Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
«Да, конечно, не я».
— Что тебе до этого, Джейн? Почему ты стараешься убедить меня?
Свинка исчезла. Теперь появилась сама Джейн, или, по крайней мере, лицо, которое она выбрала для общения с Эндером с тех самых пор, когда она впервые показалась ему, — робкая, испуганная девочка, обитающая в обширной памяти межзвездной компьютерной сети. При виде ее лица он вспомнил, как увидел ее впервые. «Я придумала себе лицо, — сказала она. — Тебе нравится?».
Да, оно ему понравилось. Она ему понравилась. Юная, со светлым лицом, честная, прелестная девочка, которая никогда не состарится, с пронзительно застенчивой улыбкой. Ее породил ансибл. Компьютерные сети любой планеты не могли работать
Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех языках, которые были в памяти компьютеров, и прочла все книги во всех библиотеках всех миров. Она узнала из них, что люди долгое время опасались чего-либо подобного ей; во всех этих историях ее ненавидели и ее появление заканчивалось либо ее убийством, либо уничтожением человечества. Люди выдумали ее еще до ее рождения и, выдумав, убили ее тысячи раз.
Поэтому она не давала им знать о своем существовании. Но в один прекрасный момент она наткнулась на «Королеву и Гегемона», что случалось со всеми, и поняла, что автор книги — тот человек, которому она могла бы открыться. Для нее не составило труда проследить историю книги вплоть до первого издания и найти имя автора. Ведь эта книга была передана по ансиблу с планеты, где двадцатилетний Эндер был губернатором первой человеческой колонии. А кто, кроме него, мог написать там ее? Поэтому она обратилась к нему, и он тепло принял ее. Она показала ему придуманное ею лицо, и ему понравилось. Теперь он носил в ухе серьгу для связи с ней, и они были всегда вместе. У нее не было от него секретов, и у него не было секретов от нее.
— Эндер, — сказала она, — ты мне с самого начала рассказывал о своих поисках планеты, где было бы достаточно воды и солнечного света для жизни Королевы и развития десяти тысяч оплодотворенных яиц, которые ты хранишь в особом коконе.
— Я надеялся, что это будет здесь, — сказал Эндер. — Бесплодная, малонаселенная планета, за исключением экваториальной зоны. Она тоже хочет попробовать.
— Но ты этого не хочешь?
— Я думаю, что баггеры вряд ли переживут здешнюю зиму, во всяком случае без источника энергии, а это насторожило бы правительство. Ничего не выйдет.
— Из этого вообще ничего не выйдет, Эндер. Теперь ты это видишь? Ты пожил на двадцати четырех из Ста Миров, но не нашлось ни одного из них, где был бы безопасный уголок для возрождения баггеров.
Он, безусловно, видел, куда она клонит. Лузитания была единственным исключением. Из-за присутствия на ней свинок вся планета, за исключением крохотной ее части, была закрыта для людей, неприкосновенна. А условия жизни на ней были в высшей степени благоприятны для баггеров, гораздо больше, чем для людей.
— Единственная проблема — это свинки, — сказал Эндер. — Возможно, они будут протестовать против моего решения отдать их мир баггерам. Если интенсивное внедрение человеческой цивилизации может привести к разрушению их культуры, то посуди сама, что с ними будет, если там появятся баггеры.
— Ты ведь сказал, что баггеры усвоили урок. Ты сказал, что они не причинят никому вреда.
— Не причинят умышленно. Мы победили их лишь по счастливой случайности. Джейн, ты знаешь, что…
— Благодаря твоему гению.
— Они продвинулись гораздо дальше, чем мы. Как воспримут это свинки? Они будут так же напуганы баггерами, как и мы в свое время, но они не смогут справиться со страхом.
— Откуда ты знаешь? — спросила Джейн. — Как ты или кто-либо другой могут знать,
что по силам свинкам? Сначала пойди к ним, узнай, кто они. Если они варелсы, Эндер, то пусть баггеры обживают их дом, это значило бы для тебя не более, чем перемещение муравьиных куч или стад крупного рогатого скота, чтобы освободить место для городов.— Они раманы, — ответил Эндер.
— Ты не знаешь этого, Эндер.
— Нет, знаю. Твоя модель… это была не пытка.
— Хм? — Джейн опять вывела на терминал изображение тела Пипо перед наступлением смерти. — Тогда, должно быть, я не понимаю значения слова.
— Возможно, для Пипо это было пыткой, Джейн. Но, если твоя модель была точной — а я уверен в этом — то целью свинок не было причинить боль.
— Из всего, что я знаю о человеческой натуре, Эндер, следует, что даже религиозные ритуалы ставят болевые ощущения во главу угла.
— Происшедшее не было религиозным ритуалом, во всяком случае не совсем. Что-то там было не то, если это было жертвоприношением.
— Что ты знаешь об этом? — Теперь над терминалом было насмешливое лицо профессора, воплощение академического снобизма. — Твое образование было чисто военным, и твой единственный не связанный с этим дар — это нюх на слова. Ты написал бестселлер, породивший гуманистическую религию, — разве этого достаточно, чтобы понять свинок?
Эндер закрыл глаза.
— Возможно, я ошибаюсь.
— Но ты веришь в свою правоту?
По ее голосу он понял, что она вновь вывела изображение своего лица. Он открыл глаза.
— Я могу лишь верить своей интуиции, Джейн, выводам, к которым приходишь не аналитическим путем. Я не знаю, что именно делали свинки, но действие это не было бесцельным. Ничего злобного, ничего жестокого. Они были похожи на докторов, спасающих жизнь пациента, а не на мучителей, стремящихся ее оборвать.
— Я обложила тебя, — прошептала Джейн. — Я обложила тебя со всех сторон. Теперь ты вынужден поехать туда и решить, сможет ли Королева жить там под защитой частичного карантина, установленного на планете. Ты хочешь поехать туда и узнать, способен ли ты понять, кто же они такие — свинки.
— Даже если ты и права, Джейн, я не могу туда поехать, — сказал Эндер. — Въезд туда строго ограничен, к тому же я не католик.
Джейн закатила глаза.
— Стала бы я все это начинать, если бы не знала, как тебя доставить туда?
Появилось еще одно лицо. Молодая девушка, совсем не такая невинная и прекрасная, как Джейн. Лицо ее было жестким и холодным, глаза — блестящими и пронзительными, и рот ее был сжат в гримасе человека, которому пришлось научиться жить с постоянной болью. Она была молода, но выглядела ужасающе усталой.
— Это ксенобиолог Лузитании. Иванова Санта Катарина фон Хессе. Ее называют Нова или Новинья. Она вызвала Глашатая Мертвых.
— Почему у нее такой вид? — спросил Эндер. — Что с ней случилось?
— Ее родители умерли, когда она была еще маленькой. Случилось так, что в последнее время она полюбила одного человека, как отца. Человека, которого убили свинки. Она хочет, чтобы ты рассказал о его смерти.
Глядя на ее лицо, Эндер отрешился от заботы о Королеве, о свинках. Ему было знакомо это выражение взрослой муки на лице ребенка. Он видел его раньше, в заключительные недели войны с баггерами. Когда он разыгрывал битву за битвой в игре, которая не была игрой. Он видел его раньше, когда война закончилась, когда он обнаружил, что его тренировки вовсе не были тренировками, что все эти модели были настоящими, реальными, когда он командовал земным флотом по ансиблу. Теперь, когда он знал, что уничтожил баггеров, всех до одного, когда он понял, что совершил акт ксеноцида, сам не желая того, он видел такое выражение, глядя на себя в зеркало.