Игры мажоров. Хочу играть в тебя
Шрифт:
Прислушиваюсь к своим ощущениям и ничего не могу с собой поделать. Его губы такие же мокрые, рот полный слюны, и я поспешно высвобождаюсь из объятий.
— Саймон, не надо, я все-таки на работе.
— Ну и что? Перестань, малыш, расслабься, я давно тебя хочу...
Он наступает, пока я не упираюсь задом в подоконник.
— Пожалуйста, отпусти, — упираюсь руками в грудь, — я не хочу.
— Мари, зачем ты так? — он дышит тяжело, рвано. — Я от тебя с ума схожу, разве ты не видишь?
— Я думала, мы друзья, — бормочу покаянно. Мне
— Да нахер такая дружба, — он резко подсаживает меня на подоконник, вклиниваясь между коленями.
Никогда еще я не чувствовала себя так дерьмово. Мой друг меня хочет, а меня воротит от одной мысли о возможности секса с ним. Саймон начинает целовать щеки, скулы, виски и повторять как в бреду:
— Малыш, малыш... я хочу тебя. Давай встречаться, если бы ты знала, сколько я раз тебя в своих мечтах...
Меня передергивает, я еще сильнее упираюсь в плечи парня, но Саймон гораздо сильнее.
Он обхватывает меня за плечи, прижав руки к телу, запрокидывает голову и впивается в шею поцелуем. Этот поцелуй тоже мокрый и липкий, меня от него воротит, и когда распахивается дверь, я облегченно выдыхаю.
Но ненадолго, потому что в дверях стоит Топольский.
— Я предупреждал, что у меня в доме по углам не трахаются, — говорит он холодным тоном, и я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза.
Глава 14
Маша
Саймон нехотя отпускает меня, и я инстинктивно отдергиваю руки. Этот жест не ускользает от Топольского, он выжидательно смотрит на не скрывающего недовольство парня.
Хорошо, у Саймона хватает мозгов не перечить хозяину вечеринки. Но он делает попытку взять меня за руку и потянуть за собой, приходится предусмотрительно спрятать обе руки за спину.
Щеки горят от смущения, смешанного со злостью. Зачем Саймон так меня подставил? Он лучше меня знает правила, я же не просто гостья, которая приехала на вечеринку.
Никто не станет разбираться, как Саймон попал в комнату, выделенную для прислуги. И никто не поверит, что я ему отказала. А то, что наш наниматель застал меня в рабочее время в объятиях парня, вряд ли добавит мне баллов.
На лице Никиты слишком хорошо читается все, что он обо мне думает. И я почти не сомневаюсь, что как только за Саймоном закроется дверь, я услышу от сводного брата, что отработка мне не засчитана.
Ну и возможно он проедется по мне. Это я точно переживу.
Но Никита провожает Саймона взглядом, дожидается, пока тот переступит порог, и выходит следом, плотно закрыв за собой дверь.
Молча. Не глядя.
Остаюсь одна в комнате, ощущения будто меня с головой сунули в мусорный бак. Без конца прокручиваю в голове недавнюю сцену — ну почему Никита не вошел раньше, может, он услышал бы, как я называю Саймона другом?
Другом и не более.
Дохожу до точки кипения и иду к двери. Спущусь в холл, посмотрю,
где Оливка. Вдруг ей тоже надоело? Тогда можно будет вместе вернуться в комнату и запереть дверь.Прохожу по коридору мимо комнаты Лии. Не знаю, мне чудится, или это я наяву слышу сдавленные рыдания?
Внизу обнаруживаю, что веселье в самом разгаре. Нахожу Оливку глазами, она раскрасневшаяся танцует в компании своих друзей. Мало похоже, что подружка падает с ног от усталости. А я сама не решусь лечь и закрыться в комнате.
Боюсь уснуть и не услышать, когда Оливка вернется.
Меня замечают, в руку откуда-то сбоку всовывают бокал с рубиновой жидкостью. Не отказываюсь, наоборот, беру с благодарностью. Теперь можно таскаться с бокалом и не привлекать внимание тусовки.
Пробираюсь через холл на террасу. Меня окутывает вечернее тепло и тонкий, почти прозрачный аромат цветущих кустарников.
Здесь почти пусто. Одна парочка сидит на перилах, оживленно болтая. И Никита, сидящий на диване и уставившийся в экран телефона.
Он не говорил, что сюда заходить нельзя, поэтому прохожу к самому дальнему диванчику. Здесь декоративная деревянная опора в виде колонны, за ней Топольский меня не увидит. Он и сейчас меня не видит, не сводит глаз с экрана. Привычно хмурый и сердитый.
Зато мне его видно, пускай и в профиль.
Прячусь за колонной и достаю телефон. Захожу в мессенджер — Демон в сети.
«Привет! Занят?»
Просмотрено. Ответа нет.
«Эй, Демон, ты здесь?»
Та же история.
Когда вижу «Демон пишет...», меня начинает потряхивать. И не зря.
«Давай не сейчас. Настроение дерьмо».
Несколько раз перечитываю. Он никогда не отказывался от общения со мной, ни разу.
«Что случилось? У тебя проблемы?»
«Можно и так сказать».
«Надо же, у меня тоже».
«Может, наши проблемы одинаковые?»
«Одинаковые вряд ли. Похожие возможно».
«Дерьмово похожие? Пусть будет так».
«Ты влюбился?»
Сама не знаю, зачем спросила. И Демон тоже не знает.
«Почему ты так решила?»
«Интуиция».
«Не обижайся, Ромашка. Хуевая у тебя интуиция».
«Ты материшься. Значит злишься».
«Наверное».
Набираюсь смелости, пишу и быстро отправляю, чтобы сообщение ушло, пока я не передумала.
«Давай встретимся офлайн? Пожалуйста...».
Пауза. Долгая, очень долгая. Наконец ответ:
«Отстойная идея, Ромашка».
«Почему? — взвиваюсь. — Я думала, ты мой друг»
«Я друг»
«Но я даже голоса твоего не знаю»
«Это что-то изменит? Если узнаешь?»
Он долго печатает. Долго-долго. А приходит убийственно мало, значит, он писал и удалял...
«Я не влюбился, Ромашка. Я разлюбиться не могу. Это еще хуевее»
Хлопаю глазами, глядя на экран. Не могу поверить. И не обманываю себя, когда чувствую легкий укол ревности. Но я же друг, откуда ревность?
«А она знает, что ты ее любишь?»