Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании

Это было наиболее уязвимым местом в подтверждении лояльности секретных агентов. Однажды будучи брошенными в этот омут, они должны были сами выплыть или утонуть, не надеясь ни на кого, подвергаясь сильным искушениям, угрозам или испытаниям, а на карте стояла их жизнь. Хотя все шпионы имеют много общего, каждый из них по-разному действует в обстановке постоянного напряжения и в критической ситуации.

Джон Сесил Мастерман, официальный историограф этой замысловатой операции и сам видный член комитета «Двойного креста» [66] , рассказывал мне, что большинство шпионов готовы пойти на измену, если речь идет о жизни и смерти. Те из них, кто может расколоться в результате давления контрразведчиков путем угроз, физического и психологического воздействия, способны сопротивляться лишь до определенного предела.

66

«Двойной крест», или «XX» – название комитета по дезинформации управления английской контрразведки МИ-5, double-cross означает «обман, хитрость, уловка». (Примеч. пер.)

Британцы, для которых разведка традиционно была игрой, не игнорировали возможностей, предоставляемых использованием двойной агентуры. Как МИ-6, так и МИ-5 еще до войны готовили планы использования провалившихся агентов для дезинформации их прежних хозяев. Первый толчок к внедрению подобной системы на время предстоящей войны был дан в лекции сотрудника Deuxieme Bureau (Второго бюро), произнесенной перед офицерами спецслужб 5 мая 1939 года. Он указал, что использование двойников может оказаться очень эффективным, и изложил несколько приемов контроля над такими шпионами.

Идея засела в памяти молодого майора, ранее служившего шотландском полку (одновременно с Норманом Бейли-Стюартом), а затем переведенного в МИ-5 столь секретно, что его имя было исключено из списков британской армии. Это был Томас Эндрю Робертсон, исключительно смелый шотландец в возрасте двадцати с лишним лет, поразительно красивый и потрясающе обаятельный, находчивый и предприимчивый. Он выдвинул идею системы дезинформации противника, но она оказалась тогда несвоевременной. В сумасшедшие предвоенные месяцы Британия была охвачена шпиономанией, и каждый схваченный немецкий шпион автоматически был осужден. Судебные процессы проводились в ускоренном порядке, иногда без надлежащей юридической процедуры.

После казни в 1940 году семи германских агентов майор Робертсон решил добиться принятия плана двойной игры. Он предложил эту идею полковнику Дику Уайту, самому эрудированному и энергичному представителю молодого поколения руководства МИ-5. Он пробивал эту идею также в управлении военно-морской разведки (УВМР) и в штабе ВВС, и к ней выразили интерес начальник УВМР адмирал Джон Годфри и ведущий специалист подполковник авиации Арчи Бойл. Затем предложение поступило к Джону Бевину, шефу сверхсекретного центрального дезинформационного бюро при кабинете министров, которое направлял главный военный советник Черчилля генерал Паг [67] Исмей.

67

Паг (pug) означает мопс. (Примеч. пер.)

Используя свои природные красноречие и настойчивость, Робертсон убедил их, что бессмысленно вешать или расстреливать каждого схваченного немецкого шпиона. Для некоторых из них может найтись место в войне при ведении игры с ничего не подозревающим противником.

Так зародилась система двойного креста в МИ-5. Официально она находилась в составе подразделения Б полковника Уайта, и Робертсон с группой единомышленников создал великолепно настроенный инструмент, с помощью которого безликие дезинформаторы МИ-5 всю войну виртуозно водили за нос врагов.

Немцы с непривычным для них, но в данном случае уместным легкомыслием называли это Funkspiel – «радиоигрой», англичане использовали более грубый, но и более точный термин «XX», или «двойной крест».

Робертсон с нетерпением ждал дня, когда он сможет начать игру с немцами, но такая возможность появилась даже раньше, чем он надеялся. Мастерман даже через много лет после войны заявлял, что первый радиосеанс Сноу из тюрьмы Уэндсуорт стал одним из самых ярких событий в деятельности «системы XX».

Его bona fides [68] , к удовлетворению МИ-6 (как стали называть СИС), была восстановлена, и благодаря МИ-5, руководившей «системой XX», Оуэне был вновь внесен в картотеку спецслужб, теперь как доверенный агент-двойник. С учетом предыдущего опыта в отношении его имелись далеко идущие планы.

Его рация постоянно находилась на связи, передавая дезинформацию с умело вкрапленными в нее подлинными сведениями, чтобы придать ей правдоподобие. В этом участвовал и сам Оуэне. Позднее к работе был привлечен и один из радистов, который, освоив почерк Оуэнса, стал работать на ключе вместо него. Тем временем английские хозяева Сноу, проявив непостижимое доверие к столь подозрительно ведущему себя человеку, пошли еще дальше. Для своей передачи из камеры Уэндсуорта Оуэне выбрал текст, поразивший англичан своей загадочностью: «Надо немедленно встретиться в Голландии. Привезу код погоды. Радируйте город и отель. Уэльс готов». Англичане пропустили текст, после того как Оуэне объяснил им, что Риттер ждет от него сводок погоды, а также установления контактов с валлийскими националистами, которых можно использовать на «специальной» работе.

68

Добросовестность (лат.).

А как насчет срочной встречи в Голландии?

Оуэне использовал всю свою силу убеждения, чтобы объяснить это. Почему бы, в конце концов, ему не использовать прежнюю систему встреч с доктором Рантцау, чтобы создавать впечатление, что все в порядке? Бельгия и Голландия остаются нейтральными. Он должен заботиться о своем бизнесе в Роттердаме и Антверпене. Почему бы не позволить ему встречаться с доктором Рантцау во время таких поездок, дополнительно передавая дезинформацию этим наивным немцам?

Предложение выглядело разумным. МИ-5 не только согласилась на возобновление деловых поездок Оуэнса, но, уверившись в его честности и преданности, даже организовывала поездки и оплачивала расходы.

Получив радиограмму Джонни, отправленную из тюремной камеры, Риттер назначил явку на 28 сентября в Антверпене на конспиративной квартире, принадлежащей немецкому судовому агенту, проживающему в Бельгии.

В тайной жизни Джонни начался невероятный период, который трудно представить, казалось, что действие происходит не в жизни, а в шпионском романе. Он был действительно экстраординарным шпионом. Хотя он работал и на англичан, и на немцев, ни одна из сторон не знала, чем он занимается, находясь на территории противника. Все, что им оставалось, – это выслушивать его отчеты, более или менее доверяя сказанному.

Он иногда допускал промахи, что было неудивительно при его размахе: руководить делами фирмы и обслуживать две секретные службы, помнить и не путать свои легенды и хитрости, быть Сноу для англичан и Джонни для немцев, вести три совершенно разные жизни. Тем не менее из всех передряг он ухитрялся благополучно выбираться с тем, что все затронутые (или в данном случае – незатронутые) стороны оставались в блаженном неведении о его истинной деятельности.

Николаус Риттер, к тому времени уже подполковник, после войны был взят в плен и в течение года почти непрерывно допрашивался МИ-5 в камерах лагеря для военнопленных, но так ничего и не сообщил своим британским следователям обо всех деталях, связанных с деятельностью Джонни. Англичане, в свою очередь, не рассказали ему свою часть истории. Здесь впервые полностью излагается полный отчет об этой невероятной шпионской операции, достойной войти в анналы истории мировой разведки.

Сноу исчез в Лондоне 28 сентября и через несколько часов материализовался как Джонни на конспиративной квартире. Это была его первая явка с доктором Рантцау после начала войны. Риттера сопровождал новый помощник, молодой юрист-международник Карл Хайнц Кремер, друг владельца квартиры, присматривающий за ней.

В дороге Оуэне обдумал, что и как он будет говорить немцам, и решил действовать по обстановке, рассказывая им как можно меньше. На многозначительный вопрос Риттера, как стало возможным, что англичане позволили ему выехать из страны, Оуэне ответил, что его деловые операции в Бельгии и Голландии признаны важными для военной деятельности страны и для получения крайне необходимой Англии твердой валюты.