Игра в имитацию

— Долго тебя ждать? — она дерзко вскидывает голову, стремясь спровоцировать ответную реакцию. Одной рукой Аддамс впивается в светлое больничное покрывало, а второй дразняще проводит по своей груди, скрытой паутинкой из чёрной ткани. Соски мгновенно каменеют от интенсивности воздействия, и она с упоением подмечает, что Торп нервно сглатывает. — Или мне стоит начать самостоятельно?

Вопреки обыкновению, профессор игнорирует ироничный выпад. Вместо этого он стремительно срывается с места и стальной хваткой стискивает обнажённые плечи Уэнсдэй, принуждая её откинуться на спину. Она снова принимает правила игры, сгорая от неумолимого желания поскорее ощутить его внутри себя.

Ксавье явно не настроен медлить — быстро расстёгивает пуговицу на её джинсах, дёргает вниз язычок молнии и стягивает лишнюю одежду вместе с бельём. Нависает сверху, уперевшись одной рукой в матрас рядом с её головой, смотрит прямо в угольные глаза, затуманенные крышесносным возбуждением.

Аддамс дышит загнанно и часто, грудь высоко вздымается, сердце тахикардично колотится в тесной клетке из рёбер. По артериям словно бежит жидкий огонь — та самая божественная смесь биохимических элементов, отвечающих за животное желание секса. Практически не отдавая отчёт в собственных действиях, она обвивает подрагивающими руками шею Торпа, старается притянуть его ещё ближе… Но он беспощадно останавливает её порыв одной-единственной фразой:

— Поворачивайся спиной.

Oh merda.

Всего два слова прошибают её тело высоковольтным разрядом тока — градус возбуждения разом пересекает критическую отметку, а тягучее требовательное чувство между бёдер заставляет Уэнсдэй инстинктивно свести ноги. Мышцы внутри отчаянно пульсируют, трепетно сжимаются. Не имея никаких сил противостоять острейшему желанию, она приподнимается на локтях и переворачивается на живот, становясь на колени поперёк дурацкой больничной койки.

Лжепрофессор удовлетворённо хмыкает — Аддамс не может видеть его лица, но почти физически ощущает тяжёлый взгляд болотных глаз, скользнувший от гибкой спины с выступающими хрупкими позвонками к призывно приподнятым бёдрам. Он подходит максимально близко, прижимается к её заднице, позволяя Уэнсдэй в полной мере почувствовать степень своего возбуждения — спасибо идеально отрегулированной высоте больничной койки. Даже сквозь его пижамные штаны она ощущает твёрдость напряжённого члена. И от этого из лёгких вышибает весь воздух.

— Ты очень плохо себя вела, Уэнс, — Торп нависает над ней, уперевшись рукой в бортик у изножья кровати. Жаркий шепот опаляет мочку уха, заставляя её вздрогнуть и позорно застонать сквозь плотно стиснутые зубы. — Мешала расследованию, испортила мне замок в квартире, украла вещи, разбила окно в доме… И целовалась на моих глазах с тем щенком. За такое наказывают, ты понимаешь это?

Природная строптивость не позволяет ей согласиться с подобным — и хотя между ног всё пылает, а внутренние мышцы сводит от дикого неукротимого желания, Аддамс упрямо молчит, уставившись затуманенным взглядом в светлое покрывало. Но чёткое устное согласие профессору, похоже, вовсе не требуется.

Он выпрямляется, почти с нежностью скользит кончиками пальцев вниз по спине, щёлкает застёжкой бюстгальтера, ловко избавив Уэнсдэй от последнего элемента одежды — а потом вдруг заносит руку и с размаху ударяет её по ягодице. Резко, больно, с оттяжкой.

Аддамс шумно втягивает воздух и инстинктивно пытается отодвинуться, но вторая рука Ксавье запутывается в её волосах. Он наматывает на кулак длинные смоляные пряди и безжалостно сильно тянет на себя. А потом снова шлёпает её по заднице раскрытой ладонью — аккурат по тому же самому месту. Второй удар ощущается гораздо болезненнее, и Уэнсдэй невольно дёргается всем телом, едва сдержавшись, чтобы не зашипеть. Но вместе с тем она чувствует, как острая вспышка боли отдаётся глубоко между ног, многократно усиливая и без того невыносимое желание.

Странная реакция обескураживает, неизбежно сбивает с толку — никто и никогда не обращался с ней настолько грубо.

Настолько властно.

Настолько… великолепно.

Ни в постели, ни в жизни.

Острота новых неизведанных ощущений опьяняет, порабощает голос разума, на корню тушит искру возмущённой ярости — когда профессор заносит над ней руку в третий раз, Уэнсдэй сильнее прогибается в спине, подставляя задницу под очередной безжалостный удар. Кожа на месте шлепка ощутимо горит, но эта сладкая боль действует на неё подобно мощному афродизиаку, и с припухших губ слетает тихий несдержанный стон. Между ног становится так мокро, что влага уже пачкает внутреннюю сторону бёдер.

Не желая больше тратить время на его игры в чёртового доминанта — хоть это и вправду оказалось очень… волнующим — Аддамс строптиво дёргает головой, высвобождая спутанные смоляные пряди из стальной хватки мужских рук. Торп отпускает её волосы и снова проводит пальцами вдоль позвоночника.

Невесомо. Дразняще.

Издевательски медленно.

— Чего ты ждёшь? — шипит она, обернувшись на профессора через плечо. — Хочешь дождаться маньяка и предложить ему присоединиться?

Уэнсдэй язвит нарочно, не желая сдавать позиций — неискоренимое упрямство не позволяет ей признать очевидного. Что его грубость распалила её до предела. Что она до потемнения в глазах хочет ощутить его член внутри себя. Что она действительно чувствует к нему так непозволительно много, что от этого эмоционального коктейля Молотова напрочь срывает крышу.

— Нет, Уэнсдэй. Я больше не хочу ни с кем тебя делить, — внезапно признаётся Ксавье, почти бережно поглаживая её бледную кожу в том месте, где ярко алеет след от широкой ладони.

Oh merda. Подобная внезапная откровенность обезоруживает, и все колкие фразы застревают у неё в горле. Аддамс машинально закусывает нижнюю губу, затем пару раз моргает — но она по-прежнему стоит на четвереньках поперёк убогой больничной койки, и подобная поза нисколько не способствует серьёзным разговорам. А вот очередному безудержному грехопадению — более чем. Поэтому она шире разводит колени и самым бесстыдным образом прижимается задницей к его эрекции.

Плевать. Остальное подождёт.

— Тогда трахни меня наконец, — с вызовом заявляет она, и все внутренности сжимаются от сладкого предвкушения.

Призыв к действию срабатывает незамедлительно. Торп поспешно отстраняется, чтобы стянуть свои пижамные штаны вместе с боксерами, высвобождая стоящий колом член — а потом плавно подаётся вперёд, проводя головкой по нежным влажным складочкам.

Уэнсдэй не может удержаться, чтобы не дёрнуться ему навстречу, попытаться насадиться на напряжённый член.