Игра чувств

— И если ты намерен пуститься в бесчисленные похождения, не равняйся на такие истории. Джентльмен никогда не обсуждает окна, из которых ему доводилось выпрыгивать.

— Но разве ты никогда…

— Что?..

— После той девушки, о которой ты мне рассказал, ты когда-нибудь еще влюблялся?

— О да, — пробормотал Чарльз. — Слишком часто, к своему — или к их — несчастью.

— Но я имею в виду… это было по-настоящему?

Чарльз ответил далеко не сразу.

— Да, — сказал он наконец. — Это всегда казалось настоящим. И в то же время…

Он смолк. Чарльз прекрасно относился к Фредди, но не мог рассказать ему о внезапной неудовлетворенности, которая наваливалась на него, об осознании, что если любовь слишком часто бывала «настоящей», она не была таковой никогда.

Он говорил матери, что ищет любви, говорил как человек, которой никогда не знал этого чувства. И теперь задумался, не понимает ли он сам себя лучше, чем мог подозревать.

Внезапно этот разговор стал для Чарльза невыносимым.

— Все, молодой человек, — сказал граф, быстро вставая и поднимая на ноги Фредди. — Теперь ты действительно отправляешься спать.

И Фредди, под внешней легкомысленностью которого скрывалась неожиданная проницательность, сжал плечо друга и ушел без лишних слов.

Оставшись один, Чарльз собрался было ложиться в постель, но вместо этого принялся беспокойно мерять шагами комнату. Разговор с Фредди вывел его из равновесия. Чарльз вспомнил, каким был когда-то и насколько изменился теперь.

На самом деле, ему не по душе был тот, более юный Чарльз. О присущих ему эгоизме и расчетливости неприятно было вспоминать повзрослевшему мужчине, который стал мудрее и великодушнее.

В свое время он наслаждался любовными интригами, пылкими для обоих участников. Граф знал, что женщины находили очень привлекательным его лично. Он был во многих отношениях опытным и пленительным любовником, о чем ему говорила не одна высокородная жена.

Даже теперь Чарльз мог во всех красках вспомнить чудесные ночи, увлеченность и привкус опасности. То были яркие и захватывающие моменты.

— Жизнь должна быть такой же ослепительной и счастливой, как теперь, — сказал он себе однажды.

Это было путеводной нитью Чарльза, когда завершался один роман и появлялась свобода для поисков другого.

Теперь он считал, что только неоперившемуся юнцу простительно ожидать, будто жизнь должна быть бесконечной чередой наслаждений. Тем не менее он все еще помнил трепетный восторг, с которым целовал какую-нибудь прекрасную даму в первый раз.

Флиртовал он или влюблялся, его сердце переворачивалось, и он ощущал восторженную дрожь, чего невозможно было вызвать никаким другим удовольствием. И он знал, что леди влюблена так же сильно.

В те дни его легко было увлечь. Он любил, в некоторых случаях обожал женщину, которую делал своей, поцелуи которой казались прикосновениями самих звезд.

Но ему никогда не хотелось, чтобы кто-то из них убежал с ним или остался рядом навсегда.

Он всегда обнаруживал, что, каким бы умопомрачительным ни было блаженство, оно всегда блекло и уходило.

Рано или поздно он начинал искать той же страсти с другой красивой женщиной. Потом снова и снова. Потому что, услаждая чувства, его пассии не могли заполнить пустоту в сердце.

Теперь Чарльз понял, что именно заполнения внутренней пустоты он всегда подспудно искал. И если он исполнит долг перед семьей и заключит выгодный брак, последний шанс найти это будет упущен. Что ж, да будет так.

Он сказал себе, что лучше не поднимать шума, а молча стиснуть зубы и примириться с судьбой, как поступали до него другие мужчины.

И в этот миг без предупреждения в его мысли пришла девушка, с которой он говорил этим утром у реки. Прекрасная девушка с солнечным светом в волосах, которая нежно и ласково сказала ему, что будет молиться, чтобы все его тревоги ушли.

— Теперь я вижу, что у меня не все в порядке с головой, — с горькой усмешкой сказал себе граф. — Она почти убедила меня, что может наложить заклятие, которое все исправит. Пора возвращаться с небес на землю. Она мила, но что из того? У нее нет денег. Я не могу позволить себе увлечься ею.

Чарльз попытался заглушить внутренний голос, который нашептывал, что есть более важные вещи.

Она нежна и невинна, и Чарльзу впервые пришло в голову, что его красочное прошлое может поставить слишком серьезный барьер между ним и такой девушкой.

В минуту помрачения разума он пригласил ее поужинать в замке. Он бы все отдал, чтобы отменить прием.

Перед тем как отправиться в постель, Чарльз выпил большой стакан виски. Это казалось ему единственным способом заснуть.

* * *

Вопреки решительному настрою поступить правильно, Чарльз, оседлав следующим утром Урагана, обнаружил, что инстинктивно поворачивает в сторону леса.

В конце концов, почему бы ему не проехаться по собственному лесу?

Но ее там не было.

К своему изумлению, Чарльз понял, что злится. Вчера она спросила его, всегда ли он в это время сюда приезжает. Это было равносильно намеку, что она составит ему компанию. Однако она подвела его.

Чарльз резко втянул в легкие воздух, осознав, что это яростное разочарование служит ему предостережением. Он отправился дальше, не разбирая дороги и не придавая особого значения тому, куда едет.

Но потом где-то впереди послышались всплески воды, и граф погнал Урагана вперед, едва ли смея надеяться.

Сначала он увидел ее лошадь. Великолепный белый жеребец, на котором она была вчера, стоял здесь, привязанный к дереву, и мирно щипал траву.

Откуда-то из-за кустов донесся более громкий плеск воды. Спрыгнув на землю, Чарльз привязал Урагана к какому-то столбику, тихонько пошел вперед и раздвинул листву кустарника.

В этот миг он увидел нимфу, водную богиню. Она стояла в реке по пояс, по очереди опуская ладони на поверхность, так что вода разлеталась брызгами. Попадая на свет, каждая струйка разбивалась на мириады разноцветных капель, и девушка казалась окруженной радугами. Она смеялась с блаженной щедростью ребенка, который позабыл обо всем, и была полностью поглощена красотой, которую создавала. «Глядя на такое счастье, можно и самому позабыть обо всем», — осознал Чарльз.