Игрок
Шрифт:
— Добрый вечер, Кирилл, — начинает Рашид, вынуждая нас разорвать зрительный контакт.
— Да, Рашид, Жен Санна, проходите, Вера уже ждет. Она вас встретит. А я сейчас.
С этими словами он берет меня за свободный локоть, как бы веля посторониться, и быстро уходит. Внезапность и небрежность жеста вводят меня в окончательный ступор.
— Что ж, вечер обещает быть интересным, — подмечает Рашид.
А мной завладевает смущение вперемешку с раздражением. Оттого что я стояла и пялилась на Кирилла, пока официальный
— На это подписали нас вы! — шиплю, тыкая в Мурзалиева пальцем.
Он резко останавливается и смотрит на меня с раздражением.
— Ты! — поправляет. — Давай по одной оплошности за раз. Ограничимся инцидентом в дверях.
Выходит, мой отрыв от реальности не прошел незамеченным. Да уж, Мурзалиеву не позавидуешь. Он впутался в наши разборки, не зная всех обстоятельств, и тем самым неслабо подставился. Не думаю, что он бы на такое решился, если бы поговорил сначала со мной. Его целью было сохранить брак Кирилла, который и без меня висит на волоске. Согласившись подыграть Мурзалиеву, я, надеюсь, дала Вере еще капельку времени, последний шанс, но Рашид этого не знает и очень серьезно рискует.
Она — жена моего любимого человека — сейчас сидит за столиком в одиночестве и не видит нас. Сказал ли Кирилл, что всего неделю назад я оживала в его руках? Даже страшно подумать, что да. А вдруг она посмотрит на меня с ненавистью? Должно быть, мой английский пациент сошел с ума, когда собрал нас всех вместе! Надо было соврать, что я при смерти… Вот клянусь, это было бы гуманнее, чем мучить всех здесь…
Вера поднимает голову, улыбается и приветливо машет рукой, приглашая присоединиться. Он ей не сказал.
— Ну? Уже решили, что будете пить? — энергично спрашивает Кирилл, возвращаясь за столик, едва мы успеваем расположиться. Он усаживается вполоборота от жены, недвусмысленно обозначая конфликт, и на висках его видна влага. Умывался, чтобы прийти в себя? Что между ними произошло? — Думаю, что джентльменам не помешает коньяк, вы не против?
— Нет, конечно. Как пожелаете. Мы ведь по вашу честь собрались, — отвечает Мурзалиев, подразумевая, конечно же, процесс.
Или нет? Когда дело касается политики взаимоотношений, я всегда путаюсь… Хотя, учитывая, сколько мы все уже наврали друг другу, запутаться — самое оно! Становится чуточку нехорошо, и я берусь за графин с водой, чтобы налить в бокал хоть чего-нибудь.
— Позволь мне, — просит Рашид и обхватывает мою ладонь поверх ручки графина. Остается только поблагодарить и сделать вид, что этот жест меня не смутил.
— В таком случае — коньяк, — решительно сообщает Кирилл, расстегивая пиджак и оглядываясь будто бы в поисках официанта. Но ведь рано, не так ли? Кажется, он просто делает вид, что не заметил фривольный жест Мурзалиева.
— Кир, ты уверен? — с некоторым сомнением спрашивает Вера. — Тебе кофе совсем недавно разрешили.
Это обращение — Кир — врезается в меня с силой в несколько тонн. Я бы тоже хотела так его назвать, но вместо этого принуждаю себя отбрасывать формальности в разговоре с Рашидом. Мир что, выплясывает джигу, стоя на ушах? Так. Стоп! По-моему, я сошла с ума, и если моя голова бодро топает в одну сторону, то все остальное — в другую. Я ведь решила уже, что не буду мешать
Вере и Кириллу, а теперь вдруг тоскую по ласковым домашним прозвищам.— Ба, Вера, даже врачи не протестуют… — улыбается он жене.
А мы с Рашидом переглядываемся. Кажется, ни один из нас не готов пока повторить подвиг начинающего самоубийцы: встать перед мчащимся поездом и заявить, что Вера, вообще-то, права.
— Итак, дамы, а вы что будете?
— Я за вино, а вы, Жен? — спрашивает Вера.
— Мне минеральную воду без газов.
— О, хорошо… Ну а мне шардоне.
По глазам фрау Рихтер отчетливо видно, о чем она думает. И остальные тоже наверняка догадались о ее выводах. Только никто ж не закричит, что я больна, а не беременна, дабы развеять подозрения. Это еще менее культурно. Мне становится неловко до ужаса. Понимаете теперь, почему я не люблю ходить по ресторанам в компании незнакомых людей?
Бросаю на Кирилла взгляд и обнаруживаю, что такое выражение на его лице не скоро забуду. Да уж, Харитонову стоит посочувствовать: я точно не сообщала Харитонову о своих противозачаточных, и теперь получается, что я вполне могу быть беременной… от любого из них с Рашидом. Вот интересно, что для него страшнее?
— Вы готовы сделать заказ? — спрашивает нас подошедший официант, и тут-то я понимаю, что, занятые своими проблемами, мы даже не открыли меню.
Пока Кирилл рассказывает о процессе, ради которого затевалось празднество, я грустно поглядываю на картошку фри в тарелке Рашида, которая выглядит аппетитнее моего риса, но, скорее всего, тоже не будет съедена. В старину, знаете ли, таким образом пытали. Сможет прожевать — невиновен, а если нет — топить его, да поскорее. Меня определенно топить, потому что если пару ложек риса мне еще удалось как-то в себя впихнуть, то следующие встали поперек горла и пришлось запивать их водой. Нет, я не собираюсь это доедать. Даже пытаться было глупо. У нас сегодня собралась такая компания, что об аппетите стоило забыть еще на подходе. Забавно, что Рашид солидарен со мной и тоже едва прикоснулся к своей несчастной картошке.
Судя по интересу и отсутствию дополнений со стороны Веры, сама она в зале суда не присутствовала, и, точно так же, как и мы, слышит о процессе впервые. Я это к тому, что разлад, видимо, все же был, просто Вера ни в чем не подозревает меня. Мы с ней даже чуть-чуть поговорили об исследовательском центре, но это было на удивление неловко, и я быстро свернула тему.
— Вот видите, Жен, — говорит Кирилл, заставляя меня отбросить мысли о Вере. — Вы все твердили, что пострадавшие должны получить причитающиеся компенсации. Они получили. И я предлагаю за это выпить.
Он смотрит на меня испытующе. Так, как будто я в чем-то виновата. Вспоминаю, как выставила ему глупый ультиматум, объявив, что не стану с ним нянчиться, если он не найдет виноватых… Не сдержалась, услышав очередное прагматичное высказывание Харитонова. И ведь уже забыла… а он помнит. И видно пытается этим мне что-то сказать. Например что я негодяйка.
С трудом отвожу глаза, замечая, как Кирилл опускает руку на спинку стула Веры. Мне становится горько. Счастливы эти двое в браке или нет — не мне судить, но ведут они себя как пара. И если им удобно жить раздельно, к чему остальные разговоры?