Игрок

Почему улицы за окном меняются так быстро, но дом совсем не приближается? Я ужасно устал и все, чего хочу — лечь в кровать и заснуть. И чтобы наступило завтра. Предатель-галстук душит. Порывисто сдергиваю его с шеи и приоткрываю окошко, чтобы впустить в салон машины воздух. Хотя бы капельку воздуха.

— Кирилл, что с тобой происходит? — обеспокоенно спрашивает Вера. Было бы странно, если бы она не почувствовала мое состояние, но как ответить, чтобы ее успокоить, не знаю.

— Просто тяжелый вечер, — говорю. Но это объяснило бы физическую усталость, а не рвущееся наружу раздражение.

— Ты уверен?

— Конечно я уверен, — чуть повышаю голос. — Извини.

Вера отворачивается. Ей неприятно, непонятно. Кто бы еще подсказал, что с этим мне делать. Я не собираюсь обижать свою жену, никоим образом, но это сводит с ума. Ловушка. Что с нами происходит, Вера?

— Может быть, мне лучше уехать? — вдруг предлагает она.

— Вер… — раскаиваюсь тут же.

— Я понимаю, так сложились обстоятельства, и ты прекрасно справляешься без меня, но я чувствую себя не просто не отстраненной — лишней.

— Это все временно.

— Временно что? — спрашивает она горько. — Болезнь? Или пренебрежение? Кирилл, ты очень сильно изменился.

— Но это не значит, что ты для меня больше не важна.

Я не лгу Вере. Было бы очень просто наплевать на нее, поддаться соблазнам, но я обещал ее беречь, и я верю в свои клятвы. Раню ее, обижаю, готов тысячу раз прокричать, что виноват, но, как поправить ситуацию — не имею представления. Я будто вырос из Веры, как из школьной рубашки, но все еще пытаюсь застегнуть пуговицы, которые отрываются, отрываются и отрываются. Было бы просто свалить все на запретное влечение, но проблема глубже.

— Иди сюда, — зову Веру.

Она недоверчиво смотрит на меня, а потом неловко кладет голову на плечо. Я притягиваю ее ближе и понимаю, насколько она замерзла из-за открытого окна. И это при том, что сам я горю. Обнимаю ее обеими руками за плечи, чувствую, как она по капельке поддается, становится менее настороженной. Зажмуриваюсь до боли и вижу, как расплываются границы реальности. На месте Веры появляется совсем другая женщина. Хотел бы я отогнать видение, но никак. Приходится сдаться на милость безрассудным фантазиям.

Когда мы оказываемся в квартире, я начинаю спешно сдирать с Веры ее скучное, правильное платье. Она и не думает сопротивляться. Это у нас новая разновидность взаимопонимания. Днем получается хуже, чем ночью. Это ненормально, но лучше, чем ничего. Вера в последнее время часто повторяет, что я отдалился, но это естественно, учитывая, сколько времени жили друг без друга? Из нашей жизни исчезло все, кроме животной и примитивной близости. Только она и получается, как нужно… но не сегодня.

В коридорах моего сознания все еще стоит другая женщина — не моя жена. И если Вера этого не замечает, то сам я ее чувствую каждой клеточкой тела. Неспособность избавиться от навязчивого образа сводит с ума, становится пыткой, слаще которой сложно придумать. Только потом, когда я лежу, уткнувшись носом в волосы собственной жены, становится ужасно гадко.

Рашид наконец закончил приготовления по гранту. Осталось расписать бумаги по внебюджетному финансированию, которое фонд обещается обеспечить, и, дабы разделаться с этим вопросом, целое утро мы тратим на изучение условий и соответствие формальностям. Соблюсти тысячу пунктов, нигде не запутавшись — задача не для любителей, и, как назло, мне сложно собраться. Чувствую, что все идет кувырком, мой хрупкий мирок висит на волоске, поэтому до столбиков с цифрами мне нет никакого дела. Забавно. Вместе с падением здания треснул и фундамент моей собственной жизни…

Внезапно в кабинет без стука влетает медсестра:

— Рашид Адильевич, скорее. Вас Капранов зовет!

— У него разве не операция?

— Операция. Просто он… он собирается отрезать половину мозга!

Я вскакиваю с места и мчусь за Рашидом, хотя меня и не звали. Ноги жалуются на неподобающее отношение, но я не обращаю внимания. Спешу. И совсем не к Капранову. Понимаю, что действую неверно. К чему продлевать агонию? Не лучше ли вообще прекратить с Жен всяческое общение? Она сейчас в операционной, замотанная в стерильную ткань по самые уши, а перед ней пациент со вскрытым черепом. Зачем мне все это видеть? Зачем?!

— Добрый день, начальник… и. Начальники, — заявляет бодро Капранов, держась обеими руками за какие-то штуки, торчащие из головы мужчины. — Помахал бы, но боюсь убить парнишку.

— Половину мозга? — спрашивает Рашид, полностью игнорируя шутливый тон.

— Точно, — кивает Андрей Николаич. — Тут слегка казус вышел — инфаркт. До меня не дозвонились, моего ординатора в больницу не пустили. В итоге кровоснабжение было нарушено необратимо. Вот, планирую отрезать лишнее.

Я его не слушаю — смотрю на Жен. Я даже со своего места различаю цвет ее глаз. Как и Капранов, она задрала голову, а в руках держит какую-то кривую трубку. И помимо всякой логики внезапно меня затапливает чувство гордости: она добилась своего, она снова в операционной, как и мечтала.

— Это единственный вариант? — уточняет Рашид.

— Есть еще вегетативное состояние, но это мало кого устраивает. Хотя тогда он точно не станет жаловаться.

Рашид вздыхает.

— Евгения Александровна, это единственный вариант? — меняет объект допроса Мурзалиев.

— Да, единственный.

Так и хочется фыркнуть. Еще бы она с Капрановым не согласилась.

— Тогда идите и возьмите согласие у родственников. Заодно ситуацию объясните.

— Но я… — растерянно поднимает она свою штуку.

— Идите и скажите им все как есть, — рявкает Рашид. — А отсос подержит медсестра!

Жен гневно сверкает глазами в сторону Рашида, затем срывает перчатки с рук и вылетает из операционной. Мурзалиев невозмутимо выключает интерком, качает головой.

— Как с ними сложно. Теперь придется заставить объяснить, как так получилось, что у больного раком мозга после операции случился инсульт. Удостовериться, что никто не напортачил во время этих дурацких игр. И при этом не выказать персонального недоверия… — начинает Мурзалиев, а я не выдерживаю, поворачиваюсь и перебиваю: