Игорь Святославич

— Делай, брат, — вздохнул Игорь, — как считаешь нужным.

Неожиданно в Чернигов нагрянул старший сын Ярослава Ростислав с отцовской дружиной. Оказалось, что Ярослав отправил сына на помощь Святославу.

— А чего же сам не пошел? — спросил Игорь.

— Приболел тятя мой, — ответил шестнадцатилетний Ростислав, румяный как девица.

В помощниках у Ростислава были седоусые Ярославовы бояре Клим Демьяныч и Прокл Фомич, по сути, они-то и руководили войском.

Вместе с сыном в Чернигов приехала супруга Ярослава, сестра Манефы, Марфа.

Она-то и поведала Олегу с Игорем, после того как новгород-северская дружина ушла из Чернигова, что муж ее жив-здоров, а только притворяется хворым.

— Он не к мечу, а к злату больше тянется, — с усмешкой добавила княгиня Марфа. — Ему бы не князем, а резоимцем быть.

Марфа была на шесть лет моложе Манефы и походила на сестру не только внешне, но и своим нравом. Глядя на нее, можно было смело утверждать, что эта женщина предпочитает главенствовать, нежели подчиняться.

Если у Манефы голос был властный, но тихий, то у Марфы властный и громкий. И смеялась Манефа гораздо реже, и смех у нее был не столь заразителен, как у Марфы.

В остальном же сестры были очень похожи: и светло-желтыми волосами, и серо-голубыми глазами, и властным росчерком губ, и даже изгибом бровей. У обеих по-восточному слегка выступали скулы и был заметен миндалевидный разрез глаз.

Зная норов своей супруги, Ярослав редко брал ее с собой, отправляясь на какое-нибудь торжество в Чернигов или Киев. Вот и на свадьбе Всеволода Ярослав присутствовал один, без жены. По-видимому, это огорчило Марфу: она только и расспрашивала Манефу о юной жене Всеволода и о каждом из гостей. То, что жена Ярослава не прочь попировать, Игорь знал и раньше, поэтому он не удивился ее поведению за столом, накрытым для гостей хлебосольной Агафьей.

Марфа чаще других прикладывалась к кубку с хмельным медом, и под конец застолья ее прибаутки сделались все более игривыми. Агафья не могла удержаться от смеха, слушая шутки Марфы и глядя на то, как она изображает в лицах спесивых бояр своего мужа.

Манефе поведение Марфы не нравилось, но она молчала и только недовольно хмурила свои изогнутые брови.

Игорь рано покинул застолье, не желая участвовать в пьяных бабских разговорах.

Он направился к больному Олегу, желая заранее проститься с ним: собирался завтра рано поутру выехать из Чернигова в обратный путь.

— Зря ты отговорил Всеволода от похода на полоцкого князя, — измученным от болезни голосом молвил брату Олег. — Святослав еще, чего доброго, разобидится на нас за это. Мол, мы Ольговичи, а его, Ольговича, не поддерживаем.

— Пустое, брат, — сказал Игорь. — Святослав и без нашего участия управится с полоцким князем. Князь смоленский с братом Рюриком к нему на подмогу выступили, да Владимир Глебович, да сын Ярослава… Одолеют они полочан и без нас. И не отговаривал я Всеволода в поход идти, только сказал ему, что сам не пойду.

— Вот Всеволод и не пошел к Святославу, на тебя глядючи, — вставил Олег. — Он ведь больше твоим умом пробавляется.

Игорь спрятал в усах усмешку. Он и сам знал эту слабость Всеволода, который не любил ввязываться в княжеские свары без него.

За окнами сгустились холодные сумерки, когда Игорь покинул больного брата, отправившись почивать. Неожиданно в полутемном переходе ему преградила путь статная женская фигура в длинном богатом одеянии.

Женщина обняла Игоря за шею обеими руками и прошептала, дохнув в лицо хмельным запахом:

— Истомилась я, тебя дожидаючись, соколик милый! Поцелуй свою тетку, племянничек!

Игорь узнал супругу Ярослава. Он попытался отстраниться, но Марфа еще крепче стиснула его в своих объятиях, бесстыдно шепча:

— Ну же, младень, смелее! Приласкай же меня!

Несмотря на сопротивление, Игорю все же пришлось ощутить на своих устах жадное лобзанье княгини Марфы. Ее напор и сила были таковы, что он почувствовал себя слабым отроком, которого возжелала крепкая взрослая женщина, обладающая страстным темпераментом.

Переполненный отвращением, Игорь сопротивлялся изо всех сил, но никак не мог избавиться от объятий. Руки Марфы были словно из железа. Повиснув на нем, она обслюнявила ему все лицо. Со стороны это походило на некий странный танец, вернее, на бессмысленные шараханья двух подвыпивших людей, мужчины и женщины, одолеваемых похотью.

Марфа позвала Игоря в свою светелку, обещая «насытить его животворящий жезл своим сочным чревом».

— Ты же не ведаешь, сколь горяча я на ложе! Сколь неутомима! Так чего же кобенишься! Почто отталкиваешь меня? — повторяла она, цепляясь за Игоря. Ее голос звучал все громче и раздражительнее.

Игорь уступил нетерпеливому желанию Марфы: ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь застал его в объятиях тетки в дворцовом коридоре.

Заведя племянника в свою опочивальню, Марфа заперла дверь на задвижку и принялась срывать с себя золотые украшения, стаскивать одежды, швыряя все под ноги. Наконец она осталась совершенно нагая, и только уложенные венцом волосы придавали княгине некое подобие благообразия. Светильник, стоявший на подставке, излучал ровный мягкий свет, озаряя угол просторной комнаты с кроватью, подле которой топталась на месте пьяная Марфа, нетерпеливыми движениями расплетавшая косы.

Игорь глядел на пышные ягодицы своей тетки с двумя ямочками у основания спины, на ее широкие бедра и округлые икры, в которых чувствовалась сила. Его взгляд погружался в теплую белизну слегка изогнутой женской спины с линией позвоночника, идущей от ягодиц к шее. Плечи и руки Марфы были крепки и округлы, а длинные распущенные волосы придавали ей женственное очарование, закрывая обвислые груди и большой живот.

Игорю вдруг вспомнилась нагота матери, подсмотренная им ненароком. Он невольно отметил мужским глазом, что женские прелести матери соблазнительнее, поскольку она, в отличие от Марфы, имеет более стройное тело. Потому-то Ярослав и соблазнился Манефой.

«Ну так я отплачу ему той же монетой!» — мстительно подумал Игорь, заваливая Марфу на кровать.

Воспоминание об увиденном в бане разозлило Игоря не на шутку. И он, скинув одежду, набросился на распростертую перед ним Марфу подобно ненасытному вурдалаку.

…На рассвете содеянное ночью показалось Игорю мерзостью. Он презирал себя за то, что позволил излиться своей мести Ярославу в такой форме.

Что изменилось после этого?

«Возжелал, дурень, попирать ногами Ярослава, а в результате переступил через самого себя», — сердито думал Игорь, садясь на коня.