Игра в жизнь
Шрифт:
И вот я думаю: приди я к дверям своей гостиницы в потертом синем костюмчике моего итальянского героя, с этими жалкими нафабренными усиками, с этой кожаной кепочкой — на порог бы не пустили. Артист должен быть... ну? Каким должен быть артист? Чтоб издалека было видно, что идет артист? Тогда, может, действительно надо стремиться, чтобы одиннадцать человек охраны шли плотным кольцом, тогда уж точно никто не ошибется.
Вспоминаю, когда я вдруг, рывком, понял, что жизнь переменилась, что время новое. По телевидению выступал молодой артист, работавший со мной и называвший себя даже моим учеником. Артист этот стал весьма модным телеведущим, и вот у него брали интервью.
«Какая у вас мечта?» — спрашивает интервьюер.
Артист отвечает: «Хочу нормальной жизни. Чтоб была квартира в городе, нормальная дорогая машина, вилла по своему проекту около моря, чтобы обслуга была, которая все держит в порядке, чтоб двое детей приходили поцеловать папу на ночь и
«Здравствуй, племя младое, незнакомое...»
Еще одна фраза показалась мне знаковой. А дело было в очень крупном городе России. И был там очень красивый и большой концертный зал. И дал я в нем при большом стечении народа огромный по размерам и на редкость удачный, как мне казалось, концерт. Публика была отзывчивая, тонко чувствующая и с юмором. Все было настолько обоюдоприятно и триумфально, что и рассказывать-то тут не о чем. Но была и маленькая заноза. Весь город в этот день был в празднике — десятилетие одной очень значительной и успешной фирмы. Повсюду были развешены поздравления фирме, ее символы. По улицам продефилировали оркестры и девушки-барабанщицы с тамбурмажором. В городском театре прошел торжественный вечер с гостями из многих краев и стран. Оказалось, что и мой концерт — часть общего праздника. И хотя по причине собственных мероприятий никого из руководства на концерте не было, но именно фирма была спонсором моего концерта. Опять же все прекрасно! Так к чему же мой рассказ? А вот к чему. Выясняется, что добрая фирма спонсировала не только мой приезд, но и зрителей, что у тысячи этих зрителей без помощи фирмы не хватило бы денег оплатить не только одною артиста, но даже электричество, освещающее сцену в течение трех часов. Что-то тут не так! Нет, все хорошо, все почти потрясающе! Но все-таки уж слишком зависят эти любители искусства от благодетелей. Получается, благодетели решают, что им смотреть, когда и в каком количестве.
Дело к ночи — кончились официальные торжества, кончился концерт, и был я зван на дружеский ужин фирмы на четыреста персон, устроенный в обширной дискотеке с очень недурной ночной программой. Говорились тосты и здравицы, пожелания и благодарности. Напитки лились рекой, и еда была великолепна и даже чрезмерна по ночному времени. И встал один важный гость, сказал о невероятных достижениях за эти десять лет, а в финале дал формулу: «В конечном счете, что определяет нашу жизнь? Объем продаж!» И мелькнуло в моей голове, что узнал я истину. И где-то в подсознании пропел оперный мощный голос:
Что наша жи-и-изнь?! — Объем продаж!
Что ж это я творю! Зачем я кусаю ласкающую меня руку? Ко мне со всей душой, а я вместо благодарности насмешничаю. Всё! Больше не буду! Это все мне снится, и сам я себе снюсь, а со спящего какой спрос?
ПРЕДО МНОЙ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ ВЕСЕЛЫЙ КОШМАР. Карнавал ежедневной жизни съедает мою любимую, некогда таинственную и волшебную профессию. Кругом переодетые люди. Актерами становятся все, но по неопытности играют грубовато, а иногда просто халтурят. Смокинги хороши, но матросские походки и наколки на всех пальцах как-то не соответствуют. Ночное белье «эрос» все-таки должно отличаться от вечерних туалетов для приема. Мелькает казачья форма с множеством непонятных орденов и значков, мелькают мундиры неведомых войск с устрашающими нашивками на рукавах. Летчики (герои нашего детства) в новое время форму не носят, милиционеры получили новый цвет-силуэт и стали похожи на вокзальных носильщиков. А вот все виды прислуги костюмировались хоть куда! Прохаживаются перед ресторанами с целью открывания дверей британские кучера, запорожские казаки, седовласые лорды, бритые красноармейцы, арлекины, русские богатыри, китайские фокусники и мексиканские ковбои. Заходите мимо не проходите, к нам, к нам! А внутри!.. Я немею. Я не в силах описать хоть немногое из того совсем немногого, что видел!
Но был шест!
Металлический, блестящий, прочный, порочный, Он шел от пола и до потолка. На нем вертелась бабочка стриптиза, Раздетая от верха и до низа. Зеркальный шар, кружась под потолком, Бросал на наши лица блики. И блики эти были как улики — Вы все притворщики...Потом девочка спускалась в зал и терлась о седовласого почетною гостя, он был ей указан гостеприимными хозяевами. Гость знал, что надо делать, — надо вынуть бумажку в 50 или 100 долларов и жестом дарения заложить за воздушные трусики. И были доллары в кармане. И не было жадности — чуть кольнула и отошла. Но эта девочка ведь и трусики сняла. Это, видимо, высший почет, и все оплачено. Седовласый человек притворялся польщенным, касался гладящих его рук и все повторял: «Девочка, девочка!», мучительно ожидая,
когда же это все кончится. Бабочка стала располагаться возле его колен. Коллеги и поклонники смотрели, улыбаясь. Дышали носом. Блики от зеркального шара скользили по лицам. И тогда насмешливый седовласый человек сказал ей тихо: «А мама знает?» Для нее это тренинг и репетиция Перед попыткой пробиться в Ниццу и Там, наконец, раствориться, Истинной жизнью насладиться. А если не выйдет, продать свои ласки В шотландском городе именем Глазго. А коли и этот не выйдет номер. Имеем в запасе немецкий Ганновер...Главное — сдвинулось с мертвой точки, когда (ха-ха!) заявляли, будто у нас, в Советском Союзе, нет секса. Есть! И еще какой.
В другом ресторане в конце гастролей была целая стайка бабочек.
Мы засиделись. Программа давно кончилась. Ресторан был почти пуст. Одевшиеся девочки спросили разрешения у хозяина, сидевшего с нами, и встали в очередь за автографами. Одна сказала, что у нее дома сеть моя книга о театре, она ее читает, ей нравится... она хочет сыграть Ларису в «Бесприданнице»... не приду ли я завтра опять, она захватит книгу, а я напишу ей пожелание...
В пудреных париках, в шелковых камзолах и кафтанах, в белых чулках ждали гостей официанты. Девочка в длинном платье и тоже в пудреном парике играла на арфе, карлик в наполеоновской треуголке стоял, скрестив на груди руки, и улыбался. Я узнал его. Мы с ним в фильме когда-то снимались. Я спросил, как часто бывает столь торжественная встреча. «Каждый вечер, гостей хватает». — «И до какого же часа?» — «Пока не уйдут». — «До утра?» — «Бывает». — «А вы тут меняетесь или у вас каждый день одна бригада?» — «Мы не меняемся, пока есть работа, мы каждый день».
Они играют официантов XVIII века. А за столом сегодняшние люди разыгрывают друг перед другом царей, князей и шахов.
А нам, актерам, куда деваться? Всего два варианта. Снимать небольшие проценты с неразменной валюты былой кинославы (у кого она есть!). Или другое — тоже идти в услужение... вкусам. желаниям, капризам внезапных властелинов и их дам.
Мне могут подсказать и третий вариант — самим научиться делать деньги и самим становиться властью или хоть близко к власти. Так это и происходит — и научаются, и становятся... и громогласно гордятся перед отставшими неумехами. Только — странная закономерность — искусство перестает получаться. То есть изделия создаются, высоко оцениваются, приносят доход и награждаются премиями а искусство из изделий куда-то испарилось. Может, и не надо его?
Еще не так давно интерес к новому явлению порождал частоту упоминаний о нем. Теперь открыли обратную связь — частота упоминаний может родить интерес. А частоту упоминаний при нынешних способах информации вполне можно взять в свои руки. И слово для этого есть новое — раскрутка.
Более того, сам интерес может быть создан искусственно. При наличии средств можно доказать, что он родился, растет и нарастает, даже если он еще не родился и не собирается этого делать. И слово для этого есть новое — рейтинг. Создаваться он вполне может электронным путем. А применение его на удивление разнообразное — можно детей пугать, можно ненужные фигуры сшибать, можно для нужных фигур мраморные постаменты строить.
Мы все во власти непрерывной «свободы выбора». Мы в чудовищной зависимости от этой «свободы». Мой кот может выбирать, есть ему консервы «Wiskas» или «Friskas». Но мышей ловить он разучился, а есть сметану, или мясо, или колбасные обрезки — не может, кот мой дорогой, желудок не принимает. Тошнит. Так и мы всей страной, всем миром сидим перед экраном телевизора и с замиранием сердца выбираем вместе со счастливчиком, который хочет выиграть миллион: какой из четырех ответов верный на вопрос «Кто сказал, что человек — это звучит гордо?»: А — Шекспир, В — Гомер, С — Горький, D — Робин Гуд.
Да что же это какие банальные сны мне снятся! С телевизором или без телевизора, но все это давно известно. Тысячи лет назад написано Екклезиастом, или Проповедником: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было». И во все века были схожие кризисы и всеобщее помрачение ума. И не мешало это ни детей рожать, ни пировать, ни золотые замки строить. Искусства замирали, но не умирали, а возрождались из пепла. Так что крутится эта вечная мельница, движимая вечно текущей водой, перемалывает поколения одно за другим, и нет конца, и нет перемен. «И всё суета сует». Мудр был царь Соломон. Однако прошли века, и перемена случилась. Сверкающее соединение Власти, Богатства и Мудрости наткнулось на носителя Духа, одетого в рубище. И с Иисусом Христом принесено было в мир слово ВОСКРЕСЕНИЕ, и тогда, если можешь верить в невидимое, то не все «суета сует и всяческая суета». И есть продолжение. И есть Власть над Властью и Богатство над Богатством. Мудрость веры над Мудростью.