Их любовник

— Меньше там платят, но… слушай, там — стабильный кусок хлеба всегда, а с мюзиклом пока непонятно что получится.

— Слушай, Либман, нельзя же быть таким деревом, а? Если ты поймешь, что мюзикл — не твое, сделаем что-нибудь доброе и вечное с вашим ансамблем «Барокко». Снимем вам нормальный репетиционный зал, Фил организует концерты и гастроли, будете работать, как белые люди.

— За твои деньги? Тишка, это как-то неправильно… — вздохнула Катька.

— Не за мои, а благотворительного фонда Говардов. Слушай, пока я не была замужем за Ирвином, ни тебя, ни меня не напрягало брать у него бабло на искусство. Сейчас-то что изменилось?

— Не знаю, — пожала плечами Катька. — Просто… ну… я всегда как-то сама.

— Ты и сейчас сама, — я протянула ей предпоследний кусок пиццы. — Если бы ты плохо пела или была на сцене бревном, я бы тебе не предложила пробоваться на роль. Заметь, только пробоваться! Решил все Бонни, а он тебя первый раз видит.

Вот тут Катька покраснела, как заря коммунизма, и потупилась. А я не сразу поняла, что не так-то? Зато когда поняла — заржала. Ну да. Первый раз Бонни ее видел не в Гнесинском зале, а в «Касабланке», когда танцевал стриптиз на столе.

— Катька… ы-ы… — я утерла скупую слезу бумажной салфеточкой. — Ты что, смущаешься? Или думаешь, что Бонни взял тебя на роль поэтому?! Ой, мама…

Катька поежилась и опять отвела взгляд.

— Как-то неловко получилось.

— Да вижу, что неловко, — я вздохнула, доела последний кусочек пиццы и отставила пустую коробку. — Так, Катерина, выкладывай, что именно тебе неловко, о чем сплетничают господа артисты и вообще. Все выкладывай.

Она и выложила. Чутка повздыхала и раскололась.

Я слушала и умилялась. Родная, любимая гнусная тусовка! Бонни был на все сто прав — господа артисты, а с ними педагоги и прочие мимокрокодилы упоенно обсуждали, долго ли лорд Говард будет терпеть мои наглые измены прямо под собственным носом. Ну и, разумеется, какая же я дура, рисковать миллиардами и титулом ради интрижки! А главное, вот так открыто, да лорду Говарду только ленивый не расскажет! То есть не имярек, конечно, ну как вы могли подумать, он/она же не дерьмо какое… Вариант, что я безумно влюблена в Бонни Джеральда, и потому крышу унесло нафиг, тоже рассматривался. С обсасыванием последствий — как я буду плакать и кусать локти, когда Бонни меня бросит, а муж со мной разведется. И что зря я надеюсь этим мюзиклом кого-то задобрить и заткнуть рты, все равно мои потрахушки с Джаральдом выплывут.

— Кать, совсем честно, как на духу. Ты думаешь, твоя роль и Олежека — чтобы вы не сдали нас Ирвину?

Катька отчаянно замотала головой, а потом…

— Все девчонки так думают, даже Алеська. А я никогда! Ты же… если ты его любишь… — она тяжело вздохнула, явно не одобряя измен даже по великой любви, и вообще не понимая, что я не вышла за Бонни, когда у нас такая безумная страсть. — Кто-нибудь все равно доложит.

— Ясен пень, держать язык на привязи это не наш метод, — кивнула я. — Я правда люблю Бонни.

— Это заметно, — хмыкнула Катька, кинув короткий взгляд на сцену, где Бонни вдохновенно трахал мозги Петрову, пока Мина и Ван Хельсинг пели нечто душещипательное. — Но я все равно не понимаю. Они же друзья, Роз. Тебе не жаль, если они из-за тебя рассорятся?

— Не рассорятся. Кать, почитай «Бенито», это лучше, чем объяснять.

— Я почитаю, конечно. Прости, это не мое дело, конечно…

Что там не Катькино дело, я уже не узнала. Потому что на весь зал прозвучало:

— Браво! — и хлопки в ладоши.

Бонни обернулся и просиял:

— Британия!

А потом спрыгнул со сцены и бросился к Кею обниматься.

Катька рядом со мной ойкнула, а я… ну, я могла бы сразу побежать к ним, но мне хотелось сначала посмотреть. И на моих мужчин вместе, и на реакцию зала.

Реакция была что надо. Народ замер, как мыши под веником. Еще бы! До них вдруг дошла простая истина: если лорд Говард сейчас узнает о шашнях жены с другом, плакало финансирование их мюзикла. Денег-то он дать еще не успел, а я точно не дам, если меня сдадут. Упс.

А Британия с Сицилией радостно обнимались, хлопали друг друга по спинам, Сицилия что-то рассказывал с горящими глазами.

Катька рядом со мной тихонько шмыгнула носом. Такая трогательная встреча! А какая сейчас будет трагедия, ведь лорд не дурак и чует напряжение зала-то!

Мне очень хотелось заржать. Трагедия, да уж. Сейчас кто-нибудь прямо со сцены объявит: о, неверная жена, покайся! Ага-ага. И я ка-ак покаюсь! А Кей ка-ак зарядит «молилась ли ты на ночь, Дездемона?». Хотя, конечно, мне жуть как интересно: кто решится стать сукой? Был бы тут Бурцев, поставила бы на него, как на первого обиженного кандидата. Еще может быть Света, которую Бонни подвинул с роли Люси в пользу Катьки. Остальным совсем невыгодно, хотя когда речь идет о возможности сделать гадость, разум люди теряют только так.

Эх, ладно. Что-то я сегодня пессимистка. Может быть, все будут молчать, как партизаны? Сплотят ряды ради своего великого режиссера! Короче, не будем их искушать дольше необходимого.

Я уже встала и сделала шаг к своим мужчинам, когда повисшая в зале подозрительная тишина лопнула, как мыльный пузырь. Этаким дружным обалделым выдохом. Отчего обалделым? Ну, я бы могла предложить три попытки на угадайку, но тут довольно и одной.

Бонни поцеловал Кея. В губы. Наверняка сказал перед этим что-то безумно трогательное, он умеет. И по счастливым глазам Кея заметно, что у него получилось.

Да, и Кей поцеловал Бонни в ответ, очень горячо и совершенно недвусмысленно. Перед ним-то давно не стоит вопрос «ой-ой, что скажут родители».

— Упс, — за моей спиной выдохнула Катька.

А я обернулась и ей подмигнула:

— Я ж говорила, не поссорятся.

И побежала к ним. Мне, может, тоже хочется!

— Наконец-то, я ужасно соскучилась! — вклинилась я в трогательную сцену «не прошло и десяти лет, как Бонни плюнул на дурацкую конспирацию, даешь любовь и дружбу народов».

— Раша! — Кей протянул ко мне руку, Бонни тоже, меня обняли и расцеловали сразу оба…

В общем, трогательная сцена любви народов состоялась. Не знаю, насколько это успокоило брожение умов на тему моего предстоящего развода, но наверняка дало повод для какого-то еще брожения. Мне было плевать. Кей приехал, Кей с нами, и все будет хорошо!

По крайней мере, сегодня.

Потому что завтра — двадцать девятое октября, Бонни ждут на Сицилии. И ему придется самому решить, летит он один или мы летим вместе. Семья мы, в конце концов, или нет.