Игры небожителей
Шрифт:
– Вот дикость, а! – прошептала она и пошла пешком по знакомой с детства дороге.
Два с половиной километра до дома матери она преодолела за полчаса. И уже хвалила, а не ругала себя за то, что на ней были плотные трикотажные штаны и кроссовки. Утро было ветреным, и накрапывал дождь. В коротких шортах, сандалиях и футболке она как раз бы до ангины нагулялась. Скорее бы в дом. В старенький, но теплый. С немодной мебелью, но уютный. Скорее бы упасть в мамины руки и попросить прощения. А там видно будет, как дальше жить.
Варя шагнула из-за высокой ограды районного
Все окна маминого дома светились. В пять утра?! Мама никогда раньше шести не вставала. И никогда не держала входную дверь распахнутой настежь. А она распахнута, черт побери! Распахнута!
Тревожные мысли о том, что это не ее мать, а ее саму там – за родительским порогом – ждет беда, посетили Варю, когда она неожиданно споткнулась у входа об пару мужских ботинок. Споткнулась и встала как вкопанная.
А что, если кто-то узнал ее старый адрес? Узнал и явился за ней сюда, опередив еле плетущийся междугородный автобус. Провел в доме обыск, включив везде свет. И теперь ждет, когда она войдет в гостиную. Ждет, нацелив оружие на дверной проем.
Она замерла на пороге, прислушалась.
В гостиной кто-то тихо разговаривал. Она точно узнала голос матери. Достаточно бодрый, точно не испуганный. И еще мужской голос. Вроде не старый, но и не молодой. Голос этот был Варе незнаком.
На цыпочках она прокралась по коридору к гостиной, моля половицы не скрипеть под ее ногами. Чуть высунулась из-за притолоки. И едва не ахнула в полный голос.
Полицейский! За столом напротив матери сидел человек в мундире. Мясистый профиль. Большая лысая голова. На носу очки. Полицейский негромко о чем-то спрашивал мать и записывал под ее диктовку.
– И больше вы его тут не видели? – Он повел левой рукой: вперед, в сторону и чуть назад.
– Нет. Никогда. Ни раньше, ни потом. То есть не видела.
– Хорошо. Давай еще раз пройдемся по его приметам.
– Давай.
Худенькая спина матери под байковым халатом распрямилась. Она сложила руки на столе, скрестив пальцы. Чуть склонила голову.
– На вид лет тридцать, не больше. Высокий, худой. Волосы русые, длинные. Пряди так вот за уши делает. Взгляд бегающий.
– Ну, а какие-то особенные приметы были у него? Шрам? Или, может, зуб золотой?
Мясистое лицо полицейского чуть придвинулось к плечу матери.
– Нина Николаевна, это важно. Вспомни. Мы ведь однажды так вот, по горячим следам, по золотой фиксе убийцу нашли.
– Фикса – это что? – растерялась мать Вари.
– Это коронка, Нина Николаевна.
И полицейский, который, судя по всему, был местным участковым, ощерил рот и стукнул себя кончиком авторучки по зубам.
– А, понятно, – протянула мать и отрицательно замотала головой. – Нет, золотых коронок точно не было. Зубы все ровные, белые.
– Значит, говоришь, ночевала у соседки, и тут у тебя в доме свет включился?
– Так. Совершенно так. Причем уже под утро. Часа два назад. Мы с ней сюда. А он в холодильник влез по самые коленки и шарит там. Мы с соседкой
как заорем! Он из холодильника как вынырнет, как затрясется. Говорит, не кричите, пожалуйста. Я есть просто хочу.– То есть он в твой дом залез за едой?
– Наверное, зачем еще-то? У меня ценностей нет, телевизор и тот сломался. Я потому и у соседки заночевала. Сериал наш допоздна идет. Она меня и оставила. Говорит, ночуй тут, чего ночью по темноте ноги ломать. А он видит, света нет, и полез.
– За едой? – еще раз уточнил участковый.
– Да. Ну и еще что-то бормотал про какого-то человека. Говорит, подождать его надо. Разминулись, мол. А соседка говорит: тут тебе не перевалочный пункт. И скалкой в него, скалкой. Он и убежал. А мы тебя вызвали, Василий Иванович. Уж прости, что с постели подняли. Боязно как-то. Вдруг он вернется?
Варя вздохнула. Стащила с головы кепку, тряхнула волосами, расправляя пряди. И шагнула в гостиную.
– Привет, мам. Здрасте, Василий Иванович.
– Это кто?! – Толстое туловище участкового вжалось в спинку стула. – Еще один ночной гость?!
– Это? Это Варя – дочка моя, – морщинистое лицо матери осветилось улыбкой, она закачала головой. – Варя! Девочка! Ты откуда?
– С автобуса, мам.
Она подошла к столу, наклонилась. Клюнула губами мать в щеку. От той привычно пахло выпечкой. Будто она только-только отошла от плиты.
– Теперь до нашего города автобусы ходят каждый час, представляешь?
– Радость-то какая, – прошептала мать. Глянула на участкового. – Василий Иванович, дочка вернулась! Радость-то какая! Да что же это мы… Ты же с дороги. Да как же… Я сейчас котел включу, искупаешься. Покушаешь, отдохнешь. Счастье-то какое! Василий Иванович!
Она вскочила с места. Обняла крепко Варю. Поцеловала в обе щеки. Погладила ее по лицу, будто стирала свои поцелуи. И поспешила в котельную. Участковый шумно поднялся со стула. Одернул китель.
– Нина Николаевна, – неуверенно крикнул он вслед Вариной матери. – Так что будем делать-то? Будем писать заявление о проникновении со взломом? У нас ведь ваш вызов зафиксирован. Как быть?
Мать вернулась запыхавшаяся, улыбающаяся. Руки мнут кухонное полотенце.
– Сейчас, милая. Десять минут, и горячая вода будет, – обратилась она к Варе, без конца трогая ее за руки, и тут же рассеянно глянула на участкового. – Я уж прямо и не знаю. Убежал он. Где же его теперь искать? Полиции одна морока. А со мной дочка теперь. Мне и не страшно.
Зато дочке страшно! И еще как! Варя едва не фыркнула. Сдержалась, чтобы мать не пугать.
– А у вас там отчетность всякая. Еще влетит за меня, – мать виновато улыбалась пожилому полицейскому.
– Но я уже и протокол составил, – он надул полные губы, сердито засопел. – Получается, ложный вызов. За это тоже надо отвечать, Нина Николаевна!
Он грубо сгреб бумаги со стола. Подхватил с комода форменную фуражку и пошел к выходу, тесня женщин.
– Да не сердись ты, Василий Иванович, – всплеснула мать руками и растерянно глянула на Варю. – Ну вот. Обиделся. Хорошего человека обидела.