Игра на выживание

Бледный и притихший Рамон встал из-за стола вместе с Саусасом.

– Вы тоже желаете пойти?
– поинтересовался Саусас.

Рамон заколебался.

– Нет. Вряд ли. Боюсь, если он попадется мне на глаза, то я могу его просто убить.

Саусас улыбнулся Теодору.

– Тогда, может быть, сеньор, дождетесь меня здесь? Думаю, если он действительно настроен сотрудничать со следствием, то я вернусь уже минут через десять.

Теодор проводил Саусаса до выхода, не желая расставаться с ним вот так, не сказав больше ничего, хотя, с другой стороны, он понятия не имел, что ещё тут можно сказать, и кто должен это говорить: он сам или все-таки Саусас.

Остановившись на тротуаре, Саусас поднял руку, рассчитывая остановить проезжающее такси, которое, однако, как ни в чем не бывало проехало мимо.

– Должен вам сказать, сеньор Шибельхут, вы поступили очень смело, поверив в невиновность своего друга, сеньора Отеро. Некоторые посчитали, что со стороны полиции было очень глупо не ухватиться за человека, который сам признался в том, что это он зарезал женщину. Однако, нам было известно то, чего не знали вы. При вскрытии выяснилось, что смерть сеньориты Бельестерос наступила в результати сильного удара по голове. Мы полагаем, что она ударилась головой - очень сильно - о спинку своей кровати... А, вот и такси. Удары ножом последовали позже, и у нас на этот счет тоже были свои предположения. Что ж, они полность подтвердились!
– Радостно улыбнувшись, он открыл дверцу машины.
– До скорой встречи, сеньор! Adios!

На обратном пути к ресторану воображение Теодора нарисовало ужасную картиру - как Лелия падает навзничь на кровать, куда её бросил Карлос Идальго, который никак не мог смириться с отказом. Остановив официанта, он попросил принести ещё горячего чаю и поставить дополнительную чашку. Рамон и Изабель были увлечены разговаром: Рамон сидел, опершись о стол и чуть подавшись вперед, а Изабель, похоже, удалось взять себя в руки, и теперь вид у неё был не такой удрученный. Теодор тихо сел за стол.

Рамон взглянул на него и сказал:

– Если бы сейчас сюда вошел Карлос, то я, наверное, свернул бы ему шею, и никто не смог бы остановить меня, даже пули.

Однако, Теодор в этом не был уверен. У Рамона больше не было сил мстить, ибо он расстратил их почти без остатка, направив сначала против себя самого, а затем обрушив свой гнев на Сальвадора Инфанте. Теодору казалось, что в тот момент сам он куда больше, нежели Рамон, ненавидит Карлоса, однако прекрасно понимая, что и это чувство, как и большинство страстей, рано или поздно пройдет, он остался сидеть за столом, в то время, как Саусас отправился арестовывать Карлоса.

– Не думай об этом. Не выдумывай того, чего ты не делал. Не надо, Рамон.

Он взглянул на Изабель.

Ее бледные губы тронула странная, загадочная улыбка, словно в этот момент одолевавшие её чувства и эмоции отступили на второй план, и измученный рассудок наслаждался короткими мгновениями покоя.

– Это как игра, в которой никто не побеждает, не так ли, Тео? проговорил Рамон.
– Никто ничего не выиграл: ни ты, ни я, ни Карлос, ни Сальвадор Инфанте... только Саусас. Только полиция.

Теодор ничего не ответил на это.

За столом воцарилось напряженное молчание. Они сидели затаив дыхание, словно боясь пошевелиться, а Изабель была похожа на каменную статую, на губах которой застыла таинственная улыбка.