Игра законом
Шрифт:
Излучение книг струилось на тонком плане. Физическим глазам реальность рисовала совсем другую картинку. Выступающие края листов от повреждений защищал кожаный переплет, выступавший над обрезом книги, а узлы толстых ниток, сшивающих тетради прятались за валиками на кожаном корешке. Для защиты переплета от царапин на нем когда-то укрепили медные бляшки – жуковины. Такая окованная медью книга напоминала скорее сундук. Сходство дополняли застежки, на которые запиралась книга. «Без застежек такая книга обязательно покоробилась бы», – размышлял Глеб. – Интересно кто делал эту книгу? Конечно не один человек, а шестеро или семеро. Один, наверное, выделывал кожу, другой полировал ее пемзой, третий писал текст, четвертый рисовал картинки, пятый делал
Каждую страницу разделяла деревянная палочка. Лишь потом моголинян понял, для чего они были нужны. Сейчас интуиция подсказывала, что листать книгу следует, не дотрагиваясь до страниц. Волхвы скрыли за написанным текстом образы, которые и являлись тем, что необходимо было сохранить в потоке лет. Любой человек мог навредить изначальным образам, поэтому листы не следовало трогать руками, только специальными межстраничными деревянными закладками.
Открывшееся у Глеба парадоксальное мышление дало возможность мыслить символами на уровне подсознания. Знания стали приходить напрямую от первоисточника, а книга служила всего лишь проводником или ключом к источнику этой информации. Слова, написанные в книге, являлись лишь верхушкой пирамиды, первым классом в десятилетней школе обучения. Суть скрывали образы. Вдруг, как на экране монитора, возник греческий воин, грабящий Сурожские храмы и наткнувшийся на библиотеку. Что-то заставило молодого супостата швырнуть книгу в угол с вёдрами и мётлами, что и спасло бесценное творение.
Эти три книги объединяли все науки, все бесконечные комбинации предположений человека, все концепции и религии. Они вдохновляли и заставляли думать, как бесспорно прекраснейшие из вещей, оставленных нам древностью. Всеобъемлющий ключик, имя и образ которого были поняты лишь единицам в наши дни. Корчагин понимал, что от того, как он распорядится этими знаниями, будет зависеть ход развития дальнейшей цивилизации или её гибель.
Ему открылась суть рождения вселенной, суть и смысл людского бытия, законы миров и междумирья. Самое главное, что он увидел бессмертие души, не просто как слепую веру, а, если так можно сказать, со стороны научного подхода, необходимого человеческому уму. И сразу пропал страх. То единственное чувство, которое его, как миллиарды людей на земле, тянуло назад в пучину. Он понял, что бояться просто нечего!
Бог, Дьявол, Небо, небеса, ад, рай – понятно, что бывший детектив был столь же далек от смысла, придаваемого этим словам пустословами, как тень далека от солнца. Однако он никогда не встречал хоть какого-то внятного толкования слова Бог. Именно по этой причине одна из расшифровок заставила его притормозить и отложить рукопись. Бог (Богъ) – Более (б) Оного (о) Потоков (г) Сотваряше (ъ). По разумению предков, всё состоит из энергии в различных её проявлениях, а в понятие «БОГЪ» вкладывался образ множественной, многомерной структуры, создающей энергоинформационный поток.
– Это человек! – то ли вслух, то ли про себя восхитился Глеб своей догадке.
– Ты готов моголинян! Гора ждёт тебя! – шепнул в ухо знакомый сладковатый голос.
Он узнал бы его в толпе среди тысяч похожих. Сомнений не было. Это был тот же голос, что он слышал утром в деревне, в доме у Дугини. У Корчагина волосы на голове шевелились, не останавливаясь.
– Ты должен остановить космическую заразу!
Оглядываться или переключать внимание на тонкий план смысла не было. Голос неба тела не имел.
– А ты хоть представляешь, что это такое? – заорал во всё горло Энергетик. Почему никто даже тревогу не поднял, когда она распространялась по миру?
Ответ материализовался сам собой.
– А теперь представь, если бы люди во время болезни не хворали, а, наоборот, –
лучше себя чувствовали. Кто-нибудь стал бы бить тревогу?– Может быть, я сам с собой говорю? – попытался встряхнуть сознание Жига и стал машинально собираться, хотя собирать ему было нечего. Ещё минуту назад спокойное и равномерное существование сменилось противоположным порывом. В этом порыве он и нашёл то место, куда решил двигаться. К Варваре. «Как я собираюсь дать людям энергию, силу, свет и любовь, если я сам в себе не разобрался?» – крутилось в голове. Образы только что пролистанных книг сообщали, что существует не только душа человека, но и душа всего мира. В них пульсирует ток любви и ток гнева. Любовь, по словам Храна, та сила, без которой Великий Энергетик не сможет выполнить свою миссию.
Высокий аквариум мешал коту ловить рыбу и скрывал старый дисковый телефонный аппарат. Приезжать к Варваре без предупреждения Жига не решился. Не хотелось, чтобы его чистое и светлое чувство принесло проблемы любимому человеку. Так уж, видно, решила Мать-Земля: моголинян является на свет тем, что называется мужчина, и то, что зовется женщина, для него такая же тайна, как для всех остальных. Между мужчиной и женщиной такая же пропасть, как между жизнью и небытием, но в то же время нет ничего на свете ближе и роднее друг другу, чем Он и Она! Вот это и есть вторая половина, вот это и есть пара. Бог не может быть один, законы бытия действуют и на тех, кто их придумал. Творец един в своей двойственности мужского и женского начала.
Схватив случайную книгу, с виду совсем не старую, Глеб нервно открыл первый лист и прочитал первые строчки: «Ни одно существо не предназначено к счастью, но живое, именно поскольку оно живет, предназначено к жизни. А жизнь есть любовь» (Л. Фейербах)… Захотелось по-волчьи завыть от сжавшегося в солнечном сплетении густого комка. Может быть, Волкодлак, чувствуя душевные мучения своего хозяина, тесно прижался, породив в сознании не того волка, который стремится убить, а того, который, зализывая раны, воет от тоски и любви.
Кошка всё-таки решилась атаковать краснопёрую рыбку, предательски нарочито плавающую на самой поверхности воды. Охота не удалась, и животное без единого звука выпрыгнуло из воды, брызгами оросив половину комнаты. Жига на кухне отыскал тряпку и вернулся, чтобы помочь четвероногой бестии скрыть следы покушения на убийство. Ах, как же он благодарил сейчас и кошку, и рыбку. Короткого шнура раритетного телефона хватало лишь до аквариумной подставки. Трижды Глеб крутил диск и бросал трубку, пока любовь, наконец, не выдавила последние страхи и сомнения. «Завтра никакого нет, есть только сегодня. Завтра опять будет сегодня», – старался успокоиться Энергетик и снова взял трубку.
К телефону подошёл садовник Степан Елисеевич, и Корчагин, немного изменив голос, решительно заявил:
– Мне нужна Тихонова Варвара Сергеевна…
– А кто её спрашивает?
– Я старый знакомый Константина Викторовича, его, кстати, нет дома?
– Сейчас нет, – оборвался на полуслове садовник, поняв, что взболтнул лишнего. Такая оплошность не позволила продолжить короткий допрос относительно личности звонившего.
В эту минуту Жига слышал шаги на скрипучей винтовой лестнице, ведущей к открытой мансарде. Это возбуждающенеторопливое равномерное цоканье заставляло холодеть и закипать одновременно. Он слишком отчетливо представлял каждый её шаг на этой неудобной лестнице. Вот остался уже последний виток!
– Алё…
– Я сегодня хотел бы видеть вас у себя или приехать к вам, – игнорируя приветствие, выпалил Глеб.
– Это ты Глебушка? А я думала… – на другом конце провода послышался сдавленный плач.
– Ну что ты, родная, успокойся…
Корчагин так крепко сжимал телефонную трубку, что пальцы побелели от напряжения.
– Волчок, я тогда не знала, куда ответить на письмо. Тот, кто мне его принёс, ничего не сказал. Обратного адреса ты не оставил, телефон твой два месяца уже выключен.