Игра природы

Ни Ирина, ни Дик не видели, как за их спинами от деревьев отделились несколько мохнатых особей и, преграждая путь людям с оружием отвлекли их на себя. Собратья Дикого бросились в рассыпную распадаясь на двойники, уводя браконьеров в сторону и исчезая в никуда прямо у них из-под носа. Охотники в оцепенении стали озираться по сторонам. Однако они были совершенно одни, в грозной неестественной тишине и полном тайном величие её светлости тайги.

Вынырнувшие из неоткуда йети и туда же ушедшие, были из общины Дикого. Они пришли проведать странного человека, невольно поработившего их сородича и, как оказалось, довольно вовремя. Убедившись, что с их братом всё осталось по-прежнему они скрылись в ведомом одним им направлении.

Беглецы продолжали пробираться дальше, вглубь лесов. Ирина высвободилась из мохнатых лап, и теперь они бежали, держась за руки. Им казалось, что преследователи могут нагнать их в любую минуту. Охвативший страх застилал глаза и уши и они мало что соображали.

Дикий сильно переживал за девушку. Он не мог позволить, чтобы её убили. Ужас наводимый опасением за жизнь знакомой, напрочь лишал его ориентации на местности. Он не замечал, как они бегут и куда, главное было убежать как можно дальше от бандитов.

Чуть больше сдерживая эмоции, и он бы вспомнил об огромном карьере, оставшемся в сибирских лесах от светлого социалистического прошлого. Там ни то чего-то искали, ни то добывали, потом, как обычно оставили, забросили, забыли. Котлован в километр длиной и десятки, если не сотню метров глубиной, на дне которого плескалась густая вязкая жижа.

Слепо нырнув в очередные кусты, они поняли что летят.

Падая вниз, Дик прижал Ирину к себе и, развернувшись в воздухе, глухо упал на спину. С полминуты Ирина осознавала, что произошло, шерсть колола кожу рук и лица, и девушка поспешила высвободиться из лохматых объятий и скатиться на землю. С ужасом она поняла, что упали они на небольшой земляной выступ, а под ним еще многие метры пустоты и затем трясина.

Дикий в себя не приходил вот уже несколько минут. Как Ирина не старалась трясти его, хлопать по мохнатым бакенбардам, зажимать нос - ничего не помогало. Он хрипло шумно дышал, в груди слышались гулкие удары сердца, но глаза не открывались. Наконец они открылись, и Ира невольно отпрянула в сторону. Страх возникший при первой встречи накатил с новой силой. Глаза были прежними, однако взгляд стал иным. В нём не осталось ничего человеческого, по-философски насмешливо-грустного, не было и давней теплоты и добродушия. Вместо этого на девушку смотрели колкие огоньки чужого разума, смотрели с недоверием и враждебностью. Ирина невольно отползла к самому краю выступа, явственно ощущая, как по её телу разливается чуждая неприязнь и опасения. Лесной житель неуклюже встал на ноги, будто провалялся на земле ни минуты, а недели, огляделся, подтянулся, подпрыгнул, и, оказавшись наверху, бесследно скрылся из вида.

"Егор, что же с тобой стало", - обессиленная Ирина покарабкалась вверх. Вышло у неё не с первой попытки, но через какое-то время она вскарабкалась на тропу и поплелась, как ей казалось по направлению к деревне.

Чутье её не подвило и, минуя пару часов вялой ходьбы, она оказалась у знакомого с детства мостика.

"Всё кончено", - подумалось ей с горечью. Она осмотрела полюбившийся бережок, неосознанно вспоминая забавные посиделки и красивые закаты, их шутливые беседы и безмолвное созерцание природы. С Диким было хорошо, необычно уютно, но был ли он существом, называемым снежным человеком или это природа подшутила над ними, сведя, познакомив, сблизив. После падения она увидела настоящего йете, действительно реального, такого, каков он и был, первозданный, поистине дикий и чужой человеческому пониманию. Только вот с кем же она общалась этот долгий месяц, с чем столкнулись они оба, и имела ли эта встреча хоть какой-нибудь смысл. Что за безумная игра судьбы.

А в деревне творились серьезные события. Приехавшая по просьбе жительницы полиция задержала троицу браконьеров, поймала на месте преступления, так сказать, взяла с уликами и поличным. С местного населения брали показания, вели опрос свидетелей. И хотя никто ничего не видел, не слышал и не подозревал, старики были счастливы оказанному им вниманию, с удовольствием ходили в дом к Сайнаре "давать показания", жалуясь заодно и на свои болячки, нерадивых детей и равнодушие властей. Молодые парни из опергруппы с пониманием отнеслись к старикам, и молча выслушивали их старческие покаяния. Ирину тоже опросили, она нехотя рассказала о сторожке, о последних часах с преследованием, но на Василия заявлять отказалась. О старом нападении возле реки даже не упомянула, как не сказала и о том, с кем обнаружила злосчастный домик егеря. Один из дружков Василия заикнулся было, что на них налетел снежный человек, но сотоварищи быстро утихомирили его, припугнув, что к тюремному сроку им еще и лечение в психиатрии пропишут. Василий и тот другой отлично понимали, в чем следует покаяться, а о чем смолчать. В них уже загорался азарт новой охоты. Теперь-то они знали какого "зверя" нужно было выслеживать. Теперь им оставалось только дождаться свободы, мелкая пушнина их больше не интересовала, в этом они могли поклясться хоть на суде, хоть на священном писании.

– Ты на Ваську зла не держи, - говорила бабушка Сайнара вечером, отпаивая Ирину сладким чаем. Дом их опустел, задержанных увезли в город, старики разошлись по своим избам, а за окном опустилась непроницаемая темень. Такая густая, какая бывает только в сибирской глуши.
– Я как почувствовала, что с парнем что-то не то происходит, смотреть за ним начала. Погуляла по его следам, расстроилась конечно, да что ж тут поделать, спасать было нужно, пока не поздно совсем стало. Вот я заявление в прокуратуру и написала, да с последней продуктовой машиной передала. Молодец, шофер, не поленился, доставил, дай бог ему здоровья. И люди хорошие, откликнулись на клик старушки, приехали. Сунулись в лес, я у них проводником была, - не без гордости сообщала Сайнара, - а там стрельба и голубчики наши прям на нас и несутся, глаза по столовой ложки, один заикается, медведя изображает. И смешно и больно. Молодые ведь совсем. Васька-то у меня хоть жил, а эти так в лесу и зимовали, в избушке своей вместе с выделанными шкурками под одной крышей, провоняли, не продохнуть. Эх, жалко ребят, им бы с женами жить да детишек растить, а им денег больших захотелось.

– Ты за Васей следила?
– подивилась Ира. Слова до неё доходили с трудом, мыслями она была далека от бабушки и от её повествования.

– Пришлось, а иначе никак нельзя было понять, что за смута у него на душе творится, - вздохнула старушка, искренне переживая за племянника.
– Да я чай опытная бабка, лес получше любого лесника знаю, - печально улыбнулась она, взглянув на внучку.

– Может ты и за мной тоже ходила?
– спросила Ира, без каких либо эмоций.

– А следовало?
– вопросом на вопрос отозвалась Сайнара.
– Вижу я, что ты переживаешь, и причина этому далеко не Васька. Да только что же мне за тобой следить, коли знаю я, что всё с тобой хорошо. А ежели чего, так сама расскажешь, если посчитаешь нужным.

Бабушка с внимательным пониманием смотрела в глаза девушки, и Ирина всё-таки вымучила слабую улыбку.

– Обязательно расскажу, - пообещала она, - только в другой раз.

Домой Ира возвращалась с нестерпимым чувством, что её лишили чего-то очень дорогого, без чего её жизнь теперь потеряла все свои краски.

13.

Егор пришел в себя. По глазам резанул яркий свет и отдал болью в голове. Каменьков прислушался к своим ощущениям. И почувствовал, что кроме сильной головной боли ничего не чувствует. Сделав усилие, приподнял перед собой руку, от неё вился шнурок капельницы. Но главное - она была голой, без шерсти. Егор не верил глазам. Он жадно принялся рассматривать всё вокруг. Лежал он на кровати в светлой просторной палате. Судя по интерьеру не в городской больнице, но и не у дяди Миши. Место было незнакомым, но вполне комфортным. Справа от койки большое окно, шторы-жалюзи. Возле входной двери шкаф, за ним небольшой стол и два стула. Возле кровати тумбочка и мягкое кресло, приставленное к стене. Всё новое, подобранное не без вкуса. С левой стороны расположилась ещё одна дверь. Каменьков догадался - душевая.

– Проснулся голубчик, - в палату вошел высокой статный мужчина лет так за семьдесят. С прямой осанкой, любознательным живым взглядом и седыми, почти полностью белыми густыми волосами.
– Профессор Усков, можно просто Евгений Викторович. Как самочувствие?

– Лучше, чем весь последний месяц, - Егор попытался сесть, но врач ему не позволил. - Где я?

– В реабилитационном центре имени вашего покорного слуги, - профессор смешно поклонился, взял стул и присел возле больного.

Егору начинал нравиться этот седовласый старец в белом халате.

– Своим спасением я обязан вам...
– Каменьков приготовился к долгой искренней благодарности, но профессор его перебил.

– Не мне, голубчик, а внуку моему. Несколько лет я поругал его за странное увлечение псевдо болезнью под названием летаргия, и как оказалось зря. Его соображения в этом вопросе оказались полезными. По крайней мере, для вас.

– Как вам удалось меня "разбудить"?
– спросил Егор, до конца не веря случившемуся.

– Мой внук разработал методику, которая якобы должна активировать кору головного мозга и выводить пациента из различных коматозных состояний, - говорил врач, при этом успевая проверить пульс у больного, послушать сердце и смерить давление.