Их любимая игрушка

Я хоть и прожила почти всю свою сознательную жизнь за стенами девичьего интерната, но даже туда доходило предостаточно слухов из внешнего мира, включая распространяемые страшилки об Иных. Например о том, что они любили отбирать для себя красивых девушек и парней среди смертных людей. Для чего конкретно? — можно было только догадываться, поскольку… ещё никто, кто попадал в неприступные владения Иных, больше никогда оттуда не возвращался. Все эти «счастливчики» попросту исчезали. Будто их никогда и не существовало…

Может быть мои скудные познания о жизни и пристрастиях Чужаков наконец-то заставили меня сделать хоть что-то, а может… Кто-то из этой парочки нажал через ментальный контакт на нужную в моём подсознании «кнопку», после чего я начала с горем пополам стягивать с себя трясущимися руками совершенно не слушающуюся одежду. Вначале прямую «школьную» юбку-карандаш из клетчатого твида, доходившую до середины икр; потом и чёрный кардиган с длинным подолом, прикрывавший до этого полностью всю мою попу. После того, как я избавилась от кофты, бросив её по предложению Дэя прямо на пол вслед за юбкой, я уже начала чувствовать себя почти уже голой и ничем не защищённой. Особенно от взглядов разглядывающих меня мужчин.

Я, конечно, старалась не смотреть на них всё это время, но мне это совершенно ничем не помогало. Даже если бы я раздевалась, полностью закрыв глаза, я всё равно бы продолжала чувствовать их грёбанное присутствие и пробирающие до костного мозга нечеловеческие взоры голодных хищников. Кажется, я и ждала в любую из ближайших секунд, как кто-то из них резко сорвётся с места, налетит на меня и… что-то сделает со мной… очень и очень жуткое. Причём так быстро, что я даже вскрикнуть не успею.

— Я же сказал… раздеться полностью, Алана. И колготки, и лифчик, и, само собой трусики. Пожалуйста. Будь хорошей девочкой.

Я всё-таки застыла на какое-то время, интуитивно прикрыв руками грудь, после того, как сняла с себя самую простую бежевую блузку, в каких обычно ходили чуть ли не все воспитанницы нашего интерната.

— А… п-почему вас двое? Или… здесь живёт ещё кто-то… из вашей «семьи» или… «клана»? — попытка перетянуть внимание этих двоих извращенцев в другую тему, ничем желаемым для меня не закончилась. Получить недолгую отсрочку от неизбежного у меня так и не вышло.

— Алана! Раздевайся! И, впредь, очень тебя прошу, не пытайся что-то у нас узнать или выпытать. Ты здесь совершенно для других целей. Для каких. Узнаешь чуть позже. Когда отдохнёшь и более-менее относительно придёшь в себя.

А вот это действительно уже походило на настоящую пытку. Я залилась густой краской стыда и смущения ещё до того, как потянулась дрожащими руками за спину к замочку самого обычного лифчика. Меня словно намеренно пристыдили за то, куда я не должна была совать свой любопытный нос ни под каким из возможных предлогов. И мне реально стало за это стыдно. Как будто я решила воспользоваться на экзамене шпаргалкой и меня на этом только что поймали.

Так что, снимая с себя нижнее бельё, мне хотелось умереть в эти секунды уже буквально. Даже казалось, что ещё немного и хлопнусь в обморок, дайте только недостающий для этого повод. Правда, сил обхватить себя руками, сжать изо всех сил бёдра и забиться в угол перепуганной до смерти мышкой у меня всё же хватило. И испуганно всхлипнуть, в голос, готовясь разрыдаться в любой момент, поскольку Дэй в этот момент вдруг поднялся с кресла и сделал ко мне несколько наступательных шагов. А потом и вовсе навис надо мной, перекрыв окончательно любой даже самый мнимый путь к побегу.

— Т-ш-ш… Всё хорошо. И не нужно меня так бояться. Как и прикрываться…

Он подхватил мои руки за запястья и без каких-либо усилий развёл их в стороны… как два крыла. И я всё-таки не выдержала. Зажмурилась. Чувствуя, как по щекам потекли обильными ручейками хлынувшие, как из прорвавшихся шлюзов, слёзы, а по моему телу тут же заскользил блуждающий взгляд любующегося мною Иного.

— Ты прекрасна, Алана. Тебе нечего стыдиться и тем более нас.

Я так и не нашла в себе сил разлепить веки, но готова была поклясться, как рядом с Дэйем встал Найт и теперь тоже разглядывал вблизи мою ничем незащищённую наготу.

— Ты большая молодчинка. И ты нам очень нравишься… — кажется, это было последнее, что я разобрала из слов Дэя. Потому что в этот момент ему приспичило приблизиться к моему лицу своим и задеть щекой мой висок перед тем, как прошептать свои убийственные признания звучным баритоном мне на ухо. А потом, как бы невзначай, скользнуть пальцами по моей покрывшейся мурашками коже прямо над грудью. После чего я, слава богу, тут же потеряла сознание.

Часть 2

Точно не помню, что мне снилось. Какой-то сплошной бред из бессвязных образов, неразборчивых голосов и по большей части очёнь мрачных картинок. Но, как ни странно, страхов они у меня не вызывали. Скорее, я относилась к ним как к нечто само собой разумеющемуся и естественному.

Кажется, я бродила по какому-то чёрному лабиринту из монолитных плит, то ли полностью голая, то ли в какой-то невесомой одежде, слышала чей-то шёпот, странную монотонную музыку, а после как будто переходила из одной тёмной комнаты в другую.

Как долго это продолжалось? — по ощущениям даже не скажу. И на обычные сны это тоже мало чем походило. Кроме, наверное, последнего эпизода, в котором я вдруг оказалась на берегу океана и увидела вдалеке… свою маму. Не знаю, почему я решила, что это она, поскольку она стояла ко мне практически спиной и немного боком, а её голову скрывала широкополая соломенная шляпа. Вот тогда я испытала какой-то необъяснимый страх и почему-то именно к ней. Может оттого и не смогла сойти с места, чтобы приблизиться. Как и позвать. Словно испугалась увидеть, какое у неё будет лицо. Она же мертва уже больше двенадцати лет. А вдруг я её не узнаю? А вдруг… с ней что-то сделали очень плохое…

Я и проснулась от жуткого нежелания не видеть её и не подходить к ней ближе, чем уже было. Не могу объяснить, почему меня вдруг накрыло столь сильным страхом, на грани панического ужаса, но именно он стал главной причиной моего окончательного пробуждения.

Увы, но открыв глаза, я буквально через пару секунд подскочила с подушек, перепугавшись уже по-настоящему и едва не до крика. Ибо вместо привычных для глаза занавесок из дешёвого плотного льна вокруг моей отдельной кровати в общем интернатовском дормитории я увидела вначале огромное, почти на всю стену окно из сплошного тонированного стекла, а потом уже и саму комнату. И последняя мало чем походила на длинную галерею старого помещения, поделённую двумя идеально выстроенными рядами кроватей с балдахинами, как в католических монастырях или госпиталях. Она даже не была похожа на мою собственную спальню в доме отца. Вернее, совершенно ничем непохожа.

Тёмно-антрацитовые стены с матовой, будто бархатной поверхностью, и почти чёрная хай-тековская мебель с более гладким глянцевым покрытием. Никаких рюшечек, декоративных розеток, лепнины и прочих привычных глазу классических элементов декора, присущих именно дорогим интерьерам в человеческом жилище. Скорее, спартанская строгость и лаконичность во всём, но только не в материалах. По крайней мере, ничего дешёвого вокруг себя я так и не увидела, как и ничего знакомого. Даже не сразу рискнула встать с кровати и ступить босыми ногами на пол из тёплого и очень гладкого «ламината», обнаружив себя одетую лишь в одну кружевную комбинацию телесного цвета.