Игра с отчаянием

Хитаги хихикнула. Марти растерянно взглянул на неё. “Брала пример с сестры? — озадаченно подумал он и сам же попытался найти этому объяснение: — Видимо, она имеет в виду, что у её сестры такая же фигура… Интересно, её сестра — меньшая любительница подколов, чем она сама?”

С подобными мыслями Марти поставил чашку с недопитым чаем на стол, и, подавшись вперёд, предложил:

— Ну, я, конечно, не художник, но, если тебе так хочется, могу попытаться продемонстрировать тебе свои способности.

Хитаги поднесла руку ко рту и хихикнула в кулак.

— Ох ты и хитрец, Марти-сан! — с лукавой улыбкой воскликнула она и, подаваясь вперёд, поинтересовалась: — Думаешь, я не понимаю, что ты сделаешь всё, лишь бы не делать японский? Прости, но попытка провалена! — с милой улыбкой заключила Хитаги. Затем она выпрямилась и, склонив голову набок, заметила: — Впрочем, было бы интересно взглянуть на нарисованный здесь и сейчас твой автопортрет. Думаю, тебе бы пошло быть брюнетом.

Хитаги всего лишь намекнула на цвет ручки, которой он всё это время писал, но Марти неожиданно помрачнел от её слов. Он вдруг выпрямился, и, глядя на неё тяжёлым взглядом, хмуро попросил:

— Не говори больше так.

Хитаги удивлённо моргнула. Видя, что Марти выжидающе смотрит на неё, она медленно кивнула. Тогда Марти опустил глаза в лист бумаги и вновь взял в руки чашку. “Интересно, почему его это так задело…” — подумала Хитаги. Не в первый раз во время общения с Марти она почувствовала себя виноватой, совершенно не понимая, в чём, собственно, заключается её вина, и от этого ощущала себя потерянной.

— Извини, Марти-сан… — пробормотала она, не зная, что ещё сказать, чтобы хоть немного избавиться от неприятного чувства, будто она совершает какую-то ошибку.

От звука её голоса Марти встрепенулся, вырванный из собственных мрачных мыслей, и, подняв голову, торопливо махнул рукой.

— А-а, не бери в голову! — рассеянно ответил он, видимо, не до конца отделавшись от своих размышлений. Однако спустя пару секунд складка между его бровей разгладилась, и он уже выглядел как обычно беспечно, когда спрашивал: — И вообще, Хитаги, я спрошу в очередной раз: почему ты никак не избавишься от этого “-сан” и не начнёшь называть меня так, как полагается друзьям? Сама же предложила дружить.

Хитаги на это выпрямилась и неожиданно серьёзно поджала губы.

— Марти-сан, — начала она, — вот ты выучил японский язык, а культуру так и не удосужился усвоить до конца. У тебя в голове, видимо, никак не укладывается, что в Японии нельзя говорить без гонорификов — всех этих “-сан”, “-кун”, “-тян” и прочих — если ты не хочешь прослыть грубияном. Возможно, тебе это прощается как обаятельному иностранцу с красивыми глазами, правильной речью и хорошим произношением, — на этих словах Марти не сдержал усмешки, а Хитаги продолжала: — Но для тех, кто является частью этой культуры, подобное пренебрежение — непозволительная роскошь, которую могут позволить себе совсем немногие…

— А что ж ты мистера Дэймона не называешь тогда “братик” или “брат Дэймон”, а просто зовёшь “Дей”? — не упустил возможности поддеть её Марти.

Хитаги закатила глаза.

— Ну ты сравнил, Марти-сан! — проворчала она. — Только не говори мне, что не видишь разницу между семьёй и обществом.

Марти вздрогнул и едва не помрачнел вновь, но на этот раз гораздо быстрее взял себя в руки и, откинувшись назад, расслабленно заметил:

— И всё равно мне кажется, что где-то в твоих рассуждениях закрались двойные стандарты. Хотя дело твоё, конечно… — он покачал головой и усмехнулся.

Хитаги пожала плечами. Они оба прекрасно понимали истинную причину, по которой она отказывается перестать использовать гонорифики по отношению к Марти, но всё-таки упорно не озвучивали её прямо — для них это была игра, кто первый признает реальные мотивы своих поступков, и ни одному из них упрямство не позволяло просто так сдаться. Именно поэтому сейчас Хитаги, вместо того, чтобы просто сказать, что она делает это ради удовольствия от недовольного вида друга, развела руками и спокойно заявила:

— Ну да, такая вот я — двойственная во многих отношениях! Хотя-а-а… — Внезапно на её губах заиграла хитрая улыбка, и Марти заподозрил что-то неладное. А Хитаги уже беспечно продолжала: — Если тебе так хочется, чтобы я обращалась к тебе, как к другу, я могу называть тебя “Марти-кун”!

Услышав это, Марти невольно вздрогнул и шокированно воззрился на Хитаги, даже побледнев. От кого-от кого, а от неё он такого удара уж точно не ожидал. Несколько мгновений он смотрел на улыбающуюся подругу, не в состоянии вымолвить и слова, а затем наконец неуверенно обратился к ней:

— Х-хитаги? Ты, это, может, не стоит?

— А знаешь, — продолжала она, возведя глаза к потолку и приложив палец к губам, при этом совершенно не обращая внимания на тихое возражение собеседника, — друзья часто обращаются друг к другу совсем неформально. Может, нашим отношениям подойдёт обращение “Марти-тян”?

Марти поперхнулся. Ему казалось, что она не сможет шокировать его больше, но, похоже, это был не предел. Видя, как она загорелась, Марти подался вперёд и замахал руками.

— Не надо, Хитаги! — даже как-то испуганно воскликнул он. — Прошу, прекрати издеваться над моим именем!

Но Хитаги уже вошла во вкус: она хлопнула в ладоши и, глядя на Марти с широкой улыбкой и горящими энтузиазмом глазами предложила:

— О, а как насчёт дружеского прозвища — Мару-тян!

Марти отпрянул, как от огня, и его губы задрожали в нервической улыбке. Видя его реакцию, Хитаги ухмыльнулась и с наслаждением повторила:

— Да, Мару-тян — очень милое прозвище для тебя, Ма… ру-тян.

Марти передёрнуло, он в ужасе закрыл лицо руками и страдальчески простонал:

— No, no, God, please, no! Stop that, Hitagi! — Он поднял на неё полный муки взгляд и взмолился: — Пожалуйста, не надо больше! Я согласен на это чёртово “-сан”, только останови эти издевательства над моим именем!

Хитаги хихикнула в кулак, а затем тепло улыбнулась и проговорила:

— Хорошо-хорошо, больше не буду… Марти-сан.

Марти благодарно взглянул на неё. Впервые за время пребывания в академии… нет, впервые с тех пор, как он переехал в Японию, ему было настолько приятно услышать подобное обращение к себе. “Ещё бы, после всех этих коверканий!” — подумал он, содрогаясь от воспоминаний о тех предложениях, которые только что делала ему Хитаги.

Та же тем временем взяла в руку свою чашку с чаем, прикрыла глаза и, отпив немного, спокойно заметила: