Игра с джокером

– Ладно, дед, - смеется, - не подведу я твоего доверия, так что ремень можешь поберечь.

Ну, оно уже лучше, по крайней мере, уже не напрягается, кулаки не стискивает и губы не кусает, как будто её так обидели, что хоть сейчас в драку лезь.

И на следующий день я в Имжи направился. Встал у проходной, отслеживаю. Соображаю, как бы мне понезаметней этих Клугина, Ипатова, Воротилова и Левчука вызнать и не отстать от них, пока где-нибудь в глухом проулке их не тормозну. Ну, тут мне повезло еще. Выходят трое, и один, через плечо оглянувшись, кричит:

– Левчук, не отставай!

Я за ними. А они сперва в винный магазин, потом в недостроенный дом полезли, взятую бутылку распивать.

Я потихоньку за ними забрался. Встал в дверном проеме, на них гляжу. Они оборачиваются.

– Тебе чего, дед? Тоже выпить захотелось, или просто поссать залез?

– Нет, - говорю.
– Я к вам вроде как судья пожаловал, чтобы к смерти приговорить.

– Да ты соображай!..
– начинает один из них, но осекается, потому что я уже пистолет достал и на него навел.

– На колени!
– говорю.
– Хоть вы и погромщики и насильники, но время на молитву и на то, чтобы прощения попросить, я вам даю.

Один к окну метнулся, чтобы выпрыгнуть, так я его тут же и уложил. И тут, делать нечего, пришлось и всех других сразу пристрелить, без торжественного оглашения приговора, потому что очень гулко выстрел разнесся, и надо было спешить, пока народ не сбежался.

Вот так оно все и вышло. Собаке собачья смерть.

Я бреду потихоньку к автовокзалу, и около самого автовокзала меня кто-то окликает. Оглядываюсь - майор Наумкин.

– Здравствуйте, Михаил Григорьевич! Разрешите с вами поговорить?

– Всегда пожалуйста, - соглашаюсь.

Он меня под ручку берет, ведет аккуратненько.

– Все хотел спросить вас, Михаил Григорьич, почему вы мне неточные показания дали?

– Как это?
– спрашиваю.

– Да вот, во время смерти первого из Сизовых видели на вокзальной площади какого-то хромого старика, который за ларьки отходил, маленькую нужду справить. Из-за этих ларьков, кстати, идеальное место получается, чтобы застрелить Сизова там, где он стоял. А вы в своих показаниях заявили, что вообще из дому не выходили. Так и запротоколировано. Может, изменить показания желаете, чтобы потом несуразностей не было?

Вот так так!
– думаю. Не так-то он прост, этот майор.

– Нет, - отвечаю, - ничего менять не желаю.

– Ну, как знаете, - говорит.
– Я-то думал...
– и такой упор в слова вкладывает.
– Я-то думал, вы, когда нужду справляли, могли убийцу увидеть, и он вас так запугал, что вы теперь и сознаться боитесь.

– А что бы вы с убийцей сделали, если б поймали?
– спрашиваю.

Он хитренько так на меня щурится.

– Право, не знаю, - говорит.
– С одной стороны, арестовывать его надо. С другой - хоть "спасибо" ему говори, ведь он наш город от такой заразы избавил, что дышать легче стало. Можно сказать, нам на благо постарался... Честное слово, кажется мне, что убийца этот - человек пристойный, и лучше его не искать.

– Как решите, - говорю.
– Тут я вам не советчик.

– И больше ничего вы мне сказать не желаете?

– Как же, желаю! У меня, знаете, как в последнее время укромный уголок по нужде ни залезу, так неприятности случаются. Вот и сейчас на четыре трупа наткнулся, до сих пор дрожу...

– И где же с вами эта неприятность случилась?
– живо интересуется.

– А в недостроенном доме возле завода.

– И чьи же это трупы?

– Толком не знаю. Но, показалось мне, те, про кого народ шептался, будто это они, а никакие не Сизовы, налет на квартиру Васильича учинили. И твердо верю, что народ не ошибается...

– Наверняка не ошибается, - с серьезным таким видом кивает майор.
– и вот будет любопытно, если они из того же пистолета убиты!

– Да, любопытно будет, - соглашаюсь.

– Здорово кто-то неизвестный наш город от швали почистил, - говорит майор.
– Наверно, и "профсоюз" он же разгромил, как вы думаете?

– Да думать, вроде, - говорю, - не моя обязанность.

– Это верно, это верно, - ещё серьезней кивает он, а в глазах бесенята пляшут.
– Ну, всего доброго, Михаил Григорьевич. Не забывайте нас, если что.

И заботливо так подсаживает меня в подошедший автобус.

Еду я в автобусе, свою думу думаю. Вот, значит, как получается! Раскусил меня майор - а выдавать не стал. Что ж это в мире творится?

Возвращаюсь, захожу к Татьяне Андреевне, Людмила у меня спрашивает:

– Ну, как, дед, "порешил" свои дела?

– Все, - говорю, - порешил, до единого. Они и не пикнули.

Ну, мы много о чем говорили с ней в эти дни. О чем именно - это наши, так сказать, секреты. Ну, навроде разговоров деда с внучкой получалось, когда между ними откровенность есть, и другим об их беседах знать не надобно. Злила она меня, конечно, много, да и я, по-моему, иногда ей в печенках сидел, но понимать друг друга - понимали. Понимание - оно дело такое, как с первого момента сложится, так и пойдет. Либо да, либо нет. А у нас с первого момента как-то заладилось, с той секунды, как я дверь открыл и её увидел. Хотя иногда, мне казалось, не я был бы ей нужен, а психиатр хороший.

Поэтому я сразу её раскусил, как она сказала, что сама мальчишку на теннис повезет.

– Ты ж, - говорю, - не вернешься. Исчезнешь.

Она смеется.

– Может, и не вернусь. Но не исчезну. Вот, погляди, какой я тренеру подарок купила.

И роскошный бритвенный набор мне показывает, со всякими особыми кремами и прочим.

– Здорово!
– киваю.
– Должен оценить.

– Хочу отблагодарить за все, - объясняет.
– Я ж у него одна из лучших учениц была, а теперь он за Леньку взялся.

Что она мальчишку подарками завалила, я об этом и не говорю. Я пытался ей внушить, что для него это вредно, такое баловство, но она только отмахивается.

– Да ладно, дед! Пусть за все годы разом получит! И пережил он много...

Вот такая она - порой её ничем не проймешь.

Ну, а как она исчезла, вы, товарищ полковник, ко мне приезжаете и говорите.

– Будем, дед, весь твой рассказ о славных подвигах на магнитофон писать.

– Это зачем?
– спрашиваю.

– Страховку тебе создадим. Если вдруг кто на тебя наседать станет, ты так сразу и говори: "Весь мой рассказ на магнитофон записан". Понял?

Как не понять? Понял ещё получше, чем ты воображал. Да и знал я, что вы, товарищ полковник, плохого не посоветуете.

Вот и записали мы рассказ до того момента, как в особняке остались, вместе с запертыми заложниками и сбежавшим "профсоюзом"... А теперь, значит, дальше продолжаем.

Вы, товарищ полковник, как в воду глядели. На следующий день заявляются ко мне двое.

– Соловьев Михаил Григорьевич?

– Точно, я, - отвечаю.
– А в чем дело?

– Да ничего особенного. Вас один генерал в Москве видеть желает, так что поехали.