Игры с огнем

— Всем постам — полная тревога! — скомандовал я по рации. — Немедленно проверить свои участки на предмет утечки нефти! Насосы снижаем до двадцати процентов!

По всей трассе бригады выдвинулись на поиски возможного прорыва. Каждый метр трубопровода проверялся на наличие следов нефти. Я сам выехал на первый участок маршрута, чтобы лично проконтролировать поиски.

Через сорок минут напряженных поисков пришло сообщение от Рихтера:

— Леонид Иванович, мы обнаружили причину. Это не утечка! На двадцать третьем километре образовалась воздушная пробка. Поворот трассы, высшая точка. Оказывается, вентиляционный клапан забился при просушке.

— Как устранить? — я едва сдерживал волнение.

— Уже устраняем. Стравливаем воздух через аварийный вентиль. Как только пробка пройдет, давление должно восстановиться.

И действительно, через пятнадцать минут стрелка манометра снова поползла вверх. Восемь атмосфер… десять… двенадцать. Система вернулась к нормальным параметрам.

— Нефть пошла дальше! — доложил Рихтер. — Воздушная пробка устранена.

С этого момента все снова шло по плану. Мы восстановили штатный режим работы насосов, и нефть продолжила свой путь к конечной точке.

В двенадцать тридцать пришло радостное сообщение от Тимофеева:

— Замечено движение в приемных трубах! Нефть подходит!

Я немедленно выехал к конечной точке трубопровода. Там собрались почти все свободные от дежурства работники промысла, от инженеров до поваров. Все ждали исторического момента.

Приехав на место, я увидел, как на контрольной панели приемного пункта стрелка манометра медленно поднимается, показывая рост давления. Еще немного — и нефть должна была появиться из крана на контрольный стенд.

— Есть движение в приемной трубе! — возбужденно крикнул Тимофеев, наблюдая за контрольным стеклом в трубопроводе. — Уже видно!

Сквозь прозрачное стекло можно было заметить, как движется темная масса, наша нефть, преодолевшая тридцать километров пути от промысла.

Мы столпились вокруг выходного крана, затаив дыхание. Воронцов, прибывший вслед за мной, держал руку на вентиле, готовый открыть его по команде.

— Давление стабильное, десять атмосфер, — доложил техник, наблюдавший за приборами. — Система готова к открытию.

Я кивнул Воронцову:

— Открывайте.

Он медленно повернул вентиль. Сначала ничего не происходило, затем из трубы вырвалась струя воздуха, и наконец — густая, маслянистая струя нефти хлынула в приемный резервуар.

Вокруг разразились аплодисменты, крики «Ура!», люди обнимались, смеялись, некоторые украдкой смахивали слезы. Этот момент стоил всех усилий, всех бессонных ночей, всех преодоленных трудностей.

— Нефтепровод работает! — официально объявил я, перекрикивая шум. — Товарищи, поздравляю всех нас с огромной победой!

Наш промысел вступил в новую фазу развития. Теперь мы могли транспортировать нефть в куда больших объемах, чем раньше, когда использовали автоцистерны и временные хранилища.

На импровизированном митинге у конечной точки трубопровода я произнес короткую речь:

— Дорогие товарищи! Сегодня мы завершили важнейший этап в развитии нашего промысла. Запустили нефтепровод, который свяжет наше месторождение с большой землей. Тридцать километров стальной артерии, проложенной через болота, мерзлый грунт и снежные заносы. Это не просто инженерное сооружение. Это символ того, на что способны советские люди, объединенные общей целью и верой в свои силы.

Я оглядел лица собравшихся, усталые, но счастливые, с блестящими от гордости глазами. В эту минуту каждый из них мог с полным правом сказать: «Я был частью этого».

— Особую благодарность хочу выразить бригадам Тимофеева и Шмакова, сварщикам Карпова, нашим геологам во главе с Кудряшовым, дефектоскопистам Барышникова, строителям Кузнецова. Отдельное спасибо Александру Карловичу Рихтеру, без технического гения которого мы бы точно не справились.

Рихтер, стоявший рядом со мной, смущенно кашлянул, но я видел, как он горд.

— Но мы должны помнить: пуск нефтепровода это не финиш, а лишь этап большого пути. Впереди строительство перерабатывающего завода, расширение добычи, освоение новых участков месторождения. И я уверен, что вместе мы сможем все.

Завершил речь под громкие аплодисменты. Кто-то из рабочих выкрикнул «ура», и дружное трехкратное «ура» разнеслось по всей площадке.

После официальной части началось празднование. Прямо возле конечной точки трубопровода, под открытым небом, организовали импровизированный банкет.

Столовая выделила полевую кухню, и повара приготовили настоящий пир: наваристый борщ, гречневую кашу с тушенкой, вареную картошку с солеными огурцами. Было даже немного спирта. Строго по сто граммов на человека, для согрева и поднятия настроения.

Люди группировались вокруг костров, делились воспоминаниями о самых трудных моментах строительства, шутили, пели песни. Я подходил то к одной группе, то к другой, благодарил конкретных людей, вспоминал забавные случаи во время работы.

— А помните, как на двенадцатом километре каша в котле замерзла, пока несли от полевой кухни? — смеялся Тимофеев. — Ложки стояли вертикально, как часовые!

— А на девятнадцатом змеевик сварочного аппарата прихватило морозом так, что инструмент пришлось отогревать прямо на костре, — вторил ему Шмаков.

К вечеру празднование перенесли в поселок. В новом клубе, только недавно сданном в эксплуатацию, организовали концерт художественной самодеятельности.

Оказалось, среди суровых нефтяников и строителей немало талантов — кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то читал стихи собственного сочинения.

В самый разгар веселья меня отозвал в сторону Глушков:

— Леонид Иванович, срочная телеграмма из Москвы. От Головачева.

Я вышел в тихий коридор и вскрыл конверт. Текст был кратким, но тревожным:

«ПОЗДРАВЛЯЮ С УСПЕХОМ ТЧК В МОСКВЕ СИТУАЦИЯ ОБОСТРЯЕТСЯ ТЧК СФОРМИРОВАНА КОМИССИЯ ПО ПРОВЕРКЕ ЭФФЕКТИВНОСТИ ЧАСТНЫХ ПРОМЫСЛОВ ТЧК ГОТОВЬТЕСЬ К ПРИЕЗДУ ТЧК ГОЛОВАЧЕВ»

Значит, Студенцов не оставил своих планов. Пока мы здесь строили нефтепровод в мороз и метель, он плел интриги в теплых московских кабинетах, готовил очередную атаку.