Игра в «Городки»
Шрифт:
— Сейчас бы туда РГД-5 с запалом на три и две десятых секунды зафигачить!
Я обернулся и увидел Виталика, который служил срочную сапером и дело свое помнил…
Родословная японского императорского дома Сумэраги, к которому принадлежал и Хирохито, восходит, по свидетельству древних исторических хроник «Кодзики» и «Нихонги», прямиком к богине солнца Аматэрасу. К вечеру 15 сентября 1988 года Аматэрасу, похоже, начала проигры вать в схватке за жизнь императора богине Дзигокудаю, олицетворяющей японский загробный мир. Начальнику управления императорского двора Японии не оставалось ничего, кроме как выйти к журналистам, толпившимся у дворца сёгунов, и объявить им, что Хризантемовый трон зашатался.
Эта новость моментально была растиражирована
Утром в дирекцию БДТ дозвонился представитель принимающей японской стороны и объявил о том, что гастроли на грани срыва! По японскому протоколу в случае тяжелой болезни императора в стране запрещается любая реклама зрелищных и развлекательных мероприятий, а если, не дай бог, император умрет, то запрещаются и сами мероприятия и страна погружается в многодневный траур.
Театр запаниковал. Все помнили, как начинались предыдущие гастроли в Японию. 1 сентября 1983 года, пока актеры плыли из Находки в Токио на пароме, в небе западнее острова Сахалин советским истребителем-перехватчиком был сбит южнокорейский «Боинг-747». Все 246 пассажиров, находившихся на борту, погибли.
Море сильно штормило, и когда измученные морской болезнью артисты уже подплывали к берегу, то первое, что они увидели на причале, было огромное пылающее чучело генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова.
Генсека подожгли манифестанты, которые потом пикетировали все спектакли театра в Токио. Те гастроли тоже хотели закончить, не начиная, но каким-то чудом они состоялись. И вот теперь, когда все чемоданы уже запакованы, все сухари подсчитаны и расписан весь скудный актерский рацион на 40 дней, — все опять под угрозой срыва! Но благодаря то ли коллективной мольбе актеров, мысленно транслируемой в сторону Японии, то ли конкретной костюмерше Леночке Царик, заказавшей православную молитву «о здравии раба Божьего Хирохито» во Владимирском соборе, состояние здоровья императора из «угрожающего» перешло в «стабильно тяжелое», и гастроли были разрешены!!!
Из аэропорта Шереметьево мы должны были вылетать двумя аэрофлотовскими бортами «ИЛ-62» с разницей в один час. Но переволновавшийся накануне замдиректора театра что-то там напутал, и первый самолет унес большую часть труппы исключительно в экономическом классе. Причем лучшую, главную ее часть. Всех народных, заслуженных и простотведущих артистов разместили на узких креслах, где их колени врезались в спину впередисидящего. А перелет длился 10 часов. Вторым рейсом полетели всего 12 человек. И я в их числе. Нас было 4 артиста и 8 рабочих сцены. И вот мы-то и летели бизнес-классом! Никогда в жизни до этого мы не ели и не пили того, что нам предложил «Аэрофлот»! Я узнал, что какая-то розовая фигня в бутылке называется «кампари» и что пить его нужно исключительно с апельсиновым соком, а виски можно разбавлять колой в пропорции 1:2, как, впрочем, и бакарди, что водка с томатным соком — это «Блади Мэри», что маленькие корзинки с черной икрой — это тарталетки, а кусочки ветчины, проткнутые зубочисткой, — это канапе. Все это происходило как будто не с нами! И казалось, что в любую секунду кто-нибудь вышвырнет нас из бизнес-класса со словами «Совсем, суки, страх потеряли! Не по чину жрете!» — и мы поначалу с опаской рефлекторно оглядывались. С 1985 года все (!) продукты питания отоваривались в наших магазинах только по карточкам, и нормы отпуска были минимальными. Водка, мыло, стиральный порошок и сигареты были тоже по карточкам. А мы тут жируем!
В последнем ряду нашего салона еще летели два шикарно одетых парня. Оба русские. Мои ровесники. Они громко смеялись, травили анекдоты, выпивали, вели себя с незнакомой мне свободой и раскованностью и как-то прекрасно-вызывающе. Я не знаю, какой такой удивительной организации принадлежали эти гости из будущего, но ни олигархов, ни тем более их отпрысков тогда еще не было.
Так
что приходилось только догадываться. То ли дипломаты, то ли под прикрытием дипломатов, бог их знает…Когда мы прилетели в Токио, то были изрядно подшофе.
Нас встретили осуждающие лица коллег, и одна пожилая актриса срывающимся голосом громко выкрикнула:
— Вы что себе позволяете?! — как будто это мы вытурили ее пинками из бизнес-класса в эконом и вдобавок выжрали все, что ей причиталось…
Через несколько часов нас отвезли на площадку театра в Иокогаме и раздали нам наши же посылки самим себе с Родины. Моим соседом по комнате был мой товарищ — Володя Козлов, замечательный артист. Он родился в 1941 году в уже осажденном Ленинграде, а его голодное детство научило его трепетному отношению к еде. К выброшенному куску хлеба он относился как к святотатству и как никто другой имел на это право.
— Лучшего специалиста по теме «Как прожить 40 дней с десятью килограммами хавки», чем я, тебе не найти, — сказал Володя, распаковывая свой ящик. — Запомни! Теперь у нас, как на зоне: все продукты — общие.
Володя Козлов принадлежал к привилегированной части театра. Он был занят в легендарном спектакле «История лошади». Играл то ли коня, то ли жеребца — не это важно.
А важно то, что, будучи членом сценического табуна, Володя выезжал за границу минимум три раза в году! Правда, не так надолго. А ведь когда Марк Розовский только репетировал этот спектакль еще на Малой сцене, многие шли на невероятные ухищрения, чтобы свалить с постановки. Прошло несколько лет и, перефразируя Маркса, можно сказать, что не было такого преступления, на которое не решился бы артист ради участия в «Истории лошади»!
Меня взяли на гастроли со спектаклем «Амадеус», где я играл Моцарта, а Владислав Стржельчик — Сальери.
На гастролях в Японии в 1989 году у меня первый и последний раз в жизни была отдельная гримерная комната и личный костюмер.
Точнее, костюмерша. Из местных. Наивные японцы полагали, что роль Моцарта может играть только «звезда». Все наши народные артисты на этом спектакле в Токио переодевались в общей комнатетна десять человек.
Когда японский импресарио задал нашей дирекции вопрос: «А Моцарта у вас исполняет звезда?» — то услышал в ответ:
— Да какая там «звезда»! Его Юра Стоянов играет.
— То есть на гастроли в Токио в роли Моцарта вы привезете НЕ звезду?! — не унимался японец.
Тогда наши смекнули и быстро нашлись:
— В смысле, он рядом со Стржельчиком не совсем звезда, а рядом с остальными — звезда, как не звезда, очень даже звезда!
Так меня временно, на 40 суток назначили звездой.
А вот японцы отнеслись к нашему «звездному» статусу серьезно. В огромной гримерной комнате размещались только Стржельчик и я. К нам двоим непонятно для чего были прикреплены японские студенты-ассистенты, которые все время кланялись по поводу и без, путались под ногами и без конца улыбались. У одного из них отец был хозяином ресторана, и он на каждый спектакль таскал нам пакеты с японской едой. Благодаря ему я узнал, что такое СУШИ, задолго до того, как вся Россия помешалась на кусочках сырой рыбы с рисом. В соседней гримерной такой же площадью, как наша, располагались остальные 20 артистов, независимо от звания и статуса. Без всяких ассистентов. И бонус в виде суши им перепадал только от нас…
Накануне гастролей я слетал в Одессу навестить родителей. И там один знакомый капитан дальнего плавания дал мне, как выяснилось позже, бесценный совет:
— Юрчик, ты возьми с собой в Токио как можно больше пятнадцатикопеечных монет!
— Зачем?
— У них там все автоматы с едой, водой и сигаретами работают от монеты в 100 иен. Это, грубо говоря, доллар. И наши 15 копеек один в один подходят! Бери, не пожалеешь! Потом спасибо дяде Толику скажешь!
В то время от монеты достоинством 15 копеек работали у нас все телефоны-автоматы междугородной связи. Я пошел на переговорный пункт и разменял там 15 рублей.