Игры рядом
Шрифт:
Когда Паулина втолкнула меня в отведенную мне комнату, велев дожидаться слуг с водой и чистой одеждой, я спросил:
— И что же, ты больше не считаешь ее проклятой ведьмой?
Паулина посмотрела на меня как-то странно.
— Считаю, — вполголоса ответила она. — И… это еще хуже, Эван.
Куда уж хуже, подумал я, когда за ней закрылась дверь.
ГЛАВА 34
Темно и холодно; и, наверное, было бы страшно, если бы на его месте оказался кто-то другой. Джевген… или кто-то другой.
— Что же это такое?
Тонкие
— Статуя на могиле Ласкании Беллы уже второй месяц плачет солью. Ржавый Рыцарь и Стальная Дева не возвращаются и не оставляют никаких следов. И эти рисунки…
Эта мертвая, кровоточащая голая женщина, вышедшая из-под пальцев Проводника — недостаточная жертва, но… пусть она будет просто жертвой случайной. Пусть, так лучше… не страшно и… угоднее Демону, может быть?
— Безымянный, что же это? Я так нуждаюсь в твоем… совете…
Тонкие пальцы развозят смешанную с грифелем кровь, снова и снова, по кругу, там, где сердце случайной жертвы… случайной, ненужной… или нужной?
— Это знак, Безымянный? Ты хочешь ее крови? Или…
Пальцы вздрагивают: нет. Нет…
— Или это не ты… это ОН?
Кусок мертвого камня на алтаре тупо смотрит в пол. Или лжет, или не знает, что ответить.
Она стояла у окна, тяжело оперевшись предплечьем о раму и уткнувшись лбом в запястье.
— Ты спишь с королем, — напрямик сказал я. Это прозвучало как обвинение, чем, в общем-то, и было.
Йевелин медленно выпрямилась, полуобернулась через плечо, и я вздрогнул бы, если б в глубине души не был готов к тому, что увидел. Ее лицо стало непроницаемой глянцевой маской, как прежде. И даже страха нет в глазах: закрылась, заперлась от меня на сто замков и триста засовов, а у меня уже нет ни желания, ни сил, ни причин ломать эти ворота.
— А ты спишь с той чернявой дурочкой, — сказала она мягко и холодно.
— У короля есть фаворитка, — сказал я, игнорируя то, что она назвала Флейм дурой.
— То фаворитка, а я — шлюха. Его шлюха.
— Проклятье, Йевелин, тебе-то самой не противно?
— Нет, — ответила она и засмеялась тем же лживым, змеиным смехом, который очаровывал и отталкивал.
«Зачем ты здесь? — хотелось спросить мне. — И зачем здесь я? Ты знаешь? Тогда почему не говоришь?»
— А как же твой муж? — спросил я, по-прежнему стоя в дверях. Йевелин скользнула по мне быстрым взглядом, будто вспомнила, что почти всё время в замке Аннервиль я таскал тряпки маркиза. Сейчас на мне была одежда Ройса Перингтона, и я старался об этом не думать — я сам чувствовал себя мразью, рядясь в барахло аристократов, которых вроде бы давным-давно решил ненавидеть. Йевелин слабо улыбнулась, будто прочтя мои мысли, и я почувствовал, что бледнею.
— Ангус умер. Он остался защищать замок, а я сбежала через потайной ход. Я и его звала, я знала, что форт падет, но он не слушал. Потом я слышала в разговорах, что Зеленые насадили его голову на пику и выставили на крепостной стене вместо знамени.
Ее улыбка вдруг стала глупой. Она будто поняла это и, поднеся руку к губам, неловко кашлянула в кулак. Ее губы без краски были тонкими и очень бледными.
— Что в этом смешного? —
спросил я.— Не знаю. Наверное, ничего.
— Что ты делаешь? Опять?.. Проклятье, Йев, зачем… зачем ты…
— Эван, я старалась, — безмятежно сказала она. — Я почему-то думала, что скажу тебе всё и… не знаю… выздоровею! Как в сказках: придет прекрасный принц, поцелует принцессу, и заклятье спадет… А оно не спадает. Не хочет.
— Ты сама не хочешь.
— А кто хочет, может быть, ты? — с презрением ответила она и, легко подхватив юбки, двинулась ко мне. Я стоял, загородив собой дверной проем, и мог не опасаться, что она выйдет раньше времени, но, кажется, именно это она и собиралась сделать.
— С дороги, — спокойно сказала Йевелин, глядя мимо меня. Я взял ее за плечи, и она не отшатнулась, только обдала меня холодом глаз.
— Я хочу знать, почему ты спишь с королем.
— Хочешь? — сощурилась она. — Нет, в самом деле? Ладно: я делаю это, потому что я шлюха, сука, стерва и дрянь. Такое объяснение тебя устроит?
— Сладко звучит, да? — сказал я, и ее губы дрогнули, а в глазах на миг скользнуло беспомощное, затравленное выражение. Я думал, что победил, но тут она отступила, стряхнув мои руки со своих плеч.
— Да, очень сладко. Слаще, чем вы можете подумать, милорд.
— Почему ты не спросила, что случилось с Дарлой и Куэйдом?
— Мне всё равно.
— Всё равно?
— Да.
— Правда, всё равно или ты так для себя решила?
— Чего ты пытаешься добиться?
— Чтобы ты прекратила ломать эту гребаную комедию и была честной. Ты ведь можешь. Ты пробовала…
— Честной? — пропела она и облизнула губы, медленно, призывно, будто издеваясь. — О, как мы вовремя заговорили о честности, виконт. Благодарю, что напомнили. До сих пор честной была, пусть и временами, только я. За вами должок, не правда ли?
Мне вдруг захотелось оказаться далеко-далеко отсюда, всё равно где… Надо, надо было мне уехать с Ларсом. Не потому, что я не испытывал желания рассказывать ей гадкую историю своего истинного происхождения… Я просто не знал, что ей сказать. Что из всего пережитого мной можно счесть правдой.
— Ну? Что же ты молчишь? — в ее голосе не было ни гнева, ни презрения — только прохладная ирония. — Кишка тонка признаться, что нищий простолюдин осмелился назвать себя лордом? Могу понять. За такое, к твоему сведению, в Далланте дают пятьдесят плетей. Но я бы тебя просто повесила. Потому что нет ничего омерзительнее, чем холоп, под видом дворянина заводящий знакомство с леди.
Что же ты говоришь, Йев, что же ты…
— Откуда…
— Знатные лорды не знаются с бродячими менестрелями. И не учатся в общественных школах.
Юстас…
Наша игра в ответы без вопросов…
Ну дурак…
— Йевелин…
— Для тебя, смерд, я ваша милость.
— Да прекрати ты! — не выдержал я; она попятилась, глядя на меня с легкой гадливостью. — Мы оба Проводники, ты и я, нашей смерти жаждет горстка фанатиков, разве что-то другое имеет значение?!
— Если ты в самом деле так думаешь, то зачем поехал за мной? — вдруг закричала она. — Это же глупо, Эван! Зачем ты вообще стал меня искать?! Что ты хотел от меня получить? Мне тебе дать нечего! Я умею только отнимать!