Игры со льдом

После розыгрыша Максим Беляев подхватывает шайбу и стремительно проходит по левому краю…»

Режиссер: Да, отлично, все красиво, но не забывай, что это решающая игра хоккейного чемпионата и решающая атака. Все поставлено именно на этот момент. Партия, честь, совесть, эпоха, девушка, в конце концов. Девушка на кону, хотя она об этом не знает. Макс получает пас, выходит на ворота, удар по воротам, в этот же момент его сносит защитник из команды соперников. Гол!

Сценарист: Да, хорошо, я здесь перепишу. (Для хорошего фильма нужен режиссер, несомненно, он все видит, все пасет, ни одна деталь не ускользает от его взора.)

Максим перед самым выходом один на один с вратарем размахивается клюшкой и неожиданно замирает: что это? Не иначе как пауза большого мастера. Тишина, только стук сердца, сквозь который он слышит крик «Бей!», он бьет, шайба влетает в ворота, и в этот момент его силовым приемом сбивает Быстров, защитник из команды соперников. Камера медленным планом показывает, как Макс лицом ударяется об лед, но видит, что шайба влетает в ворота. Этот момент матча смакуется и прокручивается многократно. Хорошо бы иметь несколько камер, чтобы показать момент с разных камер, ведь каждый из зрителей, из товарищей по команде (Максим, Вика, тренер, отец Максима) видит его по-своему. Все, кроме Макса, увидели, как он был сбит грубым силовым приемом, против всех правил гравитации. Болельщики в шоке. Чувствуете, как радость близкого гола сменяется на тревогу за здоровье Макса, который так и лежит на хоккейной площадке, словно на огромной льдине, будто огромный кусок льда приложили к его сломанному телу. Я хотел бы показать эту драму, чтобы люди поняли, что хоккей – это не только игра, но еще и искусство и требует жертв куда больше, чем театр. Матрас (арбитр) подбирает шайбу и машет руками, то ли зовет медиков, то ли показывает, что гола не было.

Я бегу рядом с камерой, я вижу в объектив открытые глаза Макса, которые лежат на носилках вместе с его головой и телом, в них до сих пор крутится повтор этого гола. Хоккей – вот и все, что в настоящую минуту беспокоит этого парня, и никакая сила, никакой силовой прием не сможет его выбить из азартной игры.

Я приближаю камеру и смотрю на самое дно его яблок. Вижу, что там все еще крутится забитый гол, а потом удар. Он был такой силы, что Макс лежит без сознания, он обездвижен, игроки пытаются его поднять, но он не в состоянии и хоккеиста увозят с площадки на носилках. Мне больно на это смотреть, как и всем болельщикам. Я увожу камеру. Она начинает показывать трагические удивленные лица трибун и скамейки запасных. В воздухе слышна барабанная дробь.

Макса на носилках выкатывают в двери выхода с хоккейной площадки. Здесь трансляция обрывается, и подсознанию ничего не оставалось, как поставить что-то приятное из детства. Я хорошо знал Макса, мы же учились вместе. Могу со смелостью утверждать, что у Макса в детстве был один закадычный друг – это Вовка, пока Макс играл в хоккей, тот лучше всех играл на гитаре. И все девчонки, в том числе и Вика, крутились вокруг него.

Ах, какой сюжет, тянет на полный метр. Это будет не просто документалка, а целый широкоформатный фильм, где Макс будет главным героем, который всю свою жизнь измеряет голами: забил, не забил, гол или промах. Именно так он будет оценивать свои действия, успехи, неудачи, взлеты и падения.

Иногда промахи все решают. Иногда промахи создают возможность попасть совсем в другую жизнь. Именно благодаря промахам мир получил фотографию, пенициллин, рентген и инсулин.

Режиссер: Дальше Макс очнулся победителем уже в больнице. Всем в палате он рассказывает, как красиво он забил. Самый близкий человек Вика и его товарищи по команде утверждают, что гола не было и команда вылетела из чемпионата. Врачи временно отстраняют Макса от хоккея. Но Макса не сломать и не переубедить, он продолжает быть в игре. Подсознательно возвращаясь в матч, он моделирует игру: атака – контратака – получает пас – выход на ворота, но его сносят защитники команды соперников.

Что может спасти в такие минуты человека? Только приятные воспоминания. У Макса они остались в детстве. Детство его было многогранно, оно сверкало разными гранями, но, взрослея, он сделал ставку только на одну и поскользнулся, теперь лежит на льду, а в голове крутится мелодия десятилетней давности. Нужно показать его жизнь, как он рос, с кем общался, где ковал свой характер.

Сценарист: Хорошо, будет тебе детство, с пряниками и шишками. Раньше в детстве все мальчики хотели быть либо космонавтами, либо хоккеистами.

Сцена 2 Детство

Несмотря на то, что мы оба учились в девятом, мне все время казалось, что Вика старше меня. Она была взрослой и самостоятельной, потому что в отличие от меня успевала и учиться, и работать. Вика часто сидела на почте и принимала клиентов вместо своей матери, которая вышла на пенсию. Вопрос касался не только сознательности. Денег в семье не хватало, а Вике так нравилось быть независимой. На школьных вечерах, где Вова, как всегда, играл вместе со своей группой, Вика обычно стояла одна, всем отказывала и никогда ни с кем не танцевала. Я часто смотрел на нее со сцены, недоумевая, почему самая красивая девушка в округе ни с кем не ходит, как тогда выражались. С каждым таким вечером во мне крепла уверенность, что парня у нее нет.

Этим вечером я после тренировки пошел на школьную дискотеку, где Вова со своей бандой играли Битлов и Rolling Stones. В перерыве я набрался наглости, подошел к Вике и дрожащим голосом спросил:

– Почему ты ни с кем не танцуешь?

Вика громко рассмеялась, подарив мне очаровательную улыбку с ямочками на щеках, и сказала:

– Не с кем. Я хотела бы потанцевать с Вовой, но он же все время на сцене. Вот я и не танцую! К тому же вокруг него всегда очередь, а я не люблю стоять в очередях.

– У тебя хорошее чувство юмора, – улыбнулся я.

– А у него и правда голос хороший. Он даже не хороший, он волшебный. У меня мурашки от него по телу. Понимаешь?

Я не понимал, прикалывается она или говорит серьезно. Лицо ее по-прежнему светилось улыбкой. В этот момент музыка оборвалась, такое случалось частенько. Видимо, что-то замкнуло.

– Думаешь, я так не умею? Да я играю на гитаре не хуже Володи.

– Я знаю. А где ты так научился?

– Дома и в музыкалке. Я же в музыкалку еще на скрипку хожу.

– Вот как! Но клюшку, мне кажется, ты любишь больше. Не знала, что ты умеешь играть на гитаре, я слышала только, что ты в хоккей играешь и все время дерешься.

– Вот здесь было обидно, – рассмеялся я.

– Извини, я просто не очень люблю хоккей, точнее сказать, что совсем не люблю, но ты мне нравишься, и еще мне нравится танцевать. Хочешь, потанцуем без музыки с тобой? – сказала вдруг она.

– Я не умею… То есть я никогда не пробовал, – опешил я от неожиданности.

– Я понимаю, ты только с клюшкой умеешь танцевать. Представь, что я твоя клюшка, – еще громче засмеялась Вика, я тоже рассмеялся вслед за ней.

– Я тебя научу. Одной рукой берешь меня за руку, – взяла она мою руку, – а другой за талию, – положила вторую мою руку на свою талию, и я через ткань почувствовал тепло женского тела. Потом она качнулась, чтобы сдвинуть мое окаменевшее тело, сдернуть с цепей мою оцепеневшую душу. Мы медленно закружились, и у меня закружилась голова. От Вики пахло приятными духами и любовными приключениями.

– Не упади, Макс, – опять рассмеялась она, закинув на мгновение голову назад. – Ты прикалываешься или тебе правда плохо? Ты весь бледный!! – перестала она смеяться. – Давай выйдем, проветримся. – Она взяла меня за руку и вывела из танцзала.

Снаружи было прохладно, она в легком платье с открытыми плечами.

На улице я очнулся, пришел в себя, снял свой пиджак, накинул его на эту красоту. В это время музыка снова заиграла, видимо, Володе удалось починить усилок.

– Я знала, что рано или поздно ты ко мне подойдешь. У меня на этот счет уже заготовлен план: до конца дискотеки минут сорок. Я сейчас уйду, пошли со мной.

– Я Вовку должен увидеть. Мы договаривались.

– Хорошо, ты, как закончишь, приходи на почту. Буду тебя ждать. Там в это время никого нет. Ключи у меня с собой в сумочке.