Игрок

— Я не хочу, чтобы на меня снова смотрели как на инвалида!

Я знаю, что прием запрещенный, что для нее это слишком личное, но больше не могу прогуливаться с тростью от дверей до машины и наоборот.

— Кстати, вы придете? — меняю тему, пока она окончательно не уверилась в своих подозрениях о моей корысти.

— На вечер? Зачем мне там быть?

— Сопровождайте отца. Нам же нужно взять откуда-то деньги, а он человек более чем состоятельный, — подмигиваю ей.

У Жен аж рот открывается от удивления. Так и знал, что при всем ее стремлении к гуманизму, эта девушка не знаток пустой благотворительности. Она человек действия. Скорее из разряда врачей без границ (неправительственная международная организация по оказанию медицинской помощи людям, пострадавшим в результате вооружённых конфликтов и стихийных бедствий). Не будь у нее самой проблем со здоровьем, думаю, Жен бы легко согласилась отправиться в какую-нибудь Африку спасать жертв террора.

— Пойду закажу МРТ и КТ, — сдается она. — Но в случае чего с Капрановым объясняться будете сами!

Жен

Я с трудом удерживаю телефон плечом, докрашивая ногти на ногах в красный цвет. Это к вопросу о женской разумности. Как только яркие ноготки высохнут, я натяну поверх чулки и туфли, в которых едва можно передвигаться, и никто о моих потугах не узнает, но разве это имеет значение? Я хочу быть сегодня самой красивой, максимально безупречной. Надену самое лучшее белье и сексуальное платье. Пройдусь по самой грани вульгарности. Потому что сегодня я познакомлюсь с женщиной, являющейся женой небезразличного мне мужчины. Не хочется чувствовать себя рядом с ней простушкой.

Зачем мне это? Кому и что доказывать? Я же не собираюсь вмешиваться. Просто иногда… иногда Кирилл на меня так смотрит, что кажется, будто во мне есть нечто большее, чем глупая, расколотая в районе груди оболочка… Нечто важное и нужное. Значимое. Такое сводит с ума. Такое страшно разрушить.

Наконец гудки на другом конце линии сменяются поспешным приветствием.

— Ви, какое счастье, что ты на связи, — восклицаю, пытаясь поудобнее пристроить телефон. — Так, мне нужно знать все возможное о Вере Рихтер.

— Зачем? — неподдельно удивляется кузина.

— Сегодня благотворительный вечер, и я с ней встречусь лицом к лицу. Не хочется выглядеть несчастной сироткой. И отсутствие сюрпризов в этом поможет.

— Я не очень-то интересовалась супругой Харитонова, — ворчливо сообщает Ви.

— Ну давай хоть что-нибудь.

— Ну-у-у, — тянет она, явно не имея особого представления об объекте разговора. — Ее отец — партнер Валерия Харитонова. Кажется, если не считать рассказанного ранее, этим моим познания ограничиваются.

— Ты мне совсем не помогаешь. Скажи хоть, волосы выпрямить или оставить?

— Мне приехать? — устало спрашивает она. — Только учти, ты сорвешь мне свидание!

— Не надо приезжать. Просто скажи, распрямить или оставить кудрявыми?

— Если время есть — выпрямляй. Когда еще тебя такой увидят. Совсем от рук отбилась со своей медициной. — Театральный вздох. — Так, короткий экскурс: глаза черным не подводи, нижнюю губу накрась чуть шире контура, а верхнюю — уже, чтобы казалось, будто ты улыбаешься. Тушь возьми водостойкую. Начнешь еще там рыдать!

— Я не собираюсь рыдать.

— Но носовой платок я бы на твоем месте взяла, — подмечает Ви. — Главное в благотворительном вечере — минимум косметики, максимум бриллиантов. Давай, маленькая садистка, заставь его яйца гореть. Каждый изменщик этого заслуживает.

— Он не изменщик, — восклицаю порывисто.

— БМВ против твоего рендж-ровера на то, что он в фантазиях вытворял такое, о чем его скучная женушка даже в книжках не читала. А ты его благопристойности совсем не помогаешь… Блин, из-за тебя глаз криво накрасила. Все, давай, дальше своими силами.

Когда мы с отцом под руку входим в зал, я с облегчением обнаруживаю, что основная часть мероприятия еще не началась. Ждут припозднившихся. Едва переступив порог, начинаю скользить глазами в поисках знакомых светлых волос. Не нахожу.

— Я выше большинства мужчин в этом зале, — шепчу папе на ухо.

— На таких каблуках — конечно, — отшучивается он, а я заливаюсь краской.

Я всегда была высокой, даже слишком, но переживаю по этому поводу редко. Мое тело меня никогда не устраивало, и причины для переживаний имелись более серьезные, чем необычный рост. Даже если бы я была первой красавицей школы, со мной бы все равно не дружили. Больных не любит никто.

По пути отец встречает немало знакомых, имена которых мне ни о чем не говорят. Приходится стоять рядом и улыбаться, сгорая от нетерпения. Минут двадцать мы кочуем от компании к компании, и, когда я мысленно начинаю готовить план побега от словоохотливого родителя, вдруг на пути нам попадается Рашид Мурзалиев. Оба мужчины замирают, скованные давней неприязнью и неловкостью от встречи на общей территории.

— Пойдем, засвидетельствуем свое почтение устроителям вечера, — отмирает наконец папа и тянет меня за локоть в сторону.

В любых других обстоятельствах я непременно бы настояла на разговоре, потребовала бы объяснений (ведь меня заверяли, что прошлое в прошлом, а разногласия позабыты), но так хочу найти Кирилла, что заставляю себя смолчать и послушно следовать за отцом. Оказывается, в отличие от меня, он прекрасно знает, где искать Харитоновых, и мне приходится всего лишь переставлять ноги. Что сложного? Да ничего, только внутренности завязываются в узел. Нервничаю. Что я сейчас увижу, что почувствую?

Вокруг Харитоновых собралась большая толпа — неудивительно, что я не заметила Кирилла раньше. Поначалу слышен только веселый голос моего пациента, но еще пара шагов — и он предстает перед нами во всем своем великолепии: облаченный в улыбку и обаяние, которыми щедро одаривает окружающих. Делает вид, что все в порядке, хотя я-то знаю, что это не так.

Упрямец. Как бы ни был Кирилл хорош этим вечером, без трости ему будет ой как непросто. И не только физически. Травмы редко затрагивают только тело. Как спрятанные под одеждой шрамы никогда не станут вновь гладкой кожей, так и характер не приобретет прежнюю покладистость.