Игровая площадка для грешников

Ощущение золотого песка между пальцами ног заставило меня вздохнуть от счастья, и я направилась прямо к волнам, идя до тех пор, пока они не начали набегать на мои пальцы, а затем повернула налево, к пирсу, где прошло мое детство и он навсегда останется в моих воспоминаниях.

Мой взгляд упал на длинную деревянную конструкцию, уходящую в воду, и я невольно задумалась, как давно это место не было открыто для широкой публики. С тех пор как я была ребенком, оно было накрепко заперто и огорожено цепями, потому что парк развлечений действительно был не в лучшем состоянии. Но когда-то здесь любили проводить время самые разные люди, здесь было полно жизни и смеха, а не гнездились чайки и правонарушители.

Мне не потребовалось много времени, чтобы дойти до пирса, который мы окрестили «Игровой Площадкой Грешников», Дворняга радостно прыгал в волнах рядом со мной, а солнце неуклонно повышало температуру, пока я шла.

К тому времени, как я добралась до пирса, у меня внутри все сжалось, и какая-то нервная энергия пробежала у меня по коже. Я не знала, почему у меня было такое странное чувство по поводу возвращения в наше старое пристанище, но что-то подсказывало мне, что мое сердце может разбиться снова, если я поднимусь туда и найду это место разрушенным.

Я сделала глубокий вдох и, отбросив сомнения, направилась к пляжу. Я добралась до деревянной опорной балки, где ребята много лет назад вырезали углубления, чтобы мы могли легко взобраться туда. Это было сделано для того, что бы нам не приходилось перелезть через тяжелые металлические ворота, которые были заперты на цепь и заржавели за много лет до того, как мы сюда пришли.

— Подожди здесь, мальчик, — проинструктировала я, наклоняясь к Дворняге, чтобы потрепать его по голове, и он лизнул мою руку, прежде чем нырнуть в тень под пирсом и начать гоняться за своим хвостом.

Как только я начала карабкаться, я словно перенеслась в прошлое: мои мышцы помнили этот подъем, как старого друга, а руки и ноги находили опоры сами по себе, и мне даже не нужно было их специально высматривать.

Добравшись до верха, я ухватилась за цепь, которую мы оставили свисать с края пирса именно для этой цели, и воспользовалась ею, чтобы подтянуться и перевалиться через край.

Я усмехнулась про себя, когда мне это удалось, с трудом поднимаясь на ноги и делая медленный вдох, когда призраки моего прошлого окружили меня.

Пирс был оборудован галереей развлечений и множеством ярмарочных аттракционов, а маленькие домики, предназначенные для продажи мороженого и сахарной ваты, выстроились вдоль дощатого настила с яркими фасадами, которые давно выцвели под палящим солнцем.

Я двигалась между ними с ощущением дежавю, покалывающим мою кожу, и таким количеством воспоминаний, что едва могла дышать, когда они все давили на меня.

Я оглянулась через плечо на крепко заколоченные ворота и улыбнулась, увидев, что краска из баллончика все еще была там с того дня, когда мы впятером объявили это место своим. Наш собственный клочок земли в городе, разделенном бандами. «Игровая Площадка Грешников». Слова были по-прежнему четкими, краска казалась яркой среди всего остального, а все наши инициалы были написаны на доске справа от выделенных жирным шрифтом слов, заключенные в сердечко, которое я нарисовала вокруг них сама. Потому что тогда я верила, что моя любовь к этим мальчикам никогда не ослабнет и мы все будем вместе всегда.

Я повернулась спиной к вывеске и пошла дальше, направляясь к нашим любимым местам в дальнем конце пирса, как будто просто ничего не могла с собой поделать.

С этим пирсом связано так много хороших воспоминаний, что находиться здесь было почему-то труднее, чем где-либо еще в Сансет-Коув. Но я все равно шла вперед, не сводя глаз с вершины колеса обозрения, видневшегося над залом игровых автоматов, который преграждал мне путь.

Я проскользнула внутрь зала, наслаждаясь тишиной в тени и вспоминая ночи, когда мы все разбивали здесь лагерь, спали между автоматами «Pac-Man» и «Space Invaders» и все это время хохотали до упаду.

Я быстро пересекла безмолвное пространство и снова двинулась по дощатому настилу в свою любимую часть пирса, где старые аттракционы бездействовали в ожидании.

Мой взгляд скользнул по чашкам, каруселям, бамперным машинам — все они хранили в себе массу смеха и радости из моего прошлого, и я почти улыбнулась воспоминаниям, но это было слишком тяжело. Они причиняли слишком сильную боль в свете того, что последовало за ними, и я не была уверена, что когда-нибудь снова смогу по-настоящему радоваться кому-либо из них.

— Ты ищешь меня или просто бродишь в этом месте? — Голос Чейза заставил меня вздрогнуть, и я задержала дыхание, когда подняла глаза и обнаружила его сидящим в одной из кабинок колеса обозрения. Он был примерно в четверти оборота справа от того места, где я стояла, смотрел на меня сверху вниз через нежно-голубую дверь и выгибал бровь, как будто я выводила его из себя одним своим существованием.

— Разве ты не должен был искать меня? — Ответила я, оглядываясь назад и размышляя, не попытаться ли мне убежать. — Я предполагала, что Фокс к этому времени уже выпустил на охоту всех своих сторожевых псов.

Чейз ухмыльнулся, как акула, но смертоносный взгляд его глаз говорил о том, что радости в этом нет.

— А я-то думал, почему мой телефон взрывается. Я просто еще не успел его проверить, — ответил он, пожимая плечами. — Кроме того, я не в настроении гоняться за твоей задницей по всему городу. По-моему, если ты не хочешь оставаться запертой в нашем доме, то я не против. Я все равно не просил тебя возвращаться.

Его слова немного задели меня, но в то же время принесли своего рода облегчение. Каким-то образом с тем фактом, что Чейз не хотел видеть меня здесь, мне было легче смириться, чем с тем, что другие парни пытались заставить меня вернуться в компанию после всего, что произошло. По крайней мере, с Чейзом все было просто. Ненависть — это то, с чем я могла справиться. Я ненавидела парней-Арлекинов уже чертовски долгое время. А вот вся эта чушь, которой двое других пытались меня накормить и заманить в свои сети, была для меня непосильной ношей.

Они хотели распахнуть объятия, обняться и просто притвориться, что за последние десять лет ничего не изменилось. Что ж, свежие новости, ублюдки, многое изменилось. Невинной девушке, которую они когда-то знали, пришлось разбираться в своем дерьме без четырех парней за спиной, и вскоре она поняла, что большинство людей в этом мире ценят тебя только за то, что они могут у тебя отнять.

Меня использовали, и я научилась использовать людей в ответ. Я продала все, — от своей морали до души, — и только из чистой решимости сумела не продать свое тело. Это была единственная черта, которую я бы не переступила. Не после Акселя. Но это не значило, что со мной обращались в спальне как с принцессой. Просто я предпочла, чтобы меня использовали на моих собственных условиях, а не в обмен на долларовые купюры.

— Подвинься, придурок. Я хочу покурить. — Я подошла к колесу обозрения и, быстро ухватившись за знакомые поручни, начала взбираться на каркас.

— Тебя абсолютно не приглашали присоединиться ко мне, ты знаешь? — Пробормотал Чейз, но все равно подвинулся.

— Я никогда не жду приглашений, — пренебрежительно ответила я. — Я не часто бываю в списках гостей. Кто-то мог бы сказать, что мне не хватает приличий.

Чейз фыркнул, что могло быть смехом, когда я добралась до его кабинки, и открыл слегка заржавленную дверцу, прежде чем предложить мне руку.