Игра Канарейки
Шрифт:
Было это, кажется, в месяц Бирке того года. Канарейка толком и не помнила этого вечера, потому что обильно заливала свою очередную сердечную драму краснолюдским спиртом. Драма, впрочем, была весьма посредственной, не имела ни средних, ни даже малых масштабов, а просто служила поводом для качественной пьянки. В Новиграде в то время была только одна корчма, в которой на нелюдей не косились с опаской и презрением и прямо за стойкой не грозили сдать страже.
«Хамелеон».
Напротив Канарейки сидел её недавний знакомец – мужчина со смоляными
Пару месяцев назад эльфка ехала ночью по тракту в сторону Новиграда и заметила неподвижную фигуру на обочине. Мужчина оказался вежлив, галантно попросил взять его с собой, мол, его лошадь и все пожитки украли. Канарейка согласилась.
Попутчик оказался немного странным. Иногда он вычурно говорил с незнакомым лающим акцентом, доставал откуда-то еду и мог целые дни проводить в седле. Эльфка решила для себя, что он – неумело скрывающийся чародей, и почувствовала к нему солидарность: в то время как раз в разгаре были гонения Радовида Свирепого, магики и нелюди украшали большинство частоколов в округе.
Он оказался умным, хоть и немного чудным, собеседником, знал много историй и был полезен в пути. Вместе они путешествовали с месяц, потом Канарейке предложили чрезвычайно выгодный контракт, и ей пришлось сбросить своего спутника с хвоста.
Снова они встретились только в середине Бирке, за одним из столиков в недавно открывшемся «Хамелеоне».
– Что, Грегор, как жизнь?
– Гюнтер, – терпеливо поправил мужчина.
– Да, точно. – Канарейка сделала обильный глоток прямо из бутылки. – Как твои зеркала, продаются?
– Сейчас не сезон, – проговорил Гюнтер, сложил голову на руки и чему-то улыбнулся.
– Ясно… – Канарейка повела головой, её взгляд на несколько секунд провалился в пространство перед собой. Она была как раз в том состоянии, в котором ты ещё способен почти связно и очень много говорить, но уже не вполне контролируешь своё тело.
Эльфка наклонилась вперёд, глотнула ещё, доверительно зашептала мужчине:
– Вот, Грегор, знаешь ли ты, почему я сейчас так надираюсь?
Гюнтер качнул головой.
В «Хамелеон» зашла девушка с пепельными полосами и уродливым шрамом на щеке . Рыжий краснолюд, сидевший у стойки, спрыгнул с табурета и повёл гостью на второй этаж, оглядываясь и негромко что-то говоря.
Гюнтер проводил их взглядом, вернулся к Канарейке.
– Не знаю.
– Всё ты, чёрт, знаешь…
Господин Зеркало выпрямился, внимательно посмотрел на эльфку.
Канарейка несколько минут молчала, задумчиво разглядывала музыканта, натужно колотящего по струнам. Очень странно, но при такой манере игры у него всё равно получалась очень даже пристойная, красивая мелодия. Вообще, народ здесь был не по временам беспечен и приветлив, словно бы не наседали сейчас на Новиград с одной стороны нильфы, а с другой – горстка выживших в бойне бешеных северных королей. Которые и между собой при этом не забыли перегрызться.
– Никогда, – вдруг сказала Канарейка. – Никогда не спи с «белками» .
Гюнтер с почти дружеским участием слушал её исповедь.
– Вот вроде зовутся белками, а мрут как мухи. Так и назвались бы мухами. Жужжат что-то о свободе,
заразу всякую разносят… Вот он даже не рядовым был. Командиром. Смеялся над смертью, говорил, что бессмертный. В первую нашу встречу даже прово… провоци… это… вал. Чтобы я напала. Ты слушаешь, Грегор?– Слушаю.
– А я ведь что. Любила я его что ли? Утром сегодня один из его отряда догнал, сказал, что вот, под таким деревом он теперь навсегда лежит. А я всё сижу тут. Пью. Вот пила бы я, если любила бы?
Гюнтер едва заметно улыбнулся, наклонил голову. Хотел что-то сказать, но Канарейка остановила его жестом:
– А я скажу. Нет. Я бы сейчас со всех ног к тому дереву летела. А я тут. Уже даже и не помню, какой он по счёту…
Эльфка легла на руки, сложенные на столе, почти мечтательно протянула:
– А так хорошо было бы наконец влюбиться. Знаешь, так, чтоб истинная любовь, как в сказках. В кого-то умного, сильного и не такого смертного…
Человек-Зеркало сцепил пальцы в замок, положил на них подбородок.
– Я ведь иногда исполняю желания.
Канарейка помотала головой, глотнула из бутылки, подпёрла голову рукой. Глаза закрывались.
– Ты что это, джин?
– Нет. Я заключаю с людьми сделки. Товарно-рыночные отношения: я им, они – мне.
– Странный ты. Даже для чародея.
– Не всё ли равно, кто я? Я могу помочь тебе.
Канарейка прыснула, замахала перед собой руками.
– После этого обычно просят душу или заключают в вечное рабство. Мне такое не надо.
Гюнтер рассмеялся смехом, похожим скорее на удары палкой по чугунному горшку.
– А ты мне нравишься. Хорошо, давай по-другому. Я делаю тебе одолжение. Подсказываю. Направляю, а не приношу на блюдечке. А потом ты делаешь одолжение мне. Ничего сложного, да и так довольно сложно забрать душу, верно?
Пол-литра спирта делали принятие решений простым и быстрым. Желание по этой же причине казалось важным и нужным, требующим сиюминутного исполнения.
– Я согласна. Скажи, часто у тебя просят подобное?
Господин Зеркало внимательно посмотрел её в глаза, сказал серьёзно:
– Нет, в основном просят богатства или вечной жизни. Твоё желание будет посложнее устроить.
С этими словами Гюнтер привстал, через стол потянулся к эльфке и положил ладонь ей на ключицу. Канарейка не успела возмутиться, как всё её тело пронзила острая боль. Словно тысяча стрел одновременно вонзилась в неё. Все хмель и спесь мгновенно куда-то делись, исчезла и она сама, осталась только эта невыносимая боль. Канарейка не могла даже закричать, привлечь к себе внимание, попросить помощи. Она как будто забыла, как говорить.
Гюнтер отпустил её, сел на лавку. Эльфка рухнула на столешницу. Из её глаз текли слёзы, не было сил ничего сказать. С усилием она приподнялась, взглянула на свою ключицу. Из-под рубахи виделся свежий багровый шрам в форме каких-то незнакомых эльфке букв.
– Это на память. Чтобы не забыла, что с тебя одолжение.
Только теперь Канарейка осознала, как она вляпалась. Захотелось отрезать себе язык, большинство проблем – из-за него.
– И что, когда же ждать действий от тебя? – прохрипела она.