Их было семеро (Солдаты удачи - 1)

– - Все?
– - возмутился я.
– - Вы что, информацию получаете в районном отделении милиции?

– - Это все, что вам необходимо знать, -- ответил резидент.

Довольно нахально ответил. Не то чтобы с открытым вызовом, но и не без этого. Он наверняка запросил центр о моих полномочиях. И ему, вероятно, ответили, что его дело -- оказывать мне информационную поддержку. И не более того. Иными словами: он мне ни в коей мере не подчинен и может свободно посылать меня куда подальше. Что он и сделал в дипломатичной форме. Но это было не очень умно с его стороны. Совсем неумно.

Я поинтересовался:

– - Кто определяет, что мне необходимо знать, а что нет? Связи, образ жизни, пристрастия, материальное положение, психофизические доминанты -это, по-вашему, не входит в информационное обеспечение? Тогда я напомню вам, что такое служебное несоответствие.

Но мне не удалось вывести его из себя.

– - Как только мне будет что сообщить вам, я дам вам об этом знать, -проговорил резидент своим бесцветным голосом и добавил: -- Спокойной ночи, Серж.

И повесил трубку.

– - Поставил он тебя на место, а?
– - заметил Док, появляясь из спальни.
– - Объясни-ка мне... ты всякие спецкурсы слушал. Резидент -- что это за фигура?

– - Смотря где. В Германии или в Штатах -- очень серьезная. Руководитель всей агентурной сети. А здесь... Не думаю. Иначе его не вывели бы на связь с нами, поручили бы кому помельче. Это от латинского "резидео" -- остаюсь на месте, пребываю. В средние века так называли послов, постоянно живущих за границей. Сейчас -- представитель разведки. Внедренный в страну пребывания. Или завербованный из коренных жителей.

– - Чьи это кадры - ГРУ, СВР, ФСБ?

– - Раньше было -- ГРУ и "контора". А сейчас, после всех реорганизаций, кто их разберет.

– - К какой информации он имеет доступ?

– - Вон ты о чем!
– - понял я.
– - Вопрос. И не один. Что это за чушь собачья с уголовным делом за незаконные валютные операции? Сколько я себя помню, доллары на каждом углу продают.

Док усмехнулся:

– - Это тебе кажется. Вы -- дети новой России. А в восемьдесят седьмом был еще Советский Союз. И валютчикам давали до десяти лет. За спекуляцию долларами.

– - С восемьдесят шестого года Губерман -- пресс-секретарь Назарова. Мало ему, по-твоему, платили, чтобы он принялся долларами спекулировать?

– - Все проще, Сережа. Доллары могли понадобиться ему, чтобы купить что-нибудь в валютке. Для тебя это слово, конечно, анахронизм. Как и слово "дефицит". Но меня другое интересует. В июне этого года был в Гамбурге. Яхта "Анна" была взорвана в конце мая...

– - Двадцать шестого мая, -- уточнил я.
– - Почему помню -- у Настены как раз день рождения.

– - Что он делал в Гамбурге?

– - Скорее всего -- помогал перевезти тело сына Назарова в Париж и похоронить на Сен-Жермен-де-Пре, -- предположил я.

– - Возможно, -- согласился Док.
– - Второй вариант. Начальник службы внутренней безопасности концерна Назарова. То есть -- контрразведки. Не исключено, что пытался провести собственное расследование обстоятельств взрыва.

– - Это зависит от того, когда он был в Гамбурге. Александр Назаров был похоронен десятого июня. Если Губерман был в Гамбурге после десятого -- ты прав.

– - Это и нужно выяснить у резидента.

– - Не только это, -- возразил я.
– - Какую информацию он передавал Вологдину? По чьему приказу? Что он знает о нас? От кого? И так далее.

В общем, у нас накопилось вопросов к резиденту. И не с руки было ждать, когда он снова выйдет с нами на связь. Да и не скажет он ничего, если просто спросить. Если мы хотели получить убедительные ответы, нужно было облечь вопросы в убедительную форму. Поиском этой формы мы с Доком и занялись, ожидая, когда появится еще одно дитя новой России -- Олег Мухин и сообщит, удалось ли ему засечь резидента в баре "Бейрут".

На безмолвном экране телевизора по-прежнему яростно размахивали руками и отпихивали друг друга от трибуны киприотского ро'злива жириновские, только что в косы вцепиться было некому: здешний парламент, судя по всему, был недоступен для женщин, как и кафенес. Потом возникла заставка новостей. Док прибавил громкость. В кадре появилась молодая гречанка с высокой прической и классическим греческим лицом и начала обзор событии минувшего дня со скорострельностью автомата Калашникова. В точности, как если бы какая-нибудь оперная Артемида вдруг начала вести репортаж о футбольном матче. Замелькал видеоряд: Совет Безопасности ООН, Югославия, Клинтон, Палестина, Арафат, авиасалон в Абу-Даби. Что-нибудь разобрать было совершенно невозможно. Док потянулся выключить телевизор, но в этот момент на экране возникла вилла "Креон" и картинки, знакомые нам не только по снимкам в газетах и по предыдущим выпускам новостей. На лице полковника Волошина камера задержалась. Артемида за кадром произнесла по слогам, как по-китайски: Во-лог-дин. Появившийся на экране хозяин "Трех олив" "хохол упэртый" Микола Шнеерзон объяснил на мове, что он сразу же позвонил в полицию, як тики взнав своего постояльца у людыне, изображенной на снимках в газетах.

– - Выключи, -- кивнул я Доку.

Экран погас. Что было дальше, мы и так знали -- толкались вчера среди зевак, когда в пансионат нагрянула полиция и телевизионщики. Допрашивали Анюту, соседей Вологдина, других постояльцев. Все в один голос твердили, что человек был спокойный, вежливый, не напивался и женщин не водил. Ни к кому из нас с расспросами не приставали -- мы вселились на следующий день после исчезновения Вологдина.

Во всем этом важно было только одно: имя полковника попало в СМИ и о нем чуть раньше или чуть позже станет известно в Москве. Как на это отреагирует Москва? Тут гадать было нечего, оставалось лишь ждать. И постараться высеять эту реакцию из хаоса жизни. Не оказаться в положении бедолаги, который воззвал ко Всевышнему: "Дай знак мне!" -- и тупо вслушивается в крик чаек, гудки теплоходов и шелест дубовых и пальмовых листьев, не подозревая, что это и есть явленный ему знак.

Появились дети новой России -- Артист, Боцман и Трубач, с мокрыми волосами, оживленные после ночного купания и кобеляжа вокруг Анюты. Ближе к полуночи явился и Муха.

– - Нормалек, -- сообщил он.
– - Вычислил. Не матерился, трубку не швырял, положил аккуратно. А потом взял три двойных коньяка, слил в один стопарь и прямо у стойки засадил без закуси. Бармен даже ахнул: "Браво, Леон!" Лет сорок пять, толстый, усатый, похож на армянина, -- продолжал Муха.
– - Свободно говорит по-гречески и по-английски. Живет один в отеле "Малага", это по нашей улочке, четыре квартала вверх. Номер на втором этаже, в два окна. Один вход из отеля, второй снаружи, по лестнице на балкон. Я почему знаю? Он сначала торкнулся в отель, там было заперто, пошел по лестнице, долго возился с ключом. Вот тут матерился.

– - Он тебя не заметил?
– - на всякий случай спросил я.

– - Куда ему! Он так набрался, что вышагивал, как памятник самому себе!

Тут же на листке Муха набросал план: отель, сад, парковка машин, подъездная дорога. Утром проверили: все сошлось. Пока резидент отмокал в море, Док зашел к хозяину отеля и, прикинувшись новым русским, утомленным "Плазами" и "Шератонами", изъявил желание снять в этом тихом отеле угловой номер на втором этаже, с выходом в апельсиновый сад. Но выяснилось, что этот номер месяц назад занял бизнесмен из Никосии господин Леон Манукян, оплатил его до сентября и вряд ли он согласится переселиться даже в двухкомнатный апартамент за те же деньги, так как этот номер ему тоже очень понравился и он даже ждал полторы недели, пока он освободится.