — поднял брови Стрэйкер.
— А вы думали! Здесь вам не Бостон и не Нью-Йорк. Я сколько угодно могу держать рот на замке — это ничему не поможет. Да одна только старая Мэйбл Вертс всю жизнь проводит с биноклем у глаз.
— Нас не волнуют горожане. Моего партнера не волнуют горожане. Они — как сороки на телефонных проводах. Поговорят и перестанут.
Ларри пожал плечами:
— Ваше дело.
— Верно, — согласился Стрэйкер. — Вы будете оплачивать все издержки и хранить все документы. Вам возместят. Согласны?
Ларри слыл лучшим игроком в покер во всем округе Кэмберленд. Внешне он был спокоен, но внутри бушевало пламя. Сделка, которую предлагает этот сумасшедший, если попадается, то раз в жизни. Может, он из тех чокнутых биллионеров, которые…
— Мистер Кроккет, я жду.
— У меня есть два собственных условия.
— А! — Стрэйкер выглядел вежливо-заинтересованным.
— Первое. Бумаги надо проверить.
— Разумеется.
— Второе. Если здесь кроется что-то незаконное, я не хочу знать об этом. Я имею в виду…
При этих словах Стрэйкер откинул голову и издал предельно холодный и бесчувственный смешок.
— Я сказал что-нибудь забавное? — осведомился Ларри без следа улыбки.
— О… а… конечно, нет, мистер Кроккет. Вы должны меня простить. Ваше замечание позабавило меня по не относящимся к вам причинам. Что вы хотели добавить?
— Насчет ремонта. Я не стану поставлять вам ничего, что сделает меня козлом отпущения. Если вы собираетесь производить там ЛСД или взрывчатку для хиппи — обустраивайтесь сами.
— Согласен, — улыбка ушла с лица Стрэйкера. — Мы сговорились?
Ларри сказал, испытывая странную нерешительность:
— Если бумаги в порядке, думаю, да.
Бумаги были в порядке. Компания, владеющая землей, предназначенной под Портлендский торговый центр, оказалась дутой и не доставила хлопот. Стрэйкер пришел еще в пятницу (в первый
раз он приходил в понедельник), и Ларри подписал договор. Подписал с сильным привкусом сомнения в горле. Впервые он пренебрег правилом, которому до сих пор неукоснительно следовал: не гадь, где кормишься. И, несмотря на неимоверную прибыль, когда Стрэйкер прятал договор в свою папку, он почувствовал, что целиком отдал себя во власть этого человека и его отсутствующего партнера мистера Барлоу.Но август прошел, лето соскользнуло в осень, осень в зиму, и он ощутил облегчение. К весне он и вовсе сумел забыть, каким образом получил бумаги, хранящиеся в сейфе Портлендского банка.
И тут начались события.
Этот писатель, Мерс, интересовался Марстен Хаузом и так странно смотрел на Ларри.
Вчера пришло письмо и посылка от Стрэйкера. В сущности, это была записка, а не письмо.
«Будьте добры, распорядитесь повесить прилагаемую табличку в окне магазина.
Табличка оказалась скромнее многих ей подобных:
«Откроется через неделю. Барлоу и Стрэйкер.
Изящная мебель. Отборный антиквариат».
А теперь эта машина у дверей Марстен Хауза. Он все еще смотрел на нее, когда услышал над ухом:
— Заснул, Ларри?
Он подскочил и оглянулся. Рядом стоял Перкинс Джиллеспи, зажигающий «Пэлл-Мэлл».
— Нет, — нервно рассмеялся Ларри. — Только задумался.
Перкинс посмотрел на Марстен Хауз, где сверкали на солнце хром и сталь дверей, потом — на старую прачечную с новой вывеской в окне.
— И не ты один, пожалуй. Всегда славно заполучить в город новых людей. Ты ведь с ними встречался, верно?
— С одним. В прошлом году.
— Мистер Барлоу или мистер Стрэйкер?
— Стрэйкер.
— Ничего человек?
— Трудно сказать, — отозвался Ларри и почувствовал желание облизнуть губы. Но не стал их облизывать. — Мы говорили только о деле. Кажется, с ним все о’кей.
— Хорошо. Это хорошо. Пошли. Я прогуляюсь с тобой до Замечательного.
Когда они переходили улицу, Лоуренс Кроккет думал о сделках с дьяволом.
Сьюзен Нортон вошла в Салон Барбары, улыбаясь Бебс Гриффин — старшей сестре Хола и Джека.
— Слава Богу, ты смогла принять меня так скоро.
— Без проблем среди недели, — сказала Бебс, включая фен. — Кошмар, как душно. Вечером будет гроза.
Сьюзен взглянула на незапятнанное голубое небо.
— Ты думаешь?
— Да. Что ты хочешь, завивку?
— Конечно, — отозвалась Сьюзен, думая о Бене Мерсе, — да такую, как будто я никогда не бывала в нашем городе.
— Да, — вздохнула Бебс, опуская на нее колпак, — все так говорят.
Вздох отдавал фруктовой резинкой. Бебс спросила Сьюзен, знает ли та, что кто-то открыл новую мебельную лавку в Городской Лохани — дорогое, похоже, заведение, — и хорошо бы там нашлась лампа под ее пару бра и, не правда ли, мысль уйти из дому и перебраться в город была самая удачная мысль в ее жизни, и, не правда ли, что чудесное лето в этом году. Досадно, что кончается.