Игрок

Резонно, но есть проблема.

— Это был единственный период нашего совместного проживания за последние годы. И теплых воспоминаний о нем у меня почти не осталось. Вера, хватит врать. Ты не хочешь возвращаться в Россию, а я влюбился в другую, изменил тебе и даже не скрываю. Ни то, ни другое не поправится.

— До трагедии ты так не говорил. Давай сходим в психотерапевту… Он тебе скажет то же, что и я: придуманными чувствами к другой ты пытаешься компенсировать случившееся. Пострадал по случайности и пытаешься взять под контроль всю остальную жизнь! И наш брак ты тоже всего лишь пытаешься разложить по полочкам. Раньше не жаловался…

— Раньше я не знал, что бывает иначе, что существуют другие люди — не такие, как мы, Вера. Честные, внимательные и открытые.

Это заставляет ее удивленно замолчать.

— Мои родители живут примерно так же, как мы. Они развлекаются работой, потому что дома не очень-то счастливы. Мы с тобой пошли еще дальше — разъехались и завели себе каждый по новой жизни.

Как так получается, что она упорно не понимает? Не очень-то хорошо нам было, раз мы допустили разлуку. Будь мне не все равно, я бы никогда не отпустил Веру. Ведь вынудил же Елисееву работать на себя, чтобы всегда иметь возможность ее увидеть. Такая вот забавная и горькая правда: как только влюбился — обнаружил, что являюсь ревнивцем и собственником. И прошлый опыт меня к этому открытию не подготовил…

— И если бы мне моя новая жизнь нравилась меньше старой, я бы, наверное, уже давно вернулся в Германию. Очевидно, с тобой все то же самое.

— Хочешь потолковать о жизнях, Кирилл? Лучше расскажи мне о том, что у тебя в ней нового. О пассии своей, — не выдерживает Вера, явно неправильно истолковав мои слова.

Вздыхаю. До нее не достучаться.

— Давай, Кирилл, я не понимаю… Ты говоришь, что меня не было рядом, а ведь я предложила вернуться, детей родить… Дело все-таки не в этом. Тебе просто захотелось острых ощущений, правильно?

— Вера! — кричу в голос. — Ничего бы не случилось, если бы изначально мы сами не постарались на славу!

— Рассказывай! — тоже переходит она на крик.

— Я…

Но в этот момент раздается стук в дверь и на пороге появляется Дарья. Вид у нее ужасно виноватый.

— Я же просил, чтобы нас не беспокоили, — напоминаю, стараясь подавить раздражение, вызванное отнюдь не секретаршей. Получается… неплохо, но далеко не идеально.

— Я подумала, что ситуация обязывает. Речь об Алисе.

Замечаю, что глаза у нее блестят от слез, и сердце проваливается в пятки. Дарья не один раз сопровождала меня в поездки к малышке и хорошо знакома с девочкой. И она расстроена, а, значит, случилось самое страшное.

— Переведите звонок, — прошу сипло.

Короткая телефонная трель, и я снимаю трубку. Не считая приветствия, я почти ничего не говорю, у меня нет на это сил. К счастью, отец Ириски обо всем рассказывает мне сам. О том, что Капранов не просто так отказался делать операцию. Было поздно. А я не могу поверить — всего неделю назад она была в порядке. Сколько дней назад я ее видел? Семь? Восемь? А ведь она так и не захотела со мной разговаривать. Права была — никудышный из меня спаситель…

Пару-тройку секунд в кабинете висит тишина, а потом Вера спрашивает то, за что я никогда не смогу ее простить:

— Это она? Алиса?

И внутри просыпается нечто злое и яростное, то, что я никогда не испытывал по отношению к Вере и не думал испытать:

— Алиса — это девочка, которую я пытался вылечить от рака. Одна из моих самых первых и самых важных пациенток. Я несколько лет искал для нее врачей, оборудовал больницу, договаривался с инвесторами ради исследований именно ее типа опухоли. Как ты могла забыть такое, Вера?!

Она смотрит на меня с ужасом в огромных, несчастных глазах, видимо, наконец понимая, насколько чужими мы стали за годы разлуки.

— Уходи.

ГЛАВА 22 — Решка. Несносная Пифия

Самая ужасная тирания — это тирания мелочей. 

Л. Н. Андреев

Жен

Этой ночью меня будит телефонный звонок. И хотя трель мобильного во внеурочное время уже давно не вызывает раздражения, на этот раз что-то не так, и я морщу нос, пытаясь сквозь сон понять, что именно по-другому и стоит ли реагировать.

— Спи, это мой, — слышу у самого уха.

Становится чуточку холоднее, когда Власов привстает, натягивая одеяло, чтобы взять с тумбочки свой мобильный. Поворачиваюсь и смотрю на него. Пока его собеседник рассказывает о случившемся, Стас трет глаза в надежде проснуться. Неудивительно, ведь мы уснули только пару часов назад. Иногда работу врача невозможно описать цензурными словами.

— Срочный вызов? — спрашиваю, когда Власов молча поднимается с постели.

— Да, проблемы с одним из моих пациентов. Но ты ни о чем не волнуйся, спи, я оставлю ключи.

Он одевается, а я понимаю, что, скорее всего, снова заснуть в незнакомом месте мне в одиночестве не удастся. Слишком непривычно. Вчера мы со Стасом встретились на нейтральной территории, чтобы поговорить о моих секретах. Думаю, ему были неприятны мои тайны — ведь я намекала на мужчину из прошлого, — оттого разговор вышел долгим, серьезным и обстоятельным, но разобрались во всем по порядку, в точности, как любит Стас. И мне это понравилось. Внушило некую уверенность в совместном будущем. Получилось даже душевно, что ли. Внимательный слушатель, приятный вечер. В конце концов он предложил поехать к нему, и я не стала отказываться.

Собравшись, Стас кладет на тумбочку рядом со мной обещанную связку ключей, а затем целует на прощание. Такое впечатление, будто ситуация для него из разряда обыденных. Я же сижу на кровати и не пытаюсь примириться с мыслью, что осталась одна в доме мужчины. Такое со мной впервые, и это определенная веха. В голову, соответственно, лезет какой-то бред о правилах поведения в чужом доме…

С другой стороны, с чего-то всегда приходится начинать. И для начала неплохо бы было заснуть. Ведь я в спальне, ее точно выделили в мое распоряжение…

Однако мой телефон с доводами не согласен, о чем сообщает громкой трелью. Беру его в руки в полной уверенности, что это вызов, но вижу имя Арсения и застываю. Зачем он звонит? Почему опять ночью? И как, черт возьми, говорить с одним мужчиной, сидя в постели другого? Это кажется вопиюще неправильным…

Насколько неприлично не взять трубку посреди ночи? На ноль? Я почти решаю сбросить вызов, но вспоминаю о своем непутевом братце. Уж если кто и умеет находить неприятности, как лужи в Петербурге, то это он.