Игра в отрезанный палец

Обернулся на стеллажи, заполненные коробками. Посмотрел на медленно вращающуюся на столе-магнитофоне бобину. Задумался.

«Седьмой, срочно прибыть на пост одиннадцать. — Слушаюсь…» — прозвучало в наушниках. Виктор внимательно вслушался в последовавшее следом шипение.

«Третий, вроде красная „девятка“ проехала. — Может, та, что в угоне? — Да ну ее на хер!»

Снова несколько минут далеких шумов, словно усиленной многократно тишины.

«Седьмой! Отбой! Можешь возвращаться на пост!» — прозвучал четкий голос.

Виктор остановил ленту. Перемотал назад. Прослушал еще раз. На его лице появилась спокойная самоуверенная улыбка. Он нашел то, что искал. Искал, конечно, с подсказки Георгия. Но главное — результат, а не способ его достижения.

Перемотал пленку еще раз. Снова прослушал.

Остановил бобину. Пошел искать прапорщика. Нашел его минуты через три в соседнем помещении, похожем на студию звукозаписи двадцатилетней давности — сплошная аппаратура, лампочки, несколько магнитофонов молча крутят свои широченные бобины.

Прапорщик сидел за маленьким письменным столом в углу помещения и подписывал картонный футляр бобины. Услышав за спиной шаги, он обернулся.

— Ну как, что-нибудь услышали?

— Да, — Виктор кивнул. — Как раз то, что надо. Переписать можно?

— А почему нет? — пожал плечами прапорщик.

Он взял из ящика стола небольшой кассетный магнитофон.

— Пойдемте!

Прапорщик переключил магнитофон с наушников на внешний звук. Нашли на пленке место, где один гаишник уточнял у другого время. Оттуда и начали записывать.

Когда прозвучало сообщение об угнанной красной «девятке», прапорщик многозначительно оглянулся на Виктора.

— Нашли? — спросил он.

Виктор быстро сообразил, что сам сюда попал под предлогом поиска информации об угнанной машине.

— Нет, — произнес в ответ и грустно покачал головой. Когда через какое-то время прошла фраза о том, что «девятку» вроде видели, на что другой гаишник произнес: «Да ну ее на хер!», уже прапорщик грустно покачал головой.

— С такой милицией быть уголовником — самое безопасное дело! — сказал он.

Виктор хотел было сказать, что ГАИ — это совсем другая милиция, что есть еще и уголовный розыск, который пашет иногда круглые сутки. Но промолчал.

Вспомнил, что он здесь не следователь, а сын генерала Борсюка, у которого угнали машину.

Уже на выходе из этого заведения с кассетой в кармане пиджака, Виктор спросил прапорщика, почему в «студии» такая допотопная аппаратура.

— Скажите спасибо, что хоть такая есть. Новую просили, но, оказывается, новая уже где-то есть. А нам, военным, новая не положена. С новой ведь можно все эти мобильные телефоны ловить, закрытые частоты, по которым «одна звезда с другою говорит».

Прапорщик грустно улыбнулся.

— Удачи! — пожелал он уже спускавшемуся по лестнице Виктору.

* * *

В тот же дождливый день Сергей Сахно хоть немного, но утолил тревожное любопытство Ника. В детстве он, оказывается, уже был «двухъязычным» и дружил только с глухонемыми детьми друзей своих родителей. Отец его работал в каком-то «почтовом ящике», в отделе, где трудились только глухонемые — им родина доверяла самую секретную работу. Они-то не проболтаются! Потом его родителей убедили отдать сына в интернат, потом в военное училище, куда, конечно, глухонемых не принимают. Там он первый раз сдружился с такими же нормальными, как и он. Но в курсантской дружбе присутствовала какая-то неопределенность, которая просто не могла возникнуть в его прежних отношениях с глухонемыми сверстниками. Глухонемые как друзья казались ему намного надежнее говорящих. В училище каждый месяц курсанты устраивали «разборки», пытаясь выяснить: кто в очередной раз на кого «настучал» начальству. Глухонемые «стучать» не стали бы.

Даже через переводчика. У них совсем другой характер, другой подход. Они — закрытый клуб, в котором своих чужим не продают, даже если он чем-то кого-то и достал. Из самых ярких воспоминаний Сахно поделился за бутылкой красного одним — дракой двух глухонемых в детстве. Эта тихая и жестокая драка запомнилась ему на всю жизнь. Правило было — драться, пока противник не упадет спиной на землю.

Неписаное, это правило словно было частью чего-то врожденного. Глухонемые пацаны только так и дрались. Но обычно без жестокости. В тот раз никто из двоих падать не хотел. Дрались среди деревьев в саду и всякий раз хватались руками за стволы, чтобы не упасть. Когда один все-таки упал, второй — просто присел на траву. Обоим пришлось идти к врачу — так они друг друга измолотили. А причина совершенно нормальная — дрались из-за девчонки. Она тоже стояла рядом. Ее не спрашивали, кто из двоих ей больше нравится. Без нее решили: с ней останется победитель. Прямо поединок времен и нравов Римской империи.

Вечером проголодавшийся Ник спустился в ресторан, оставив Сахно в номере.

Взял у ночного гостиничного старика сардельку и бокал пива. Присел в полутемном ресторане. Огляделся. В этот вечер посетителей было побольше — человек пять. Но ведь и не поздно еще было — начало десятого.

Когда вернулся, Сахно лежал на своей кровати и смотрел мутным взглядом в потолок. В воздухе комнаты витал какой-то знакомый запах из прошлого. Но как ни принюхивался Ник, а вспомнить, что это за запах, не мог.

— Может, принести тебе сардельку снизу? — спросил он Сергея.

Тот попробовал повернуть голову в сторону Ника, но, видно, не хватило сил.

Глаза его были широко открыты, словно он удивился, увидев что-то необычное.

Ник еще раз принюхался. Проступила из таджикского тумана какая-то шумная картинка. «Базар», — вспомнил Ник. И словно пошел в памяти вдоль живописных рядов этого базара, постоянно натыкаясь на этот запах.

— Гашиш!

Подошел к Сахно. Посмотрел в его открытые, но не видящие напарника глаза.

Удивился, подумав, что таджиков гашиш так не вырубал из действительности.

Может, это гашиш плюс красное вино?..

Открыл окно и впустил в комнату сырой прохладный воздух. Дождь уже кончился.

Присел на кровать. Снова ощутил какую-то неопределенность.

«Неужели, — подумал он, — Иван Львович не знал, что Сахно — наркоман и алкоголик? Неплохое сочетание для „ответственной загранкомандировки“!»

Вспомнил о таблетках в кармане джинсовки. Таблетки, чтобы «успокоить»

Сахно, если он станет неуправляемым? Так ведь говорил полковник.

Неопределенность ушла, и Ник понял, что должно произойти. Ведь с помощью Сахно уже кого-то убрали, и Ник это видел, сидя внутри микроавтобуса с мониторами. Просто полковник решил, что Сахно можно использовать еще раз, а потом дать ему руками Ника пару таблеток. Что бы там ни планировалось для них, но теперь было отчетливо ясно, что предстоит кого-то убрать, и это сделает Сахно. Ведь ему это легко, он — неуправляемый наркоман. А потом придется убирать его…