Игры мажоров. Хочу играть в тебя

«Не могу... Без тебя не могу, Маш...»

***

— Так вот для чего ты арендовал самолет, — говорю возмущенно, глядя на широкую кровать, занимающую половину салона.

— А ты для чего, думала? — отвечает он самодовольно, перебрасывая наперед волосы и прикусывая шею.

— У меня уже все болит, Ник, — жалобно хнычу, а сама вжимаюсь ягодицами в твердый пах.

Мы уже несколько часов без секса — пока съехали из отеля, пока добрались до аэропорта.

Я с трудом не поддалась уговорам Никиты заняться любовью сначала в машине, а потом в туалете аэропорта.

— Раздевайся, — он уже тянет с меня платье, — я залижу.

И мы снова на десять часов проваливаемся в секс с короткими промежутками на еду и сон.

Мы не разговариваем. Разве что недолго болтаем о чем-то незначительном. Мои слабые попытки Ник пресекает, всовывая в рот то язык, то палец, то член. Иногда смешивая с чем-то сладким. И я перестаю даже пробовать.

***

— Маша! — Никита кричит во сне, шарит рядом с собой, сжимает пальцами простыню. — Где ты, Маша?

— Я здесь, — бросаюсь к нему, хватаю за руку, раскрываю ладонь и целую. — В душ ходила.

Он садится на кровати, смотрит полубезумным ото сна взглядом.

— Не уходи, будь со мной, — бормочет, перехватывает за талию и падает вместе со мной обратно на подушку.

Забрасывает ногу, зарывается лицом в волосы.

— Я с тобой, Никита, — шепчу успокаивающе, не переставая гладить спину, плечи, лицо. — С тобой...

***

Просыпаюсь резко, поднимаю голову. За окнами светло, судя по всему уже позднее утро.

Мы в спальне Никиты, прилетели вчера, занялись сексом и уснули. Теперь я не знаю, эта странная ночь мне приснилась или Никита наяву меня обнимал, шептал что-то бессвязное, прижимал так будто хочет в себя вдавить. Впечатать. Растворить.

Кровать рядом пустая. Прислушиваюсь, шумит ли в ванной вода.

Не шумит.

Слышатся шаги, и я сажусь, натягивая одеяло. Внутри меня натянутые струны, которые звенят от напряжения. Я ясно слышу этот звон.

Из гардеробной в спальню входит Никита и выкатывает за собой чемодан. Не тот, с которым он летал в Вегас, другой. Большой, вместительный. Туда многое влезет. Например, вся моя жизнь...

Никита полностью одет. И лицо тоже одето. Это совсем не то лицо, которое я целовала несколько часов назад. Это маска, которую я раньше принимала за Никиту Топольского.

Он делает шаг к кровати, и я невольно пячусь назад.

— Не говори ничего, пожалуйста, — выставляю вперед руку. — Если ты снова хочешь сделать мне больно, лучше молчи.

Он смягчается, но не намного.

— Я уезжаю, Маша, — говорит он спокойным голосом. — Оставляю тебе ключи от дома и от машины. Живи здесь столько, сколько нужно.

— Как это, Ник? — мотаю головой. — Что значит, живи? Я не хочу здесь жить без тебя. И машина мне твоя не нужна.

— Не надо, Маша, — его голос становится ледяным, — мы все оговаривали заранее. Это была Игра, теперь она окончена. Тебя больше никто не тронет. А мы больше не увидимся.

Прижимаю ладони к щекам и пораженно смотрю на чужого, холодного Никиту.

— Значит, ты снова меня бросаешь? — получается жалко и просяще.

Ненавижу этот свой тон. Когда срывается голос, когда слезы комком подступают к горлу.

— А разве мы были вместе, чтобы я тебя бросал? — он внимательно смотрит. — Ты снова все придумала, Маша.

— Ты же хотел меня! — шиплю сквозь зубы. Вскакиваю с кровати, готовая броситься на него и вцепиться в самодовольное лицо ногтями. — Ты же от меня не отлипал!

Никита бросает на тумбочку пустой блистер из-под таблеток.

— Тебе понравилось? Мой любимый возбудитель. Ты была великолепна. И да, мне все понравилось, Маша, но на этом мы с тобой заканчиваем. Не надо, — ловит взглядом мой порыв и останавливает предупредительным жестом, — не унижайся. Не смей ничего выпрашивать, ты стоишь большего.

Струны лопаются с оглушительным звоном, их края обессиленно повисают внутри как оборванные ураганом провода.

Он кладет на тумбочку связку ключей, берет чемодан и выходит из спальни, а я остаюсь сидеть раздавленная и уничтоженная. В который раз.

Глава 38

Никита

Я не должен был везти ее в Вегас. Надо было взять втихаря ее паспорт и пойти в консульство. Знал же, сука, знал, что не удержимся, провалимся друг в друга с головой, и она снова мне поверит.

Но отказаться не смог. Если кто-то знает, как может наркоман, плотно подсевший на дозу, хладнокровно от этой дозы отказаться, пусть поделится. Пусть научит. Я сколько ни пробовал, сколько ни пытался, одно присутствие Мышки рядом, и пиздец. Мозги плывут как расплавленный от раскаленного воздуха асфальт.

Она потом все узнает. Узнает и поймет, догадается, она же умная девочка. Простит или нет, не знаю. Зато теперь я знаю, какая она, когда я в ней, как она стонет, как кричит, как кончает. Какой это кайф быть в ней. Разве мог я позволить себе этого никогда не узнать?

Нет, не мог. И не позволил.

Пока что она не догадывается. И это хорошо, чем дольше, тем лучше. Потом уже будет похуй, только бы она не смогла вмешаться.

Я потому не допускал никаких разговоров. Только секс, чистый секс, никакого сближения. Знаю, что опомниться не успел бы, как она влезла бы мне в голову. Достаточно того, что она давно у меня под кожей, в подкорке, что растекается по венам из сердца, смешиваясь с кровью.

Маша легко могла справиться с моими мыслями, чувствами, совестью. И я бы дрогнул. Дал себе слабину. Поверил бы, что может быть по-другому.

А так мой мозг работает без сбоев, перемалывая всякие сомнения. Я знаю, что Мышка меня простила. Весь пиздец в том, что я сам себя простить не могу. И поэтому уже неделю живу в Катиных апартаментах в центре Лондона. Она завещала их мне, а я оставляю Маше. Как и все свое движимое и недвижимое имущество.

Я не остался у Демьяна, как собирался. Слишком близко от нее, опасно близко. Я знаю свои пределы. Если сейчас к ней ползти готов, то там точно бы не удержался.

И Демьян в последнее время заебывает.

Я оставил камеры в доме включенными, но ни разу не зашел посмотреть. Не уверен, что сдержусь и не сорвусь в последний момент. Пусть он за ней смотрит.

Она сильная, выдержит. Без меня ей будет лучше. Я для нее как отравленный воздух — пока им заполнены легкие, не понять, что он отравлен. До тех пор, пока не вдохнешь полной грудью свежий и чистый. Такой, как моя Маша.

У меня в галерее сотни фото из Вегаса. Для всех я сейчас готовлюсь к завтрашнему бою. А я пинаю хуи, листаю экран и смотрю на фото Мышки, жадно впитывая ее эмоции, считывая их и вместе с ней заново их проживая.