Игры олигархов

Подруги повздыхали, по перепирались и согласились с Тимофеевой - поплелись на остановку.

Ярослава не сообразила, как добралась до дома. Зашла в квартиру, хлопнула дверью и рухнула на диван. Так и заснула не раздевшись.

Глава 10

Она лежала и смотрела, как по стене ползет солнечный зайчик. Это все что ее занимало. Апатия придавила - не хотелось не то, что идти в институт - вставать, не то что вставать - дышать.

Но Ярослава прекрасно знала, что стоит дать волю депрессии и безразличию, оно утопит, поглотит тебя. Все в тартарары полетит.

Светлая полоса отступит, темная - затянется.

"Надо собраться", - приказала себе и села. Скинула одежду и прошлепала в ванную, встал под душ. В

Потом высушила волосы, сварила кофе, оделась, выпила кофе, сунула турку в раковину, а в рот кусочек шоколада; посмотрела на часы, причесалась, сложила в сумку учебники и тетради, сунула ноги в ботинки, руки в куртку и пошла в институт - на автомате.

В коридорах гудели сплетни. На Славку косились, кто знал ее и кто не знал. В аудитории - та же история. Марина сидела с Любой, Света - отдельно и все трое угрюмые и осунувшиеся. Гнездевич кивнула

Суздалевой на место рядом с собой и вздохнула, оглядев ее:

–  В гроб краше кладут.

–  Туда и хочется, - призналась честно.

–  Самое простое.

–  Поэтому - мимо. Что о Инне слышно?

–  Нет ее. Провалилась. Я тебе ночью звонила, мать ее всем звонила - ты трубку не брала. Где была?

–  Спала. Ничего не слышала.

–  Может не хотела?

–  Может и не хотела. Паршииивоо.

–  Верю. Маринка совсем свихнулась, такую пургу на тебя гонит - уши вянут. Чокнулась - одно слово.

–  Боится.

–  А ты нет? А я? Нормальные люди в таком состоянии вместе держаться должны, а мы в разбег. Вот оно как, дружба-то проверяется.

Ты не кисни, выцарапаемся.

–  Мы - да… А Инна?

Девушки посмотрели друг на друга и отвернулись - нечего ответить, только страх душу холодит и до слез жалко, что ничего они не знают и не могут.

–  Знаешь, Марина наверное права, - тихо сказала Ярослава, клоня голову к конспектам на столе.
– Во мне дело. Эти недели, что смерчем по всему прошли и везде я в эпицентре. Ты бы… тоже держалась от меня подальше.

–  Ну, мать моя, природа, еще одна крезанулась, - выдохнула.

Притихла, пока препод здоровался и, зашептала подруге:

–  Пропадем по одиночке. Запомни, Славка - пропадем. Нельзя сдаваться, никогда и ни за что. Дерись, даже когда, кажется, сил нет

–  все равно дерись, не сдавайся. Сдашься - умрешь, не будет личности, значит, тебя не будет. Бред ты городишь… А может и нет,

–  притихла опять, помолчала.

Девушка на нее покосилась: все, отсидела рядом? Уйдешь? Но та видимо не собиралась - сосредоточенно пялилась на преподавателя, будто слушала и вдруг будто очнулась, на Славу уставилась:

–  Ну-ка рассказывай все по порядку.

–  Зачем?

–  Затем, что одна голова хорошо, а две лучше. Боевики смотришь?

Там бойцы спинами друг к другу встают и дерутся. Так они товарища защищают и свою спину, и обзор будто бы на триста шестьдесят градусов получают. Поняла? Выкладывай. Только тихо, чтобы не засекли.

Суздалева долго молчала, обдумывая, что рассказывать, с чего начинать и трудно, путано, сначала равнодушно, потом эмоционально, с покаяниями и уверениями, начала выговариваться. Гнездевич слушала не глядя, только то и дело нос морщила и косилась то ли с подозрением, то ли с недоверием.

Ярослава рассказала и смолкла. До перемены слова подруги больше не сказали, но только грянул звонок на большую перемену между парами, Света почти силой выгнал ее и двух отколовшихся

"фантазерок", как она их назвала - на улицу, потащила в кафе. И там, в тепле и за пищей да чаем, выдала:

–  Короче, девочки, дело, правда, нечисто. Сдается мне, что проблемы нам кто-то нарисовал и досталось больше всех… - вспомнив

Ларису, поморщилась.
– Исключая отсутствующих - Славке. Факты: идет с Лысовой - ту крадут и ату. Начинается заваруха - личный фронт летит - раз, здоровье - два - Димка ей по голове двинул, сволочь, три - с деньгами - капец. Теперь нас складываем. Я - норма. Правда есть паранойя - шугаюсь теней, от дорог держусь на километровом расстоянии. В принципе понятно, после случая с Ларисой вообще маскировке под Гульчату научишься.

–  У меня все нормально, - пожала плечами Люба.

–  И у меня, - буркнула Марина.
– Потому что я от Ярославы держусь далеко.

–  Креза у тебя…

–  Инстинкт самосохранения. Ты с ней - жди, прилетит что-нибудь - мало не покажется. Где два - там три будет, старая мудрая народная примета, - процедила и встала, ушла не оглянувшись. Люба помялась и, извиняясь, смущаясь, за ней двинулась. Оставшиеся сникли, задумались.

–  Конец дружбы, - расстроилась Света.
– А я надеялась, что они за ум возьмутся, что люди.

–  Свет, ты бы правда, держалась от меня подальше?

Девушка глянула на нее, как огрела:

–  Закрыли тему, я не Маринка. Ты главное потерпи, придумаю что-нибудь.

–  Да мне-то? Я здесь, а Инна где? Про Ларису молчу.

–  Ну, чего в упадничество опять ударилась? Выше нос, сказала. Не в лесу живем - люди кругом - образуется, придумается, наладится.

Держись, не кисни.

В ее голосе и глазах было столько веры, что Ярослава невольно почувствовала стыд за свое настроение, за то, что сдается, поплыла куда беда да тоска погнала. Разобраться - Ларисе куда хуже, Инне - неизвестно как, но всяко хуже, и не ей, "некчемухе" Суздалевой умирать тут.

К концу последней пары Света видно что-то придумала - залезла под парту, начала звонить, потом засияла, как солнечный зайчик в зеркале.

–  После занятий идем в одно место, - сообщила шепотом.

–  Куда?

–  Здесь недалеко - узнаешь.

Ярослава испугалась. Не за себя - за нее.

–  Не пойду. Девчонок бери - вчетвером - пойду, только с тобой - нет.

–  Ты чего испугалась?

–  Не угляжу я.

–  Чего?

–  Не знаю чего и знать не хочу.

Гнездевич пофырчала и притихла, а после пары Любу перехватила, шепнула пару слов, с презрением глянув на Васнецову. Тимофеева помялась и закивала.