Игра в «Мурку»

Однако дамы, не подумав ни об опере, ни о малоинтересном, по их мнению, для Сереги Генеральном штабе, повели его вкусить аромат тель-авивского шопинга, который, как известно, есть неотъемлемая часть городской жизни, без чего никак нельзя составить верное впечатление о том, какие блага культуры предлагает нам данный город. Побывали они, таким образом, на «шуке Кармель» (непокрытый рынок имени горы в Хайфе) и на улице Шенкин, которая есть символ всего невозможного (есть тут и ультраортодоксы, и гомосексуалисты, и люди необыкновенных взглядов, свободные от всяческих условностей и обязательств), но главное — здесь много хороших дамских магазинов. Как только вышли дамы с Серегой на улицу Шенкин и стали объяснять ему, что улица эта — символ еврейского либерализма, как некая сухая старушка, невесть для чего забредшая сюда, услышав известное во всех языках слово, потрясла палкой без особых украшений и прокричала в их адрес: «Либерализм! Андраламусия!» («Андраламусия» — это что-то ужасное, пояснила Баронесса Сереге, что-то вроде «разгула либерализма»). Хотя старушка не продолжала нападки и дальше двинулась вполне спокойно, дамы затащили Серегу в ближайший магазин, будто спасая его от опасной стороны женского мира. В магазине Баронесса облюбовала «коктейльное», по ее словам, платье и, выглянув из примерочной, спросила Серегу, идет ли оно ей. Серега сказал, что идет, но Баронесса ему не решилась поверить, а отложила платье с умыслом заманить в этот магазин Теодора через неделю. Аталия ничьих советов не спрашивала, и верх ее кабинки был вскоре увешан предметами женской одежды.

Серега между тем, чтобы поддержать разговор, задал Баронессе несколько вопросов о Теодоре, о его работе, на что Баронесса отвечала не столько уклончиво (уклончивость не была ей свойственна вовсе), сколько с оглядкой на ШАБАК, то есть говорила о том, как Теодор увлечен работой, как можно понять по его лицу, когда он спит, что он и во сне продолжает округлять какую-то функцию — в общем, те милые глупости, которые горазды сочинять умные женщины. Но Серега немного расстроился, хоть и не подал виду: все-таки с ним осторожничают. Наконец, Аталия разделила одну гору одежды на два холма, большой и маленький, и тот, что меньше (честь ее экономности!), отнесла на кассу. Пакет Аталии поручили нести Сереге (а вы думали, для чего привлекают нас женщины к шопингу?), и так они отправились на «шук Кармель», как мы уже объясняли — рынок, в солнечный день скрывающий под сероватыми матерчатыми навесами и продуваемыми сквозь прорехи маркизами дешевое изобилие. В тесных его проходах разминался Серега с другими интересными дамами, да так близко из-за тесноты, что у него, человека совестливого, привыкшего к своей отдельности, обострившейся в высоковольтном небе Димоны, эта неожиданная близость вызывала странную неловкость, и он даже подумал, что неплохо бы среди всех этих рыб, пит, дешевых конфеток, апельсинов, красных помидорных холмов, стопок полотенец со знаком какой-нибудь турецкой гостиницы открыть «басту» (офис) психоаналитика.

Теодор тоже иногда проходил здесь по дороге в книжный магазин, когда забывал дома очки для чтения, а здесь их — море, вернее, гора на прилавке. Только однажды он никак не мог найти эту гору, запаниковал и спросил у продавца, что стоял за другою горою — за горою трусов: а где тут «баста» с очками?

— Через две, там Хаим торгует, — махнул продавец рукой и добавил: — Передай привет от Моше.

Благодарный Теодор купил пару трусов из очень тонкой материи, зато в горошек (в таких не ходят к врачу и не показываются на глаза любимой женщине, а надевают, например, во время затяжного расстройства желудка).

— Привет тебе от Моше, — сказал Теодор продавцу и принялся выбирать очки.

Продавец так обрадовался и разулыбался, будто и Теодор, и продавец трусов были его родные братья, уехавшие годы назад на каторжную работу в Америку и сию минуту сошедшие с корабля на «шук». И поэтому пара очков досталась Теодору с дополнительной скидкой в пять шекелей, хотя очки и так были дешевы, дальше некуда. Любит, любит привередливый Теодор эту ближневосточную открытость души. Нет таких душ нараспашку ни в каких северных краях, сколько ни ищите! И в России тоже нет таких, даже на Кавказе!

Дамы же по «шуку Кармель» прошлись, кажется, больше для Серегиного удовольствия и знакомства с местом, купив лишь какую-то мелочь, вроде носочков, и в конце рядов спросили Серегу, нравится ли ему тель-авивский шопинг. Серега ответил галантно, что удовлетворен вполне.

Еще завернули они на улицу Алленби, где тоже есть магазины, и даже несколько книжных. В одном из них купил Серега книгу майора Пронина о спецподразделениях Еврейского Государства, довольно длинный перечень этих подразделений приводился в конце книги с адресами и местами расположения, Серега прошелся по нему ревниво, проверяя, не закрались ли ошибки, не перепутал ли чего-нибудь Пронин, после чего зевнул и сказал, что нужно ему съездить на улицу Жаботинского в Рамат-Гане, где, как помнит читатель, проживает пара пожилых русских агентов, от которых был звонок Сереге с просьбой приехать по какому-то важному и срочному делу.

— Какие у них могут быть важные и срочные дела? — еще раз зевнул Серега. — Кстати, там недалеко есть улица Гоголя, нет… Герцена, нет… Герцля, вот! И на ней тоже немало неплохих магазинов, — добавил он.

Лица пожилых русских агентов были напряжены: приезжал «шалиах» (гонец на мопеде), привез шифрограмму: Серегу срочно отзывают в Москву.

ТЕОДОР НА РАБОТЕ

Разные бывают дни у Теодора на работе. Бывает, встает перед ним вечером задача, к которой никак не подступиться. А на следующее утро — вдруг каскад идей и весь план как на ладони. Засучивает рукава Теодор и блок за блоком пишет компьютерный код, сначала резко индивидуальный, совершенно новый, а затем, когда утомится, — тот, где можно обойтись отработанными фрагментами. В такой день может он начать в семь утра, закончить в девять вечера и почувствовать, усаживаясь за руль и направляясь к дому, ту приятную истому хорошо прошедшего дня, которая наверняка знакома читателю.

Но бывают другие дни, например такой, как сегодня, когда (некуда деться) нужно обработать три десятка возможных ветвлений. Сначала ищет Теодор общее между ними, чтобы разбить на группы похожих случаев с исключениями и тем сделать работу элегантнее и веселее, но исключений — больше, чем общего, и, потеряв время, он обращается к унылой реальности — рутинной работе, разбирает каждый случай и определяет ему свое решение. В какой-то момент появляется у него чувство, что из-за монотонности лепит он «баги». Возвращается, проверяет — так и есть. Тогда открывает он Интернет, чтобы оживиться, отдохнуть и перебороть рутину. Если прочесть что-нибудь взвешенное и толковое, то это помогает, но медленно. Можно ткнуться во что-то на первый взгляд безобидно-игривое, но там полно вирусов и там норовят запутать тебя в сетях из голых девок. И будешь, пытаясь вырваться, биться и нервничать. Есть еще какой-нибудь политический раздел «Еврейские сомнения», где понимаешь, что все сочинители такие, которым совсем уже терять нечего, и потому все равно им, что и на кого вылить. Но если и это вас не встряхнуло, от «Еврейских сомнений» опускайтесь еще ниже — в форум еврейских читателей, где те же авторы под видом досужих пенсионеров скрещивают копья и такие из лексикона достают выражения, из таких бурливых закоулков кишечника, что чувствуешь себя совсем бодрым и говоришь: большое спасибо разделу «Еврейские сомнения»! Отдохнул!

Но тут подстерегает неловкость. Вопреки всякой вероятности именно в это время появится рядышком начальник, чтобы вас за что-нибудь похвалить. Уж Теодор не раз советовал начинающим инженерам: если вы не можете дозваться начальника, чтобы решить с ним какой-то насущный вопрос, например никак не вытащить его с совещаний, которые набегают друг на друга, как уличные кобели на сучек, войдите в Интернет, и нечистая сила мигом на крыльях своих доставит вам вашего начальника и сгрузит его прямехонько у вас за плечами.

Так было и с опытным Теодором на сей раз, но только ни подошедший к нему его заказчик, ни кто другой, даже сама Баронесса, не сумели бы отвлечь его внимания от статьи в Интернете, где черным по белому значилось, что некий военный эксперт Еврейского Государства — здесь приводились полные его, Теодора, имя и фамилия — рассматривает перспективы борьбы со средствами противовоздушной обороны, и далее следовали выдержки донесения «Брамсовой капеллы», касающиеся ПВО. Другие пункты в статье не упоминались.

— Что это значит? — ошалел Теодор.

СЕРЕГА В МОСКВЕ

В Москве Серега был сразу же приглашен на встречу с полковником Громочастным. Полковник то ли действительно торопился на совещание, то ли не хотел принимать обычного в таких случаях радушного тона и стремился поскорее покончить с разговором, но он, то глубоко наклоняясь в кресле, то вообще стоя, собирал документы в папку. Не прерывая возни с бумагами, он объявил Сереге, что миссия его в Еврейском Государстве закончена и он переводится в отдел русско-еврейской дружбы. Так что пусть присматривает себе жилье в Москве, а по поводу его новых обязанностей он будет проинструктирован по новому месту службы.

— Как им там? — поинтересовался полковник, имея в виду Теодора с компанией. И добавил хорошо знакомым Сереге насмешливым тоном: — Нравится дефилировать по набережной в шортах и сандалиях на босу ногу под азиатским солнцем? Не скучают по русскому снегу? По масштабам? Не тоскливо им пионерствовать в мизерной стране, быть песчинками маленького народца? У нас ведь порой начинают арапчонком Петра Великого, а через пару поколений выходят в Пушкины великой русской нации.

Серега не нашелся сразу с ответом. Он мысленно снова сел на пуфик в салоне дома Теодора, представил себя там болтающим пластиковой тапочкой и опять не придумал ответа. Полковник сделал жест, означающий конец разговора, на прощание вяло улыбнулся, коротко и не очень сильно пожал Сереге руку, пожелал успехов на новом месте и сделал вид, что забыл о нем еще до того, как Серега покинул кабинет.