Игра Люцифера

Наступил январь 2008 года, и я вновь вернулся в Женеву. Я был свободным человеком, как минимум, на какое-то время.

Холодные ветры проносились над озером, а Швейцарские Альпы были плотно укутаны снегом, дышать этим холодным воздухом было все равно, что чистым кислородом. Приятно было находиться так далеко от скользких щупалец неблагодарного министерства юстиции. Я выложил все, что знал, Сенату США, отдал все материалы, какие у меня были. Я планировал и дальше делиться информацией с Комитетом, налоговой службой и комиссией по ценным бумагам. Ответная реакция правительственных чиновников была благодарной и даже теплой, но я знал, насколько неустойчиво мое положение, и не тешил себя иллюзиями. Для Карла Левина и его сотрудников я был мужественным изобличителем, но Кевин Даунинг воспринимал меня, как скорпиона в своем тапке.

Министерство юстиции позволило мне отправиться домой в Женеву, но я был уверен, что Даунинг как-нибудь и когда-нибудь попытается до меня дотянуться. Его бесило то, что я обратился к другим ветвям правительства США. Я знал, что теперь, когда Сенат уже в курсе, Даунинг будет вынужден возбудить ряд уголовных дел, и я был совершенно уверен, что на одном из постановлений будет значиться и мое имя. Возможно, комитет Карла Левина и воспринимал меня как посланца богов — Сенат мог защитить меня от швейцарцев, но только не от этого мстительного козла Даунинга, который легко мог обвинить меня в соучастии в налоговом мошенничестве. И если ему представится такая возможность, он ею воспользуется. В этом у меня не было никаких сомнений.

И все же, слушая хлопки бутылок новогоднего шампанского, я чувствовал, что меня наконец-то отпускает напряжение. Больше не нужно стучаться в разные федеральные агентства и доказывать свою искренность и ценность.

Я не собирался сидеть в своей прекрасной женевской квартире и рефлексировать. Жизнь продолжалась — нужно было работать над новыми проектами, ходить на вечеринки, встречаться с женщинами. Вместе с моим близким другом Дейвом, умевшим распознавать хорошие стартапы и находить для них инвесторов, я занялся сделками в области частных инвестиций. Я слетал в Мумбаи и встретился с индийским министром нефти и газа, с которым мы подписали сделку на куплю-продажу американского «чистого» угля.

Затем я полетел в Пекин и Шанхай, где встретился с высшими китайскими руководителями насчет сделок на поставку угля. Еще я изучал возможности в области недвижимости в Европе. В промежутках между делами я немного развлекался, ну, вы понимаете. Но все же я находился в состоянии неопределенности и ждал, когда нависший надо мной топор наконец упадет.

В паузах между глобальными сделками я передавал дополнительную информацию различным американским правительственным агентствам. Кевин Даунинг отказался от моего предложения работать постоянным осведомителем, однако Сенат, налоговая служба и комиссия по ценным бумагам с жадностью глотали все, что я только мог им дать. Так я превратился в агента под прикрытием — я болтал со своими друзьями, которые все еще работали на UBS, и вытаскивал из них секреты. Они не знали, что я делал с полученными от них фактами, для них это была лишь болтовня со старым другом за ужином с выпивкой. Как-то вечером мы с Джеймсом Вудсом ужинали в ресторане Les Armures в Старом Городе. Это прекрасное небольшое местечко, выходящее прямо на каменную мостовую Рю дю Солей Левантан.

— Как дела в королевстве черной магии, Джеймс? — спросил я его, пока мы наслаждались блюдами французской кухни.

— Это какое-то шоу ужасов. Ты бы видел, как они паникуют! Они запрещают нам ездить в новые регионы, вводят очередные протоколы безопасности, а если кто-то говорит о поездке в Штаты, у Бовэя начинается паническая атака! Я рад, что послушался тебя и переключился на Южную Африку.

— Я тоже рад, что ты это сделал, Джеймс, — сказал я и улыбнулся.

— Такое ощущение, что кто-то в реальном времени скармливает американцам методы работы UBS. Каждый шаг, который совершает банк, сталкивается с противодействием.

Он произнес эти слова невинным тоном, а я ответил ему в том же стиле.

— Интересная теория, Джеймс. Да только кто же захочет по собственной воле пропасть в цюрихских подвалах.

— И то правда… Ты бы видел свежую директиву от Мартина Лихти! «Не ездить никуда без моего одобрения!»

Я рассмеялся.

— С удовольствием почитал бы, просто для смеха.

— Я отправлю тебе копию, только никому не говори.

— Никому, клянусь! Еще вина?

Где-то в середине января газета Financial Times выпустила еще одну большую статью про UBS. Ее автором был Хейг Симонян, и он процитировал в статье нескольких банковских руководителей, заявлявших с немалым апломбом, что теперь UBS прекратит все свои секретные отношения с американскими клиентами и закроет все их номерные счета. Я слишком хорошо знал своих бывших швейцарских боссов, чтобы понимать, что эти слова всего лишь обман для разрядки атмосферы. И я никак не мог успокоиться, потому что знал, что если бы этот идиот Кевин Даунинг и его болтуны в министерстве юстиции не предупредили UBS своим «адресным письмом», то мы могли бы организовать серьезную операцию, как это сделали бразильцы. Как если бы я указал пальцем на дом в пригороде, где торговали наркотиками, женщинами и оружием, а копы сказали мне: «Да ладно? А давайте постучимся и спросим!»

Но, как минимум, я мог ткнуть кое-кого носом в эту статью, поэтому я продиктовал своим юристам сопроводительное письмо и попросил их отправить его вместе с копиями статьи из Financial Times, в комиссию по ценным бумагам, налоговую службу, Сенат и министерство юстиции. Вам может показаться, что я сам раздувал огонь, на котором меня медленно поджаривали, но на самом деле это была следующая часть моего тактического плана. К тому же вы теперь знаете, что я не кланяюсь пулям.

Тем временем я собирал все больше информации о том, чем занимался UBS, — банкиры выстраивали оборонительные сооружения, уничтожали доказательства незаконных связей с американскими клиентами, направляли охотников и собирателей в страны, которые не очень беспокоились о налоговых мошенничествах, и перемещали активы в другие юрисдикции с новыми офшорными структурами. Они приказали сотрудникам держаться подальше от Штатов. Им следовало избегать и Франции, поскольку впоследствии их махинации в этой стране обернутся для них потерей 1,1 миллиарда евро и реальным риском заплатить штраф на сумму до 6 миллиардов! Ну что ж, ни глупость, ни высокомерие не лечатся. К тому времени я уже довел до совершенства собственные методы секретной связи — я использовал таксофоны и работал в интернет-кафе, совершал короткие вылазки из Женевы и отправлял документы Гектору и Морану курьерской почтой. У меня накопилось немало новых данных.

В феврале Гектор и Моран доложили комиссии по ценным бумагам и Сенату о моих последних достижениях. Поначалу они ограничивались рассказами по телефону, однако вскоре, в марте, я попросил их начать отправку документов в обе организации. Позднее, в том же месяце, я еще раз сделал залп из всех орудий. Моя новая информация подтверждала, что серьезные люди из UBS пытались переиграть министерство юстиции США, а с учетом крошечных мозгов министерских сотрудников это было не так сложно. Инстинкты говорили мне, что рано или поздно министерство юстиции придет за мной, поэтому я продолжал заниматься своей «благотворительной работой», пытаясь хоть как-то противостоять грядущим обвинениям. Мне казалось, что я делаю все правильно — умные ходы, превентивные удары и многое другое для того, чтобы Кевин Даунинг не смог всадить кинжал мне в спину.

А затем появились обвинительные акты. И они были секретными.

Секретное обвинение означает, что вы не предупреждаете человека, которого хотите поймать, о том, что против него планируются какие-то действия. Я практически уверен в том, что, если бы Даунинг и его боссы только могли, они сами побежали бы к таксофонам и позвонили по тем номерам швейцарских мобильных телефонов, которые я отдал Сенату. Однако благодаря моим усилиям Сенат, налоговая служба и комиссия по ценным бумагам имели точный список всех швейцарских преступников — менеджеров UBS. Поэтому они просто передали список в министерство юстиции и сказали: «А теперь идите и поймайте этих международных налоговых мошенников!» Я уверен и в том, что Даунинг изо всех сил пытался как-то исхитриться, когда увидел имя источника данных, то есть мое, но в тот момент у него не было выбора. А если бы он провалил это дело, все бы свалили на него. Думаю, что его начальники — Кевин O'Коннор и самый главный босс, генеральный прокурор, — сказали ему: «Делай все, как положено, а с «деталями» мы разберемся позже». Это исключительно мое предположение, однако в конце концов так и получилось, поэтому я придерживаюсь своей версии событий.

Первым в списке значился Игорь Оленикофф. Даунинг мог узнать о нем еще тогда, когда я впервые вошел в здание министерства юстиции, но он отказался выдать мне повестку, так что имя Оленикоффа всплыло только в результате моих показаний в Сенате. Наверняка он с удовольствием шарахнул бы по Игорю, поскольку тот был напрямую связан со мной. Однако затем Даунинг обнаружил то, что уже знал весь остальной мир: налоговая служба и департамент генерального прокурора в округе Ориндж, штат Калифорния, уже возбудили дело против Оленикоффа! Даунинг не мог начать его преследование — за парня уже взялись. Я уверен, что от этого Даунинг еще сильнее взбесился и исполнился еще большей решимости пригвоздить меня к кресту.