Иезуитский крест Великого Петра
Шрифт:
За конной гвардией и артиллерией следовали гвардейские пехотные батальоны. Шествие их открывали гренадерские роты. Впереди ехал верхом майор гвардии Апраксин. За гренадерами шли два хора музыкантов. За ними, верхом, обер-квартирмейстер, два адъютанта командующего и сам командующий гвардией барон Густав фон Бирон.
Гвардия шла побатальонно «обыкновенным строем».
Пройдя весь Невский проспект, шествие направилось к Зимнему дворцу, проследовало по Дворцовой набережной, мимо ледяного дома, и, обогнув Эрмитажную канавку, выдвинулось на Дворцовую площадь. Здесь, по внесении знамен во дворец, нижние чины были распущены по домам, «а штаб и обер-офицеры, — писал Нащокин, — позваны ко дворцу, и как пришли во дворец, при зажжении свеч, ибо целый день в той церемонии продолжались, тогда Ея Императорское Величество, наша Всемилостивейшая Государыня, в средине галереи изволила
Гвардейские офицеры были всемилостивейше допущены к руке императрицы, и Анна Иоанновна из рук своих изволила жаловать каждого венгерским вином по бокалу.
Маркиз де ла Шетарди в тот день впервые мог видеть младшего из трех братьев Биронов, Густава. Мягкий и обходительный человек, он начал свою службу в Саксонии и прибыл в Россию лишь по восшествии Анны Иоанновны на престол. В России он был произведен в майоры Измайловского полка, тогда только что учрежденного. Это назначение имело особый смысл, потому что Измайловский полк, обязанный своим бытием указу 22 сентября 1730 года, был создан по мысли обер-камергера Бирона, долженствовал, заметил несправедливо забытый историк прошлого М. Д. Хмыров, служить ему оплотом против каких бы то ни было покушений гвардии Петра, и в этих видах формировался исключительно из украинских ландмилицов — потомства стрельцов, естественно враждебного потомству потешных, — получил офицеров наполовину из курляндцев и вообще остзейцев и вверен командованию графа Левенвольде, душою и телом преданного Эрнсту-Иоганну Бирону. После кончины Левенвольде командование полком принял Густав. Герцог, дабы овладеть наследством, оставшимся после кончины светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, женил брата на княжне Александре Александровне Меншиковой. Брак был несчастлив. Густав овдовел в 1736 году и теперь, как тайно был извещен маркиз де ла Шетарди, искал руки баронессы Менгден.
Старшего брата, Карла, маркиз увидел на другой день, когда съехались во дворец все знатнейшие «обоего пола персоны» для принесения поздравлений императрице, по случаю высокоторжественного дня ее рождения.
Генерал-лейтенант, генерал-аншеф, участник всех крымских походов, Карл Бирон отличался в бою редкой храбростью, но был совсем необразован и очень груб. Имел весьма сильную тягу к горячительным напиткам.
Он так много раз попадал в драки, что весь был покрыт и изуродован шрамами.
К Эрнсту-Иоганцу приятия не имел, был много порядочнее его, но иногда, под пьяную руку, говаривал о фаворите такие вещи, за которые всякий другой попал бы в Сибирь.
«Калека сей, — писал архиепископ Георгий Конисский о Карле Бироне, — квартируя несколько лет с войском в Стародубе, с многочисленным штатом, уподоблялся пышностию и надменностию самому гордому султану азиатскому; поведение его и того ж больше имело в себе варварских странностей. И не говоря об обширном серале, сформированном и комплектуемом насилием, хватали женщин, особенно кормилиц, и отбирали у них грудных детей, а вместо их грудью своею заставляли кормить малых щенков из псовой охоты сего изверга; другие же его скаредства мерзят самое воображение человеческое».
(Вскоре, 3 марта, Карл Бирон будет уволен, за ранами, в отставку, но в сентябре того же года, по желанию брата-герцога, испуганного болезненными припадками государыни, снова поступит на службу и определен будет генерал-губернатором в Москву.)
В этот день торжественно звонили колокола. В придворной церкви, до отказа набитой народом, была отправлена литургия, при которой присутствовала сама государыня. В конце службы проповедь говорил Амвросий, архиепископ Вологодский. После литургии Анна Иоанновна отправилась «в галерею в аудиенц-камору, причем чужестранные и российские министры, генералитет и прочие чины Ея Императорское Величество поздравляли с оным торжеством и была пальба из пушек с обеих крепостей».
Звучала итальянская музыка. Наряды дам блистали новизною и изысканностью, а кафтаны княжеские и графские, отнюдь не темных цветов, — богатством и вычурностью золотого шитья. Наряд государыни состоял в темном штофном платье, шитом золотом и множеством жемчуга, но без драгоценных камней. Цесаревна Елизавета Петровна явилась
в малиновом платье, вышитом серебром и убранном множеством бриллиантов. Белое атласное платье герцогини Курляндской, шитое золотом, отличалось изобилием рубинов.Обер-гофмаршал двора Ее Величества объявлял и приглашал поздравляющих.
В то время когда, в почтительном полупоклоне, к царице приближался для целования руки рижский генерал-губернатор Людольф-Август Бисмарк — зять Бирона, ей неожиданно доложили о прибытии из Константинополя секретаря посольства Неплюева «с ратификацией на заключенные пункты», и Анна Иоанновна тотчас же, прервав церемонию, самолично объявила о том тут же находившимся иностранным министрам.
В то же время с крепости и Адмиралтейства произведена была пушечная пальба.
Не одна родственная связь Бирона интересовала французского посла. С возвращением русской армии и появлением в Петербурге фельдмаршала Миниха менялась обстановка при дворе. Миних был, как известно, злейшим врагом герцога. Война с Турцией, ненужная России, была следствием именно этих неприязненных отношений. Бирону важно было под любым предлогом удалить от двора сильного соперника. Теперь же, когда близко раздался голос фельдмаршала, воздух во дворце заколебался.
Миних оказывался в родстве с Юлианой Менгден — ближайшей подругой принцессы Анны Леопольдовны, весьма нерасположенной к Бирону. Можно было ожидать сплетения интриг, неизбежных при совместничестве таких личностей, как Миних и Остерман, и весьма сложных по случаю неусыпной деятельности в этом же роде Левенвольдов, Менгденов, Трубецких, Черкасских и иных. Не упускал из виду маркиз де ла Шетарди и сообщение, промелькнувшее в немецких «Байретских новостях» от седьмого января, о заговоре русских аристократов «с целью низвергнуть ненавистное иноземное правительство Бирона, придворного банкира, иудея Липмана, без которого фаворит ничего не делает, и возвести на престол цесаревну Елизавету».
Нужна, срочно была нужна достоверная информация о происходящем в русской столице. Получение же ее из первых рук затруднялось одним немаловажным обстоятельством: русские не осмеливались разговаривать с французским послом, чурались его. Сказывалась боязнь перед наушничеством. Вот почему, когда на торжественном обеде прозвучал пятый официальный тост: «Кто сей бокал полон выпьет, тот ее императорскому величеству верен», чем подавался знак к окончанию застолья, маркиз, прежде чем выпить вино, отыскал взглядом Остермана и решил, что ныне же, на балу, в удобную минуту, обмолвится с русским министром о том, как установить ему прямые сношения с вельможами.
Через двенадцать дней вопрос был решен. Вельможам разрешалось отныне наносить визиты французскому министру. Отведав французской кухни, гости размякли, расслабились и частенько сворачивали теперь умышленно к зданию посольства.
Несколько немецких фамилий играли большую роль при дворе и занимали маркиза не менее, чем начинающиеся празднества торжествования мира.
Кроме Кайзерлингов, Бирон оказывал покровительство Менгденам, Корфам, Ливенам.
Оттону Менгдену, ливонскому ландрату и полковнику шведской службы, королева Христина даровала в 1653 году титул барона. Два его внука, братья Магнус-Густав, ландмаршал и Иоганн-Альбрехт, ландрат из Ливонии, были тесно связаны дружбой с семьей Левенвольде. Сыновья их были низкопоклонными прислужниками Бирона, особенно второй сын Иоганна-Альбрехта, барон Карл-Людвиг. Чтобы создать более прочную сеть интриг, он выписал в Петербург своих четырех кузин: Доротею, ставшую вскоре графиней Миних, Якобину, которая готовилась выйти за Густава Бирона, Аврору (впоследствии графиню Лесток) и Юлию. Все четыре были ловкие интриганки, особенно Юлия, сумевшая втереться в доверие к Анне Леопольдовне и имевшая на нее огромное влияние.
В руках Карла-Людвига Менгдена (женатого на племяннице Миниха) сходились многие важнейшие нити придворных интриг. Дабы следить за действиями Менгденов, была подкуплена послом одна из фрейлин принцессы Анны Леопольдовны, находившаяся в тесной дружбе с Юлианой.
Камергер барон Иоганн-Альберт Корф, президент Академии наук, как и Менгдены, уроженец Вестфалии, в 1730 году сыграл довольно значительную роль в событиях, сопровождавших восшествие на престол Анны Иоанновны. Именно он был тайно послан Бироном в январе 1730 года в Москву сразу после приезда в Митаву депутации от Верховного Тайного Совета. Корфу было поручено переговорить с Рейнгольдом Левенвольде и при содействии последнего подготовить условия для утверждения герцогини Курляндской российской самодержицей. Миссия Корфа увенчалась успехом.