Игрушка для генерала

Смотрел, как она отвечает на вопросы, как при этом подрагивает ее полная нижняя губа, как она опускает взгляд, когда я смотрю на нее, как усиливается запах гладкой, молочной кожи и не от страха, мать её, не от страха.

ВВ13 пахла самым чистым возбуждением, неприкрытым желанием.

Когда смотрела мне в глаза, меня простреливало током в тысячу вольт. Это озадачивало и сбивало с толку. Я привык заставлять отвечать насильно, причиняя страдания, выдергивать, то, что пытались от меня спрятать те, кого я собирался пытать.

А еще мне нравилось слушать ее, видеть мир её восприятием. Понимать КАК именно она его видит. Какими красками. Потому что для меня он всегда был черно-белым.

Видеть себя её глазами. Сколько раз за всю свою жизнь я видел себя глазами жертв, но никогда таким, каким видела меня она. Я еще не знал этому названия, но со мной что — то творилось. Монстр, чудовище, зверь…так меня называли … а она, даже про себя, называла меня Владимиром. Именно так. Полным именем. Я читал ее записи. Мне приносили тетради. Она писала в них про меня. Ее голос, когда она говорила со мной, звучал очень тихо, а я содрогнулся от наслаждения, когда прочел свое имя в её дневнике впервые. Потом это станет для меня персональным наркотиком, запрещенным и ядовитым препаратом, диким кайфом — слышать, как она его произносит. Просто смотреть в её глаза, и понимать, что она видит только меня. И это не раболепное поклонение бесправного раба своему Хозяину. В огромном зале, наполненном военными, работниками НКВД, она видела только меня. И от осознания этого крышу сносило напрочь. В ее комнате стояла прослушка. Иногда она говорила сама с собой…иногда я слышал свое имя.

Иногда она его шептала, а иногда громко и восторженно кричала. И, чёрт побери, когда понял, что она делала в этот момент, меня скрутило от бешеного желания услышать вслух, увидеть своими глазами, выбить из неё своё имя оглушительно громко, со стонами. Прощупать, почувствовать ещё и ещё. Можно лгать словами, но наедине с самим собой не могли лгать даже самые изощренные. Вот эта оборванка, с огромными голубыми глазами, юная, неискушенная, принадлежавшая мне, исступленно ласкала себя, представляя меня. Ее самой желанной и дикой фантазией оказался я.

Не свобода, не слава, не деньги, ни еда, а я, мать вашу. Я.

Тот первый раз, когда она проходила тест, я убедился в этом еще раз, и не только я.

И мне понравилось. Слышать, как сильно учащается её пульс, как концентрируется запах тела, как зашкаливает сердцебиение. Не от страха, а от моей близости.

Однажды, вырываясь из гипноза в первые же доли секунд, она закричала моё имя, а по моему телу проходили волны наслаждения.

Я почувствовал, как её пальцы переплелись с моими, и утонул в огромных глазах, где не существовало ничего, кроме моего отражения и дикого восторга, что я рядом. Сильно сжал её пальцы. Да! Мать вашу, да! Это оно! Да! У неё получилось. У нас получилось, и маленькая игрушка искренне улыбается мне, сжимает мою ладонь, льнет ко мне. Та, которую могут покарать смертью за прикосновение к вышестоящему лицу без спроса, не просто касается, а лихорадочно тянет к себе… Она думает, что это её фантазия…там, в ее гипнотическом сне, а у меня перед глазами точки, и меня трясет. Я впервые теряю над собой контроль в жажде почувствовать еще и еще. Слабость. Проклятая слабость. Но мы одни, кроме нас в кабинете никого нет, и рядом со мной слишком большой соблазн, чтобы не уступить ему.

Я ощущаю жар её упругого тела, и сносит все планки на хрен, и мне до физической боли хочется слизать свое имя с ее губ, вдохнуть его, почувствовать вкус, сожрать не жизнь, а своё имя, которое она всхлипывает, глядя мне в глаза. Зарываюсь в густые волосы пятерней, перебирая пряди, и сам не понимаю, как жадно впиваюсь в ее губы. Начинает лихорадить от вкуса, от прикосновений языка к ее языку. Вгрызаюсь в нежный рот и слышу её стон…И мои фантазии подбрасывают уже совсем иные картинки, от которых член встает дыбом, каменеет, причиняя физическую боль, тело сводит судорогой от бешеной похоти и навязчивого желания взять. Здесь и сейчас, пометить еще раз. Заявить права обладателя. Но тогда это был бы крах.

Попробовал и хватит. К дьяволу! К такой — то матери! Пусть считает, что приснилось и привиделось! Убрать ее!

Подальше от меня. Вместе с дикой злобой на неё. Забываться в телах шлюх, драть их со всей дури, кончать им в рот, представляя, что это она передо мной на коленях…Бля***ь, я в собственном аду. Неожиданно и быстро. Пока без осознания, что это надолго. Что это, мать её, навечно. Ад, построенный своими руками, убивает гораздо изощрённее, потому что его архитектор — ты сам, построивший туда вход, но потерявший право на выход.

Глава 11

Мои права мне объяснила Клара, с нотками уже знакомого презрительного высокомерия она сообщила, что никаких прав в этом доме я не имею. Можно подумать, я не поняла этого сама. Впрочем, Клару вряд ли интересовали мои умственные способности, если она вообще допускала мысль, что я разумное существо, а не вещь. В чем я сильно сомневаюсь. Мы и есть вещи. Только живые. До поры, до времени. Наш срок годности определяет только Хозяин. Тогда я не имела представления, каким ничтожным этот срок может быть. Иногда агент жил не больше одного дня. До первого тестового задания. Я даже не подозревала, с какой легкостью миновала грань чудовищного механизма смерти. Перепрыгнула через тонкое, остро заточенное, лезвие и даже не порезалась, но квест будет усложняться, а уровней в нем ровно столько, сколько я смогу пройти. Не больше, не меньше. Тот, что убьет меня, и станет последним, а убить может любой, и никто не протянет мне руку помощи. Всем наплевать. Не прошла — значит, негодная. Негодная — значит, мертвая. Понимание полного цинизма по отношению к таким, как я, придет не сразу.

Клара сказала, что мое пребывание здесь временное и лучше всего меньше совать нос, куда не нужно и еще меньше попадаться на глаза Хозяину. Со слугами я могу не общаться — им все равно запрещено со мной разговаривать. Я хотела спросить, а что тогда можно, но не стала. Моя неприязнь к этой женщине росла все больше и больше с того дня, как она растоптала цветы. И я уверена, что она знала об этом, видела в моем взгляде, так же, как и Филипп в свое время. Ее это озадачивало и в тот же момент за взгляд не накажешь, а то, что она мечтала найти повод меня наказать, я даже не сомневалась, и также именно с того дня, как там, внизу, на земле, появились кустарники роз. Это была моя маленькая победа… и я смаковала ее каждый день.

Я видела из окна, как Клара остановилась напротив цветов и долго их рассматривала. Очень долго.

Очередной осмотр она превратила для меня в пытку, нарочно причиняя боль, я терпела, чтобы не доставить ей удовольствия понять, что мне действительно больно и что меня это унижает. Металлическим голосом Клара диктовала результаты своей ассистентке, а я, стиснув зубы, ждала, когда это закончится. Когда ее длинные ледяные пальцы перестанут шарить по моему телу и проникать в меня с особой жестокостью. Если бы она могла — она бы разодрала меня на части. И только голос ассистентки заставлял ее сдерживаться.

Когда та комментировала показатели, Клара намеренно старалась причинить больше дискомфорта, словно ненавидя меня за отсутствие недостатков или сбоев.

— ВВ13 прибавила в весе. Объемы талии… груди… бедер. Идеальное соотношение.

— Все они идеальные. Их для этого тренируют и держат на диете. Записывай размеры.

— Не все и не настолько. Это самые лучшие показатели. Она идеальна, вы же это видите. Универсальный агент. И как стрелок, и как разведчик, и как секс-игрушка.

— Нам важно, чтобы она могла выполнять задания как агент под прикрытием. Все остальное никого не волнует. Не справится — найдем другое применение.

— Выберите зеркало поменьше. Девственность ценный продукт…

— Ты будешь меня учить?

— Хозяин придет в ярость, если что-то пойдет не так.

Ценность красивой игрушки — в девственности, и мы все об этом знали. Клара, несомненно, тоже. Меня можно подложить под кого угодно с таким козырем.

Но при том осмотре у меня возникло впечатление, что она бы не отказала себе в удовольствии всё испортить.

Со временем я поняла, что она находится в доме для того, чтобы присматривать за мной и за слугами. Клара не только врач, который ведет за мной наблюдение, она так же выполняет функции смотрителя и управляющей. И я не раз слышала, как Клара отдавала приказы о наказании для кого-то из несчастных, кто, по ее мнению, не так на нее посмотрел или чем-то не угодил. Ей была дана полная свобода действий. Только я ее не боялась. Ненавидела, да, но не боялась, и она это чувствовала. Нас разделала огромная пропасть: то, что пугало её, не имело для меня никакого значения, а то, чего боялась я, не могло даже прийти ей в голову. Жизненные ценности определяют глубину страха. И они у нас с ней явно разные.