Игра в «Потрошителя»
Шрифт:
Через полтора часа полиция арестовала наркоманов, разогнала всех прочих, предварительно записав их данные, а несовершеннолетних забрала в участок, где они должны были дожидаться родителей. Тем временем служащий охранной фирмы крепко-накрепко запер двери и окна, поставил сигнализацию и детектор движения. Аманду заточили в пустом и темном особняке, откуда не выветрилась еще тошнотворная вонь попойки; девочка не могла сдвинуться с места или попытаться открыть окно: тотчас же сработает сигнал тревоги. Теперь, когда вмешалась полиция, ситуация казалась безвыходной: Аманда не могла прибегнуть ни к матери, ведь у той не было машины, чтобы ехать в такую даль; ни к отцу, который из-за идиотизма дочки не оберется стыда перед коллегами; ни тем более к деду: тот никогда ей не простит, что она отправилась в такое место, не предупредив его. Одно только имя всплыло в памяти, единственный человек, который поможет ей, не задавая вопросов.
В третьем часу ночи мобильный телефон Райана Миллера несколько раз принимался вибрировать, поодаль от кровати, воткнутый в гнездо зарядки, которая висела на стене. Полярный холод стоял в его лофте, просторном помещении, переоборудованном из старой типографии: кирпичные стены, цементный пол, сеть металлических труб на потолке, минимум мебели, никаких занавесок, ковров или отопления. Миллер спал в кальсонах, под электрическим одеялом, прикрывая голову подушкой. В пять часов утра Аттила, которому зимние ночи казались нескончаемыми, прыгнул на постель, давая понять, что пора приступить к утреннему ритуалу.
Миллер, привыкший к жизни в казармах, тут же машинально поднялся, хотя перед ним еще смутно витали образы беспокойного сна, нашарил подле кровати протез и прицепил его в темноте. Аттила весело залаял, толкаясь башкой, и хозяин, отвечая на приветствие, похлопал пса по холке, потом включил свет, надел толстовку, теплые носки и направился в ванную. Выйдя оттуда, обнаружил Аттилу, который ждал его с деланым безразличием, только хвост вилял, будто сам по себе, выдавая собачье нетерпение: картина эта неукоснительно повторялась день за днем. «Потерпи, дружок, уже иду», — сказал Миллер, вытирая лицо полотенцем. Он отмерил Аттиле порцию еды и положил в плошку; тут пес перестал притворяться и начал причудливый танец, какой исполнял каждый раз перед завтраком, но к миске не подходил, пока Миллер не пригласил его жестом.
Перед тем как приступить к медленной гимнастике цигун, этой медитации в движении, которой он предавался ежедневно по полчаса, Миллер бросил взгляд на мобильник и обнаружил звонки Аманды: их было так много, что не стоило и считать. Найди меня, я спряталась, приехала полиция, мне не выйти, меня заперли, найди меня, маме ничего не говори, найди меня… Он набрал номер девочки, убедился, что сигнала нет, и сердце всего раз встрепенулось в груди перед тем, как на смену волнению пришло привычное спокойствие — спокойствие, которым Миллер был обязан самой жесткой в мире военной подготовке. Он заключил, что дочь Индианы попала в переделку, но ничего смертельного: это не похищение, настоящей опасности нет, хотя девочка, должно быть, очень напугана, раз не в состоянии объяснить, что с ней стряслось и где она находится.
Миллер мгновенно оделся и устроился перед компьютерами. У него были машины самых последних моделей и самые сложные программы вроде тех, какими располагает Пентагон, благодаря чему он имел доступ к любым базам данных на каком угодно расстоянии. Определить, где находится мобильник, с которого поступило восемнадцать звонков, не составило труда. Миллер позвонил в полицейское управление Тибурона, представился, попросил соединить его с начальником, а у того спросил, не было ли этой ночью каких-либо происшествий. Офицер, думая, что Миллер ищет кого-нибудь из задержанных ребят, рассказал о вечеринке и назвал адрес особняка, не видя в том большой беды: такое случалось не впервые и на этот раз не было актов вандализма. Теперь все в норме, говорил он: сигнализацию починили и предупредили агентство по недвижимости, которое занимается продажей дома, что там нужно произвести уборку. Наверняка против ребят не будут выдвинуты обвинения, хотя это не полиции решать. Миллер поблагодарил полицейского и через секунду вывел на экран вид на дом с высоты птичьего полета и карту, на которой был указан маршрут. «Пошли, Аттила!» — сказал он собаке. Пес не мог слышать его, но по тому, как вел себя хозяин, понял, что речь не идет о прогулке по кварталу: то был призыв к действию.
Быстрыми шагами направляясь к грузовичку, Миллер позвонил Педро Аларкону, который в этот час, скорее всего, готовился к занятиям, попивая мате. Приятель неукоснительно хранил некоторые обычаи Уругвая, своей родины, как, например, это зеленое горькое пойло, по мнению Миллера ужасное. Он со всем тщанием соблюдал малейшие детали: использовал только серебряные сосуд и трубочку, унаследованные от отца; заварку, присланную из Монтевидео, и фильтрованную воду, подогретую до определенной температуры.
— Одевайся,
я за тобой заеду через одиннадцать минут, захвати инструмент: нужно отключить сигнализацию, — объявил Миллер.— В такую рань, приятель? В чем дело-то?
— Незаконное проникновение, — отчеканил Миллер.
— Где сигнализация, какая?
— В доме, вряд ли сложная.
— Слава богу, хоть не банк грабить, — вздохнул Аларкон.
Еще не рассвело, и на дорогах было пусто, несмотря на понедельник, когда Райан Миллер, Педро Аларкон и Аттила переехали через мост Золотые Ворота. Красная стальная конструкция, подсвеченная желтоватыми огнями, казалось, висела над бездной, а с далекого маяка доносился низкий рев сирены, указывающей кораблям путь в густом тумане. Чуть позже, когда друзья добрались до жилых кварталов Тибурона, небо стало светлеть, заурчали первые машины, и спортсмены, ранние пташки, вышли на пробежку. Подумав, что в таком благополучном районе жители с подозрением относятся к чужакам, «морской котик» припарковал грузовичок за квартал до нужного места и сделал вид, будто выгуливает пса — а на самом деле наблюдал.
Педро Аларкон подошел к дому твердой походкой, будто сам хозяин направил его туда, поковырял металлическим стерженьком в навесном замке — детская забава для этого Гудини, способного взломать сейф с закрытыми глазами, — и меньше чем через минуту дверь открылась. Безопасность была профессией Райана Миллера, он работал по контрактам на военных и на правительство, разрабатывая системы защиты информации. Задача его состояла в том, чтобы проникнуть в мозг человека, который пожелал бы украсть тот или иной материал, думать так, как думает противник, вообразить множество возможностей достигнуть цели, а потом наметить способ этому воспрепятствовать. Видя, как Аларкон орудует своим стерженьком, он подумал, что любой умелец, стоит ему захотеть, может взломать самые сложные системы защиты; в этом опасность терроризма: хитрость одного человека, скрытого в толпе, против титанической силы целой нации.
Педро Аларкон, уругваец пятидесяти девяти лет, был вынужден покинуть родину в 1976 году, во времена жестокой военной диктатуры. В восемнадцать лет он вступил в ряды тупамарос, партизан левого толка, которые вели вооруженную борьбу с правительством Уругвая, убежденные, что лишь насильственным путем можно свергнуть правящую систему, основанную на злоупотреблениях, коррупции и несправедливости. Боролись они по-разному, в частности подкладывали бомбы, грабили банки и похищали людей, пока движение не было подавлено военной силой. Многие погибли в боях, других казнили или захватили в плен и подвергли пыткам; остальные бежали из страны. Аларкон, который вступил во взрослую жизнь, собирая бомбы и взламывая замки во имя борьбы тупамарос, вставил в рамку и повесил на стену старый, семидесятых годов, пожелтевший от времени плакат: там были фотографии, его и еще трех товарищей, за голову которых военные назначили цену. На той фотографии можно было увидеть бледного юношу, бородатого, длинноволосого, с изумленным выражением лица: персонаж этот ничуть не походил на седовласого мужчину, маленького, поджарого, двужильного, мудрого и невозмутимого, обладающего неимоверной ловкостью рук, которого знал Миллер.
Уругваец занимался проблемами искусственного интеллекта в Стэнфордском университете и там же преподавал; кроме того, соперничал в триатлоне с Райаном Миллером, который был на двадцать лет моложе. Кроме общих интересов в области технологии и спорта, оба были молчунами и поэтому хорошо ладили. Жили они скромно, оставались холостяками, и если кто-то у них об этом спрашивал, говорили, что слишком закалены жизнью, чтобы верить в прелести любви и связывать себя с одной женщиной, когда в мире столько других, готовых одарить благосклонностью; но в глубине души подозревали, что им просто не повезло. Старость без пары — горькая смерть, считала Индиана Джексон, и оба были согласны с ней, хотя ни за что бы в этом не признались.
За несколько минут Педро Аларкон взломал дверной замок, отключил сигнализацию, и оба друга вошли в дом. Миллер включил подсветку мобильника и придержал Аттилу, который с рычанием рвался с поводка, тяжело дыша и оскалив клыки, готовый к бою.
И тут, будто темноту прорезала вспышка, и прогремел выстрел. Райан Миллер, как это часто с ним случалось в самый неподходящий момент, очутился в Афганистане. Какая-то часть сознания способна была следить за тем, что происходило с ним: посттравматический синдром со всеми последствиями в виде всплывающих образов прошлого, ночных страхов, депрессии, припадков слезливости или гнева. Ему удалось преодолеть тягу к самоубийству, алкоголизм, наркоманию, все то, что чуть не сокрушило его несколько лет назад, но он знал, что симптомы могут снова проявиться в любой момент: никогда нельзя расслабляться, и вот теперь, в этот самый момент, враги идут в атаку.