Игра в имитацию

— Отвези вещи подстилки детектива куда-нибудь подальше отсюда, — командует она вполголоса, очевидно, обращаясь к своему чокнутому сыночку. — Копы должны найти их и отвлечься на ложный след. А потом сразу возвращайся. Скоро у нас будет много работы.

— Он же знает, что это я… Разумно ли сейчас выходить на поверхность? — жалко бормочет Роуэн, и хотя Уэнсдэй не может видеть его лица, но отчётливо представляет затравленное выражение и панику в светло-зелёных глазах под толстыми стёклами нелепых очков.

Он явно чертовски напуган.

Торп преуспел в расследовании, раскрыв личность главного подозреваемого — и проклятый безумный ботаник прекрасно осознаёт, что теперь его разыскивают все копы Бостона. Потому и боится высовывать нос из своей норы, опасаясь быть арестованным.

Вот только для самих пленниц такой расклад всё равно не предвещает ничего хорошего — скорее всего, загнанные в угол похитители скоро рванут в бега и просто-напросто бросят их умирать в этом каменном мешке. Если преступников не поймают, никто и никогда не узнает об этом кошмарном месте, и заброшенная подземная лаборатория станет для троих девушек братской могилой.

Нет, надеяться на полицию ни в коем случае нельзя. Нужно действовать самостоятельно — и как можно скорее.

— Прекрати ныть, — грубо отрезает Джеральдина. — Что бы сказал твой отец, если бы увидел, что ты скулишь как щенок?!

— Мы можем предложить ему обмен, мы же так и хотели… — лепечет Ласлоу, явно пребывая в ужасе от необходимости добровольно покинуть бункер. — Пусть забирает свою мелкую шлюху и оставит нас в покое! Он согласится, вот увидишь!

Ах вот оно что.

Вот зачем она им понадобилась.

Уэнсдэй горько усмехается про себя — тут семейка психопатов явно просчиталась.

Она слабо верит, что лжепрофессор действительно согласится на подобное предложение. Вряд ли Торп питает к ней настолько глубокие чувства, чтобы отказаться от расследования взамен на её жизнь.

А помимо него, существует ещё и целый полицейский штат Бостона — и хотя шериф Галпин вызывает у Аддамс чувство глубокой неприязни, он не слишком-то похож на человека, готового пойти на сделку с преступниками.

— Прекрати болтать и положи девку на кровать! — раздражённо прикрикивает мамаша Ласлоу, и только сейчас Уэнсдэй понимает, что Клеманс снова здесь.

Она резко распахивает глаза и оборачивается настолько, насколько позволяет длинная цепь от оков. Чёртов Роуэн держит на руках бессознательную девушку. Голова Мартен безжизненно запрокинута назад, давно нечесаные каштановые пряди почти касаются пола, а тонкие руки с лиловыми следами уколов висят словно плети. Грязновато-белая сорочка заляпана пятнами крови, а выступающий живот заметно уменьшился в размерах.

Oh merda. Аддамс не знает, что именно случилось — но и без того совершенно очевидно, что несчастная Клеманс находится на грани жизни и смерти. А раз похитители явно запаниковали, они вряд ли питают надежды, что пленница выживет. Мамаша Ласлоу говорила, что вскоре их ждёт много работы — как знать, вдруг эта работа заключается в том, чтобы спрятать труп? Проклятье. Дело совсем дрянь.

Пока семейка психопатов отпирает клетку Мартен, Уэнсдэй лихорадочно обдумывает план действий. Никакой сделки с детективом Джеральдина однозначно не допустит, этот план для них больше не актуален — сейчас Роуэн подбросит улики в совершенно другое место, чем собьёт полицию со следа, а потом они вдвоём с мамашей отправятся в бега, чтобы скрыться от правосудия. Если она ничего не предпримет в самое ближайшее время, последние шансы на освобождение безнадёжно исчезнут.

Разом накативший страх провоцирует мощный всплеск адреналина, и впервые за всё время в заточении мыслительный процесс запускается в полную силу. В общем-то, Аддамс уже тотально наплевать, выживет ли Клеманс и что будет с Дивиной — инстинкты самосохранения берут верх над всеми прочими чувствами.

— Стойте! — она едва узнаёт собственный голос, заметно севший от нервного напряжения.

Наплевать.

Это неважно.

Важно то, что оба Ласлоу, собравшиеся было уйти, останавливаются посреди коридора.

— Чего тебе? — Джеральдина взирает на неё с таким презрительным отвращением, будто увидела противное насекомое.

— Мне нужно в туалет! — выпаливает Уэнсдэй первую пришедшую на ум мысль. Ей категорически претит унижать себя мольбой, но сейчас это единственный способ добиться желаемого, и ей приходится пойти на сделку с собственным упрямством. — Пожалуйста. Очень нужно. Всего на минуту, прошу вас.

Мамаша Роуэна явно колеблется, задумчиво поджав тонкие губы. На одутловатом лице с крупными мясистыми чертами отчётливо читается сомнение — по всей видимости, она уже поставила на пленницах крест и не видит смысла утруждать себя заботой об их естественных потребностях. Где-то на заднем фоне захлёбывается рыданиями Дивина, но никто не обращает на неё внимания.

— Пожалуйста, — повторяет Аддамс, всеми силами стараясь вложить в это простое и такое непривычное слово как можно больше убедительности. — Я больше не могу терпеть.

— Мам, ну отведи её. Что эта пигалица может сделать? — задумчиво тянет младший Ласлоу, и ещё никогда в жизни Уэнсдэй не была так рада своей обманчиво миниатюрной комплекции.

— Ладно, чёрт с тобой, — наконец кивает Джеральдина, и сердце Аддамс пропускает удар, чтобы через секунду зайтись в бешеном тахикардичном ритме.

Oh merda, у неё только что появился шанс.

Совсем крохотный, один из ста, но всё-таки… В эту клетку она больше не вернётся при любом раскладе — либо она убьёт мать Роуэна, либо та убьёт её. Третьего не дано. Плевать. Лучше уж так, чем мучиться неизвестностью, медленно сходя с ума от невыносимой жажды и собственного бессилия.

— А ты пока возьми машину и займись наконец уликами, — приказывает женщина безапелляционным тоном, шаря по карманам заляпанного джинсового комбинезона в поисках нужных ключей.

Младший Ласлоу понуро вздыхает, но подчиняется без возражений — быстро разворачивается и скрывается в темноте коридора, уходящего в неизвестность.

Тем лучше. Теперь у Аддамс остался всего один противник на пути к свободе.

И она непременно победит.

Нужно только подобрать наиболее благоприятный момент для нападения, потому что второго такого шанса уже не представится. Необдуманные действия равны самоубийству, поэтому Уэнсдэй решает не торопиться — старательно изображает покорную благодарность, пока женщина отпирает её клетку и приближается к кровати. И даже когда Джеральдина вставляет маленький ключик в наручники, чтобы снять один металлический браслет с покрасневшего и припухшего запястья, Аддамс титаническим усилием воли заставляет себя не дёргаться. Только наблюдает краем глаза за выражением одутловатого лица похитительницы — но на нём нет совершенно никаких эмоций. Сложно сказать, какие мысли роятся в голове мамаши Ласлоу — верит ли она в наспех придуманную импровизацию или подозревает неладное… Загадка.