Игра на двоих

Несколько ночей спустя мы выходим на перекресток и видим, что попали в ловушку: со всех сторон к нам подбираются мутанты. Они выползают отовсюду: из каждой трубы, из каждого угла. Чья-то мохнатая лапа высовывается из воды и цепляет меня за ботинок. Я хватаюсь за скользкую ржавую перекладину за спиной, чтобы не упасть, и достаю из-за пояса нож. Одного удара чудовищу оказывается недостаточно. Остальные все ближе. Шипят, плюются ядом. В этот момент всем становится понятно, что пора отправляться наверх, в Транзит. Той перекладиной оказывается ступенька лестницы. Мы группируемся вокруг нее: один поднимается наверх, другие его прикрывают. Опасаясь, что Пит снова сорвется, пропускаем его первым. Кастор гибнет, спасая брата из когтей дикой кошки. Крессиде и Мессале едва удается затолкать Поллукса в люк. Хеймитч кричит, чтобы я уходила, а сам вместе с Рубакой продолжает отстреливаться от стаи рычащих собак. Лео по пояс ныряет в узкое отверстие и протягивает мне обе руки, помогая выбраться. Я стою на коленях возле люка. Ничего не видно: тусклого света Транзита недостаточно. Уши разрывают крики и вой. Секунда тянется как час, а минута почти равна вечности. Я уже готова прыгнуть обратно в шахту, как вдруг появляется Хеймитч. Мы так близко, что чуть не сталкиваемся. Его трясет; мертвенно-бледное лицо напоминает мраморную маску. Лео вытаскивает готового потерять сознание ментора на поверхность. Я обнимаю мужчину за плечи.

— Хейм, что случилось? Где Рубака?

В его бегающем взгляде плещется страх.

— Закрывайте люк. Он не придет.

Лишь много дней спустя, когда образы той ночи слегка померкнут в памяти мужчины, он расскажет мне, что произошло. Один из переродков бросился на ментора, когда тот повернулся к лестнице, чтобы подняться к нам. Чудовище уже раскрыло пасть, чтобы вцепиться мужчине в шею, но Рубака бросился ему наперерез и закрыл старого друга собой. Собаки растерзали его тело на части у Хеймитча на глазах.

Лео рывком поднимает напарника на ноги.

— Надо идти. Готов?

Тот кивает и, пошатнувшись, делает несколько шагов вперед. Я поднимаю с пола винтовку и вкладываю ее в чуть дрожащие руки ментора. Очнувшись, он сжимает автомат и оглядывается по сторонам. То же делаем и мы. Нас окружают вымощенные плиткой улицы, совсем как наверху, окаймленные кирпичными стенами вместо домов. На передышку нет ни минуты: уже день, ловушки вновь активировались и армия миротворцев поджидает остатки отряда четыре-пять-один за ближайшим углом. Наше время на свободу вышло: мы снова живы.

Никогда не думала, что люди могут так быстро бегать. Но иначе нельзя: у нас под ногами взрывается пол. Едва успеваешь переступить с одной плиты на другую, как та, что позади, разлетается в пыль. Огонь от взрывов плавит подошву ботинок, а ударная волна толкает вперед. Маскировочные пластины на стенах отъезжают в сторону, обнажая ряды пулеметов. Мы едва успеваем уворачиваться от летящих со всех сторон пуль, не говоря уже о том, чтобы стрелять в ответ. Видимо, приняв светящиеся круги на потолке за обычные капитолийские лампы, Мессала не обращает внимания на бьющий в пол луч и проходит сквозь него. Крессида застывает на месте с перекошенным от ужаса лицом, когда видит, что свет убивает парня, за доли секунды обратив его тело в прах. Я толкаю ее, приказывая бежать. Мы лавируем между ловушками, словно танцуем смертельно опасный танец. Поллукс оступается и расплата не заставляет себя ждать: парня заживо перемалывает мясорубка. Мы безучастно наблюдаем, как отряд четыре-пять-один теряет своих бойцов. Человеческие чувства придут позже. Если, конечно, останется хоть кто-то, способный их испытывать.

В какой-то момент Крессида говорит, что знает, где мы находимся. Пытаемся следовать за девушкой, но, встретив на своем пути очередную группу солдат, сбиваемся с пути. Не помню, как мы оказываемся в длинном коридоре; в памяти остается лишь ужас загнанного в западню зверя, ведь миротворцы стремительно приближаются к нам сразу с двух сторон. Часть из них попадает в ловушки, расставленные их же командиром Сноу, но оставшихся достаточно, чтобы справиться с нами. Хеймитч и Лео стреляют по лампам на стене, погружая коридор во мрак. Солдаты подходят все ближе, перекрывая нам все возможные пути отхода. Слева и справа — гладкие стены. Я протягиваю руку и чувствую равнодушный холод камня. Впереди и позади — миротворцы. Мы слышим их тяжелое дыхание. Сдаваться не имеет смысла: живыми мы не нужны никому. Еще секунда, и они откроют огонь. Это конец?

Я уже готова проглотить капсулу с морником, как вдруг кто-то из стоящих рядом людей хватает меня за запястье. Джоанна. «Давай за мной, только молча!». Я иду за девушкой, вцепившись в ее ладонь. Пять осторожных шагов спустя пространство резко сужается, заставляя меня прижаться к стене и двигаться боком. В стене справа от нас была ниша. Кто-то из отряда, лихорадочно ища выход, заметил ее, зашел внутрь и затащил остальных. Места хватило всем, пусть и с трудом.

— И что дальше? — шепчет Джоанна, пока мы стоим, тесно прижавшись друг к другу. — Стоит им включить фонари, и они моментально увидят нас.

Надеюсь, охранники, сами того не поняв, сначала просто перестреляют друг друга в темноте, но молчу, боясь выдать себя и остальных: я стою ближе всех к краю.

— Подождите, — с другого конца ниши доносится голос Лео. — Я нашел дверь. Это не тупик, а еще один коридор.

Его сдавленные ругательства прерываются звуками выстрелов.

— Можешь открыть?

— Попытаюсь!

Секунда, десять, пятнадцать. Справа, со стороны парня раздается странный писк.

— Скорее, парень! Эрика, что там происходит?

Осторожно выглядываю из укрытия. Свет из соседних комнат очерчивает фигуры лежащих на полу миротворцев. И все бы ничего, но справа, откуда мы пришли, приближается еще одна группа солдат. Не успеваю я ответить на вопрос Хеймитча, как капитолиец взламывает замок и мы вваливаемся внутрь. За спиной слышатся сначала недоуменные, а затем негодующие крики. Я как можно тише закрываю дверь. Лео чем-то щелкает и комната озаряется ярким светом.

— С ума сошел?! А если это ловушка? — возмущаемся мы.

Парень смеется.

— Ловушек здесь нет. Хоть эта комната и самое опасное место в Капитолии, но нам она ничем не угрожает.

Стоит оглянуться по сторонам, и я понимаю, что он имеет в виду. Мы находимся в главном и по совместительству единственном хранилище военных сил города. Нас окружают ядерные ракеты, летательные аппараты, оружие — все, что осталось у Капитолия после того, как взбунтовался Тринадцатый и пал Второй. В помещении очень низкие потолки, как и в остальных частях Транзита, но оно тянется далеко вперед.

— Ты знал? — озадаченно спрашиваю капитолийцв.

— Догадался, когда вскрывал замок. Мне не раз приходилось слышать об этом месте.

Опускаю вполне логичный вопрос о том, где он научился взламывать двери. Еще будет время это обсудить. Теперь у нас много времени.

Мы забираемся вглубь отсека и разбиваем лагерь под крылом небольшого планолета. Достаем аптечки, промываем, залечиваем и перевязываем раны: во время нападения переродки руководствовались принципом «не убью, так хоть покалечу». Обедаем, доедая остатки прихваченных из пентхауса припасов. Разбираем, чистим и сушим оружие. Понимая, что сил держаться больше нет, просим Лео вновь заблокировать дверь и ложимся спать. Несколько часов спустя, отдохнувшие, собираем Военный Совет.

— Что делать дальше? В Транзит нам путь заказан, живым из него не выйдет никто, — справедливо замечает Джоанна.

— Надо брать планолет и убираться отсюда, — твердо говорит Хеймитч. — Для нас революция окончена.

— Обратно в Тринадцатый?

— Ну, для начала можно посмотреть, что творится на поверхности, — предлагает Лео.

— Может, найдем Китнисс, — бормочет себе под нос Пит. — Может, она еще жива.

— Даже не надейся, парень! — раздраженно бросает ментор.

— Еще вопрос, — поднимает руку Крессида. — Кто поднимет планолет в воздух?