Игра в прятки

– Как же им удается ровно наносить узор? – озадаченно спрашивает Лара.

– В каждом из углов деревянной плашки есть металлический штифт, – говорит Жозеф. – При совмещении четырех точек изображение выравнивается, и испортить его практически невозможно.

Он ведет нас по широкой лестнице в комнату, расположенную этажом выше: здесь длинные рабочие столы придвинуты вплотную к огромным окнам, что позволяет пользоваться всеми выгодами естественного освещения.

– Здесь работают рисовальщики и рисовальщицы, – объясняет Жозеф. – У каждого из них в подчинении отдельный стол. Они рисуют узоры на обойной бумаге. Затем резчики вырезают эти узоры на деревянных плашках, которые, как вы уже видели, покрывают краской и отпечатывают на обоях.

За каждым из столов трудится небольшая армия. Перед работниками разложены стопки листов пергамента и грифели, а также наборы инструментов всех форм и размеров с деревянными рукоятками. Витающий здесь запах, вид пергаментов и инструментов, звуки, издаваемые резчиками, удары молотков по ручкам резцов – все это так привычно и в то же время так неожиданно, что я, пораженная зрелищем, замираю. Даже кожаные фартуки работников точно такие, как был у папы. Лара тихонько вкладывает свою руку в мою ладонь.

– Пока что твоей задачей будет приносить плашки, бумагу и прочее, – говорит ей Жозеф. – Проверять, хорошо ли заточены инструменты. Я покажу тебе, где находится точильный камень. – Он поворачивается к Ларе. – Уверен, ты быстро продвинешься и избавишься от этой черновой работы. Я видел эскизы, которые прислала твоя мама. Они весьма впечатляют.

Сестра сдержанно улыбается, а я испытываю укол ревности. Хотела бы я быть Ларой, работать здесь, брать в руки все эти инструменты и, закрыв глаза, представлять, будто я снова в Марселе и всё вернулось на круги своя. Хотела бы я, чтобы мы с сестрой могли трудиться вместе, как всегда мечтали.

Глаза у меня начинает щипать, и я отворачиваюсь от резчицких столов, не в силах их видеть. Клянусь, я не буду плакать. Ни здесь, ни где-либо еще. Я глубоко вздыхаю, и в поле моего зрения попадает галерея по другой стороне лестницы, которую я сперва не приметила. Вдоль нее тянутся два ряда дверей с маленькими окошками между ними – по-видимому, там находятся отдельные комнаты. Первая дверь с окном выглядят чуть внушительнее остальных и расположена чуть поодаль. Это, должно быть, самая большая из комнат.

Когда Жозеф замечает, что я кошусь на дверь, его лицо омрачается.

– Это отцовский кабинет. – Юноша понижает голос. – Он теперь почти никогда сюда не заходит, но так получилось, что сегодня отец тут – утверждает новые узоры. Понимаешь, последнее слово всегда остается за ним, и… В общем, он недоволен, когда его беспокоят, будь то дома или здесь, на фабрике.

Сказав это, Жозеф спешит прочь от галереи, знаком веля нам возвращаться на нижний этаж.

– Я провожу тебя обратно в красильню, – говорит он мне. – Найдешь кого-нибудь, кто покажет тебе, что делать. После этого я вернусь и помогу тебе, Лара.

Моя сестра благодарит его, и они вдвоем спускаются по лестнице впереди меня, а я, повинуясь безотчетному порыву, не в силах подавить непреодолимое желание, оборачиваюсь и смотрю на окно первого кабинета.

За ним возникает массивная мужская фигура, заполняющая почти весь оконный просвет. Я вижу большие глаза, длинный крючковатый припудренный нос, светло-серый парик, чуть сдвинутый на затылок. Нижнюю часть лица я едва могу разглядеть, ибо искривленная поверхность оконного стекла причудливо искажает черты, так что рот и подбородок сливаются в одно темное пятно.

Вероятно, это сам мсье, отец Жозефа. Он совершенно неподвижен и так пристально таращится на нечто находящееся справа от меня, что даже не моргает. Я вслед за Жозефом и Ларой начинаю спускаться по лестнице. Мсье Вильгельм взирает не на что-то, а на кого-то. Он пожирает взглядом мою сестру.

De?jeuner sur l'herbe [29]

Лара

Все утро я отношу затупившиеся резцы к точильному камню и приношу заточенные обратно, раскладываю на столах резчиков листы бумаги и деревянные плашки, острю грифели и убираю с пола стружку. Нельзя сказать, что это самые увлекательные занятия на свете, и утро тянется бесконечно, особенно после того как Жозеф уходит к себе на нижний этаж, где надзирает за процессом печатания. Он провел рядом со мной гораздо больше времени, чем я ожидала, терпеливо показывая, что нужно делать. Только когда юноша ушел, я заметила, что чепец у меня съехал набок, и сообразила, что он забыл отдать мне мои шпильки, поднятые с пола.

29

Завтрак на траве (фр.).

В полдень снова звонит колокол, на этот раз возвещая о наступлении обеденного перерыва. Я озираюсь по сторонам. Работники печатни кладут инструменты и выходят на улицу. Я, не зная, как поступить, неуверенно следую за ними.

Несмотря на прохладу, работники рассаживаются на стенах и ступенях либо опускаются на траву, кто-то черпает из колодца воду для питья. Я несколько минут наблюдаю за ними, после чего решаю отправиться в красильню, чтобы найти Софи или маму, но тут слышу позади себя чьи-то шаги.

– Пойдем, – раздается знакомый голос, и, обернувшись, я вижу Жозефа. – Пора подкрепиться.

Я ничего не прихватила из дому и даже не помню, велела ли нам мама чем-нибудь запастись. Вероятно, она отложила немного хлеба с завтрака.

– О, все в порядке, я не голодна, – отвечаю я. Но желудок тотчас выдает меня, издавая громкое урчание.

Жозеф удерживается от улыбки, но его глаза весело сверкают.

– У меня хватит на нас обоих, – говорит он, показывая узелок из коричневой ткани, нечто вроде заплечной котомки, перетянутой бечевкой. – И я знаю хорошее место, где можно поесть. Не желаешь ко мне присоединиться? – Он опасливо косится на ровный ряд маленьких окон на верхнем этаже печатни. Окон кабинетов.

– Благодарю вас. – Я думаю о том, как любезно с его стороны предложить поделиться съестным, и не решаюсь согласиться. – Это так великодушно. Но мне нужно отыскать маму. И сестру.

– О… да. – Жозеф слегка краснеет. – Прости, я не подумал. Еды здесь, разумеется, хватит и на них. Давай я помогу тебе найти их?

Когда мы добираемся до красильни, в ней нет ни души, поэтому мы ищем Софи и маму среди людей на улице. Кажется, что, когда я прохожу мимо, все пристально рассматривают меня, после чего склоняются друг к другу и шушукаются. Я гадаю, о чем они говорят и почему так им интересна. Наверное, дело в том, что меня сопровождает сын хозяина. Однако затем я вспоминаю, что в печатне на меня глазели все утро.

Жозеф вытаскивает из кафтана маленькие латунные карманные часы, сверяется с ними и морщится.

– Извини, Лара, но нам пора приступать к обеду, если мы хотим закончить его до того, как опять ударит колокол.

– О… – Я ищу в оживленной толпе маму и Софи, но их нигде не видно. – Да, конечно.

Жозеф кивает в сторону дороги.

– Идем?

Я снова колеблюсь. Софи и мама могут появиться в любую минуту, я не желаю их упустить. Надеюсь, что у Софи все хорошо в красильне, но мне бы хотелось в этом удостовериться.