Игры для взрослых мальчиков

— Бадди похож на стервятника. И с полотенцем. Запомнил, не оконфузишься?

— Даже записал.

После ухи, не вставая из-за стола, уставшие люди мощным хором спели несколько немецких народных песен. Пустив слезу, маленький ирландец пробовал было исполнить что-то свое, родное, тоненькое, но дал такого неправдоподобного петуха, что коллектив дружно расхохотался. Зато все внимательно выслушали, как капитан Глеб душевно вывел «Белым снегом, белым снегом». Зааплодировали, засвистели с одобрением и тут же разноязыко попросили спеть данную песню еще раз, но уже во множество голосов.

В половине десятого, к закату солнца, Глеб скомандовал ставить на огонь картошку.

Мужикам было уже хорошо.

Вытащив из пустого котла голову трески, Глеб положил ее на блюдо перед собой и стал, не спеша, разбирать, смачно обсасывая отдельные косточки. Молча моргающий напротив него Стивен Дьюар минут пять наблюдал за интересным и загадочным пиршеством, за демонстративно беспощадным удовольствием Глеба. Потом ирландец вскинулся и потребовал себе такую же. Демон Бориска грохнул на стол перед Стивеном другое блюдо, с другой, более гигантской тресковой башкой.

«Поединок Руслана… Только не подавись, пожалуйста, ботанический ты мой».

Еще полчаса прошли в погружении маленького человека в большую треску. Ирландец кряхтел, сопел, поднимал под каждый тост свою кружку и, в конце концов, одолел все-таки рыбу. Но до палатки доплелся неуверенно и также невразумительно отошел там ко сну.

Испанская морская закуска приготовилась быстро и просто.

Глеб сделал все именно так, как его учили в Санта-Крусе наши рыбаки-подменщики, торчавшие тогда на Канарах уже восьмой бесполезный месяц.

На большую сковороду следовало уложить слоями крупно порезанные очищенные картофелины, куски трески, располовиненные луковицы. Конечно, сухопутный лук невозможно было даже и сравнить с тем, тропическим! Средиземноморские луковицы, что доставались им в море как долгожданный скоропортящийся продукт, были размером с хорошее яблоко, сочны и ароматны. Многие из моряков ели их тогда просто с хлебом, хрустко откусывая большие куски и макая горбушки в соль. Но и сегодняшние, земные, были достаточно приятными на вкус, чтобы никак не испортить знаменитое кушанье.

Слои были поочередно щедро посолены и наперчены.

Тяжелая крышка закрыла до краев заполненную сковороду и ее водрузили на медленный огонь костра.

За баловством и песнями прошло нужное время.

Некоторые из туристов курили, огоньки мелькали около дальних темнеющих стен. Дуайен этого странного сообщества, бородатый немец вытащил из своего рюкзака губную гармошку. Получалось у него вроде ничего, не нудно и по-музыкальному правильно.

Хиггинс воткнул в себя толстый огрызок сигары и мечтательно им попыхивал, раскинувшись на песочке около костра.

Из ближней палатки доносились слова.

— …Моему личному доктору уже восемьдесят пять. У него и отец, и дедушка были урологами в Вене. Знаменитые! А сам он может без всякого осмотра, просто по звуку струи в соседней кабинке мужского туалета, определить какого размера простата у того парня, который там в это время мочится!

Тарелка Николаса с самого начала трапезы была явно перегружена в порыве голодной жадности. Никто уже не сидел за столом с целью еды, а он все еще продолжал чавкать ушиными остатками. Богатырь отошел от приступа проклятой морской болезни и уверенно возвращался к правильному существованию, без страданий и унижений. Только вот выглядел он при этом не очень симпатично. Николас ел порывисто, прямо-таки страстно, но густая борода вокруг его рта словно бы специально была предназначена затруднять и обезображивать такой лихой процесс приема пищи.

Закончив кушать, он задумался, икнул и принес от палаток тот самый невостребованный старинный кирпич.

Никто на него особо не смотрел, да и славы парню, в общем-то, и не требовалось.

Еще раз приятно поковыряв пальцем во рту, Николас встал с бревна, поднял тяжелый кирпич над головой и грохнул его о свой затылок.

Неожиданный залп заставил Хиггинса обернуться, из палатки встревоженно выглянул Макгуайер.

Невозмутимый голландец потер верхушку своей лохматой головы, смущенно разводя руками. Аккуратно положил около огня половинки темного кирпича и потянулся к тарелке с малосольными огурчиками.

Все вернулись к своим занятиям.

— Я больше вашу рыбу не хочу есть! У меня аллергия.

Стоя перед сидящим на бревнышке капитаном Глебом, О'Салливан пытался диктовать ему свои гастрономические условия.

Глеб понимающе пожал плечами.

— Хорошо, не ешь. Никто тебя и не заставляет. Собачьи консервы будешь? Жирные, с индейкой… Я в магазине на берегу целую упаковку захватил. На всякий случай.

О'Салливан задумался.

— А зачем тебе в нашей игре корм для собак?

Тут еще и Бориска последние пять минут с нехорошим напряжением следил за речью своего старшего товарища. Глеб меланхолично и легкомысленно махнул рукой.

— Собачий-то? A-а, это так… я его для вкуса в рисовую кашу добавляю.

— Нам?! В кашу?!

Бориска и итальянец потребовали ответа немедленно и одновременно.

— А чего такого? Вы не любите такую сытную кашку?

Он поднял от костра блестящие глаза и Бориска облегченно рассмеялся.

— Да ну тебя, Глеб! Не поймешь даже, когда ты смеешься!

— Нет у него собачьего корма! Нет! Я проверял весь наш груз! Это он так шутит над нами, понял?!

Младший командир безо всякой опаски похлопал О'Салливана по плечу.

— Хочешь, я тебе колбасы принесу, копченой? Мне мама десять бутербродов с собой дала сегодня утром. Давай, покушай хоть колбаски, а?

Красные с золотом угли костра все больше и больше затемняли сумерки, неумолимо жавшиеся к людям от темных стен старой крепости. Непрогоревших дров под черной, тяжелой сковородой уже не было, теплый и остро луковый дух накатистыми волнами распространялся по дворику. Томиться в своем вкусном заточении картошке оставалось две, три, от силы пять с половиной минут.

Будущее было немного туманным.

Глеб обернулся к сидящему рядом Бориске.

— Сейчас по тарелочке второго блюда, последний тост — и отдыхать. Проследи, чтобы никто из мужчин не покидал пределов нашего периметра.

— Не-е! Я больше есть уже не могу, ты что?!

— А за маму, а за папу? За нашего президента, наконец! Есть такое слово «надо», малыш! Ты просто уклоняешься от соблюдения правил безопасности нелегкого командирского труда! Больше ешь — меньше болит голова. В прямом смысле этого чудесного слова…