Игрушка для олигарха
Шрифт:
Я не верила злым шепоткам, закрывала на все глаза. Даже беременность Нади меня не остановила. Как? Как я могла смириться с этим? Как можно было так ослепнуть?
Неожиданно онемение прошло. Меня затопило чувствами, словно с гор сошла ледяная лавина. Холод окутал со всех сторон. Я сидела на снегу и начала дрожать. Поднялась, схватила сумку, побежала. Не домой, а прямо к нему. Я должна была его увидеть. Я должна была посмотреть ему в глаза.
Я крепко сжимала телефон, пытаясь дозвониться до Димы. Он не брал трубку. Мне не нужно было выяснять все по телефону, я лишь хотела знать, где он. Интуитивно поехала
Его секретарь приветливо меня встретила, но попыталась остановить, когда я ворвалась в директорский кабинет. Я застыла у двери, растеряв всю решительность, когда заметила за столом шестеро солидных мужчин. Они недоуменно уставились на меня, а Дима вопросительно поднял бровь и слегка улыбнулся. Этот его безмятежный вид и привел меня в чувства. Ему все нипочем, в то время как я схожу с ума.
– Дмитрий Сергеевич, можно вас на минутку?
– холодно позвала я.
– Срочное дело.
Он, вероятно, увидел панику в моем взгляде, потому не выгнал с позором, а уступил.
– Прошу меня извинить.
– Рогозин встал, поправил на себе пиджак и, меча молнии взглядом, обратился к секретарше за моей спиной.
– Кристина, налей гостям чаю, будь добра.
Он указал на дверь, и только я вышла, схватил меня за руку и повел в соседнее помещение, которое оказалось большим залом.
– У тебя что-то случилось?
– строго спросил он.
От этого ледяного тона я на мгновение потеряла дар речи. Я думала, что не боялась его. Но Дима давал мне лишь иллюзию комфорта. И всего остального. Он все еще был опасным человеком, любившим играть в жестокие игры.
– Я знаю про отца, - начала я, и голос дрогнул.
– Это все ты. И я тоже часть твоего плана.
Дима выдохнул и нетерпеливо посмотрел на двери.
– Так, Юля. Меня ждут важные клиенты. Я пока не понимаю, о чем речь, но уверен, что это может подо...
– У папы был сердечный приступ этой ночью, - истерично заорала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
– Ты этого добивался? И почти добился. Но тебе мало, да?
– О чем вообще ты говоришь?
– процедил каждое слово Дима, угрожающе приблизившись ко мне.
– Ты хотел мести?
– с вызовом спросила я.
– Костяк мне все рассказал. Сказал, что он твой друг. Но я знаю, что друзей у тебя нет. Не важно! Даже если он все разболтал, чтобы насолить тебе. Это слишком для меня. Понимаешь? Это перебор.
– Юля, уймись, - крикнул он и попытался поймать мою руку, Но я оттолкнула его и отошла.
– Ты уже поимел меня. Ты уже отомстил папе. Оставь теперь его в покое. Ты можешь просто не трогать его? Я тебя прошу. Я!
– Да не трогал я его.
– Дима говорил обманчиво спокойно, но в его глазах плескалась безудержная ярость.
– Ты можешь нормально объяснить, что тебе нагнал этот урод?
Я утерла слезы со щек и со всей смелостью заявила:
– Что папа тебя кинул много лет назад. И ты решил ему отомстить. Ты специально топил его бизнес. А когда узнал, что я сюда учиться переехала, то нанял Костяка, чтобы тот меня припугнул.
– Что?
– заорал Дима и снова сделал шаг.
Но я все отходила от него, и уже не могла остановиться. Сухая маска злости на его лице лишь больше меня подзадоривала.
– А я, дура, к тебе пошла. Вот тогда ты и решил отомстить по-другому.
Ты же ту запись так и не удалил, да? Не смей ее отсылать отцу, слышишь? Если он умрет, я никогда тебе не прощу. Костяк сказал, что ты этого и добиваешься, но это уже слишком, Дима. Даже для тебя. Остановись. Ты должен прекратить это.– Ты с ума сошла?
Рогозин буквально озверел. Он схватил меня за руку и прижал к стене.
– Ты вообще думаешь, что говоришь?
– Он зло хмыкнул.
– Нет, ты реально дура. То есть, какой-то хер подошел к тебе на улице, наплел всякую чушь, а ты и рада ему поверить? Вот так просто?
Он щелкнул пальцами, а я воспользовалась моментом и опять его оттолкнула.
Мне хотелось ему верить. Очень хотелось. Но на этот раз я не могла позволить себя обмануть. Никто больше не развлекался, на кону стояла жизнь папы.
– Нельзя же быть такой глупой и наивной, Юля!
Дима остался стоять на месте, пока я молча глотала слезы. Я уже приняла решение. Только сказать не решалась.
– Да, умеешь же ты подпортить настроение, - выплюнул Рогозин.
– Мы поговорим вечером.
– Нет, - я резко оборвала его, когда он начал уходить.
– Поклянись, что не будешь ничего отсылать папе. Или доводить его до инфаркта.
Он застыл у двери и бросил мне предупреждающий взгляд.
– Поклянись!
– потребовала, срываясь на рыдания.
– Это все, чего я от тебя прошу.
– Даю свое слово, Никитина.
– Хорошо, - я сглотнула и решительно посмотрела ему в глаза.
– И меня ты тоже оставь в покое.
Он открыл дверь, но затем с грохотом ее закрыл и направился ко мне.
– Ты это сейчас серьезно?
Его образ был расплывчатым из-за слез, но я даже издали ощущала исходящую от мужчины ярость.
– Да. Я так больше не могу. Надя, папа, ты... Слишком заигрался со своей местью. И я не собираюсь быть ее частью.
– Да ты. Просто.
Он сжал кулак и замахнулся. Я вскрикнула, но так и не ощутила удара. Он пришелся на стену прямо возле моего лица.
Дима быстро отошел от меня, осмотрел с ног до головы и покачал головой. Обреченность. Вот что я видела.
– А ничего и не выйдет.
– Он развел руками, а затем развернулся и все же пнул ногой эту чертову дверь. Но я отчетливо услышала последнюю фразу: - Сама ко мне пришла.
И этого хватило, чтобы горькая правда затопила сердце. Он не отрицал, что воспользовался мною. Нет, во всем виновата я сама, что явилась к нему тем вечером, наивно надеясь на помощь. Но поступив так, я уберегла папу от волнения. Что такое моя гордость по сравнению с его жизнью? Не о чем жалеть.
Тогда почему так пусто в душе?
Мне хотелось закричать или что-то разорвать в клочья, уничтожить, хоть как-то выпустить пар. Внутри я билась в истерике, но снаружи стояла, будто каменная статуя, смотря стеклянным взглядом на дверь. Я вышла, прошла мимо Кристины, даже не замечая ничего вокруг, не слыша, о чем она меня спрашивала. Домой попала тем же маршрутом автобуса, прислонившись лбом к холодному стеклу. Сегодня шел мокрый снег. Даже небеса плакали вместе со мной.
Но по-настоящему я дала волю эмоциям, когда оказалась запертой в своей крепости. Лишь оставшись наедине с собой, точно зная, что никто не увидит меня, не осудит, я осела на пол и разревелась.